- В российских следственных изоляторах почти не осталось свободных мест.
- В Самаре слушается дело о фальсификации полицейскими десятков уголовных дел о наркотиках.
- Как по заказу следствия эксперты ищут в текстах терроризм, экстремизм и порнографию.
Видеоверсия программы
УСЛОВИЯ ПЫТОЧНЫЕ
В российских следственных изоляторах почти не осталось свободных мест, сообщает Федеральная служба исполнения наказаний. В Москве наихудшая ситуация в 4-ом следственном изоляторе, известном в народе как "Медведь", где содержится примерно на 600 человек больше, чем допустимо по норме. Заключенные спят на полу или по очереди, многим не хватает матрасов и подушек. Переполнены также изоляторы в Ростовской и Иркутской областях, в Томской области и Алтайском крае – близки к пределу вместимости.
На видеосвязи с нами член Общественной наблюдательной комиссии Москвы Любовь Волкова, в конце августа она посетила московские тюрьмы.
Любовь Волкова: В Москве практически все время, сколько мы ходим, с 2008 года, перелимит, руководство следственных изоляторов постоянно пытается изыскать дополнительные места для новых заключенных. Мы ничему не удивились и в этой ситуации, просто стало значительно больше заключенных, которым не хватает места.
Недавно мы были в СИЗО-4 ("Медведь"), там нам адвокат сказал, что генерал, очень уважаемый человек спал на полу даже без матраса. Мы побежали проверять – матрас ему дали, но подушки не было. Размеры камер такие, что они не могут ставить дополнительные койки. Катастрофически не хватает персонала, сотрудников. Мы ходим по камерам, и чтобы открыть камеру, должно быть два сотрудника, и вот они очень долго ищут друг друга на трех этажах, чтобы найти пару. Заключенные ждут очереди на вывод к врачу по заявлению в течение двух недель. Мы обратились к начальнику медсанчасти в "Бутырке". Он говорит: "Из штата медиков более 20 человек у меня сейчас только 7".
Генерал, очень уважаемый человек спал а камере на полу даже без матраса
Марьяна Торочешникова: На что чаще всего жаловались заключенные?
Любовь Волкова: Мы посещали довольно большие камеры – на 22 человека, при этом переполненность человек на 6. В "Матросской тишине" видели камеру на 8 человек, а содержалось в ней 12. Но на тесноту практически не жалуются. Самое первое, на что жаловались в эти жаркие дни, это на невыносимую духоту. В одной из камер мне стало просто дурно: камера переполнена, дышать абсолютно нечем, вентиляция не работает практически нигде. На окна наварили такие решетки, которые не позволяют пошире открыть окно, оно только чуть приоткрывается, и доступ воздуха минимальный. Это пыточные условия!
Жалуются и на недостаточное медицинское обслуживание. В одной из камер СИЗО-4 нам говорили, что болеют всей камерой, и неизвестно, чем – может быть, это ковид. Они говорят: "Никаких лекарств не дают". Даже самых простых – активированного угля нет, от насморка нет.
Марьяна Торочешникова: Тестируют ли заключенных на COVID?
Любовь Волкова: Нет. Мы даже встречали в одной камере в "Матросской тишине" какие-то кожные высыпания на теле у заключенных, причем у нескольких, то есть они друг друга заражают. Врачи подходят, берут даже какие-то анализы, но ничего не находят. Принимают какие-то полумеры, а докопаться до сути, поставить диагноз, – нет.
В "Бутырке"отвратительное питание. Нам показывали какое-то месиво-варево, какой-то борщ без капусты и морковки: их нет на складе. Там очень много загадочных явлений: куда подевались врачи, сотрудники, продукты?
Марьяна Торочешникова: Почему вдруг такая переполненность?
Камера переполнена, дышать абсолютно нечем, вентиляция не работает практически нигде
Любовь Волкова: Много арестовывают, долго ведут следствие. Мы находили людей, которые три с половиной года находятся в следственном изоляторе, а два года – это элементарно.
Марьяна Торочешникова: По результатам вашего посещения московских СИЗО обращались ли вы с какими-то заявлениями к Московскому управлению ФСИН, для того чтобы они навели порядок?
Любовь Волкова: Мы встречаемся с руководством УФСИН Москвы, говорим об этих проблемах, нам или обещают их решить, или решают. Я часто хожу с Евой Меркачевой, которая является членом Совета по правам человека при президенте и через этот Совет выносит основные проблемы на обсуждение. Но, как видите, решают не все вопросы, и становится тяжелее и тяжелее.
ПОДСУДИМЫЕ СТАЛИ ПОТЕРПЕВШИМИ
В Самаре возобновились слушания по самому, пожалуй, масштабному в России делу против полицейских. Шестерых оперативников и 14 "штатных" понятных обвиняют в подбросе наркотиков, пытках и фальсификации доказательств. Потерпевшими признаны 17 человек, которых – стараниями теперешних подсудимых – приговорили к реальным срокам по антинаркотическим статьям. Большинство из них до сих пор отбывают наказание в колониях.
С нами адвокат Эльдар Гароз, сотрудничающий с Фондом "Общественный вердикт". Почему людей, которые проходят потерпевшими по этому делу, доставили в суд в ножных кандалах?
Эльдар Гароз: Этого мы не знаем. На вопросы адвокатов конвой ответил, что они тоже не знают. Новый приказ, новые правила, а что это такое – неизвестно.
Оперативные сотрудники брали деньги за то, чтобы не привлекать к уголовной ответственности
Марьяна Торочешникова: На какой стадии сейчас находится это судебное разбирательство?
Эльдар Гароз: Это конец судебного следствия. Мы допросили всех потерпевших и подсудимых. В следующее судебное заседание мы должны допросить следователя, который вел расследование по этому уголовному делу, потом будем переходить к прениям. А далее – последнее слово подсудимым. Судебное следствие идет уже практически два года.
Марьяна Торочешникова: Что за это время удалось выяснить суду? Понято ли уже, как вскрылись эти подлоги? Ведь довольно тяжело добиваться возбуждения таких дел против полицейских, да еще о фальсификации доказательств, да еще и сами потерпевшие сейчас отбывают сроки по тем статьям, по которым их привлекали эти недобросовестные следователи.
Эльдар Гароз: Оперативные сотрудники уже достигли такого уровня беспредела, что не просто фальсифицировали, а брали деньги за то, чтобы не привлекать к уголовной ответственности. Одного из задержанных они заставили продать свой автомобиль, чтобы он им заплатил. И вот с этого все началось. Потерпевший продал, отдал им деньги, и они с женой написали заявление в ФСБ. И дальше там уже работали по этому делу, потихоньку начали копать. Я думаю, масштабы гораздо больше, но, видимо, решили ограничиться 17-ю потерпевшими.
Марьяна Торочешникова: Что чаще всего практиковали нынешние подсудимые? Часть из них – это так называемые "штатные понятые", то есть люди, которые постоянно выезжают на обыски вместе с оперативниками и следователями. Они всегда по звонку готовы приехать когда угодно и куда угодно и подписать какой угодно протокол обыска.
Эльдар Гароз: Оперативные сотрудники владели какой-то информацией по поводу наркозависимых лиц, периодически их ловили и предлагали выбор: либо мы тебя оформляем сейчас, ты идешь под суд и получаешь лишение свободы, либо ты работаешь на нас. И практически все нынешние наши подсудимые, которые выступали понятыми и закупщиками, это наркозависимые лица, которых вот так завербовали. Далее эти люди участвовали либо просто приезжали, фотографировались где-то уже с готовыми доказательствами, подписывали документы, протоколы или участвовали в экспериментах, в провокациях, то есть были инициаторами закупки или еще чего-то.
Марьяна Торочешникова: Это делали для повышения уровня раскрываемости, для отчетности, или это был такой бизнес?
Эльдар Гароз: Я думаю, все началось с плана, который необходимо было выполнить. Руководство утверждает, что никакого плана не было, но почти все подсудимые подтвердили, что у них был план – порядка двух-четырех сбытов в неделю, а это крайне сложно сделать, поэтому им приходилось вот так выкручиваться. А далее, как я понимаю, они несколько раз попробовали, а потом вошли во вкус и вымогали деньги.
Марьяна Торочешникова: Когда закончится рассмотрение этого дела в суде, приговоры потерпевших будут пересматривать?
У полицейских был план – два-четыре сбыта в неделю, а это крайне сложно сделать, поэтому им приходилось выкручиваться
Эльдар Гароз: Да. Вопрос только в том, насколько будет политическая воля, чтобы выносить оправдательные приговоры. Почти все они отсидели достаточно большие сроки, некоторые до сих пор сидят – четыре, пять, семь, девять лет. И если их оправдывать, значит, у них возникает право на реабилитацию, и государство должно будет всем им выплатить приличные денежные суммы. И я не исключаю, что по кому-то могут быть оправдательные приговоры, по кому-то – обвинительные, но с переквалификацией: например, со "сбыта" на "хранение", и за отсиженным они, возможно, уйдут.
ЗАНИМАТЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ
Суд в аннексированном Россией Крыму на этой неделе признал законным арест до октября трех крымскотатарских активистов: Рината Алиева, Энвера Кроша и Эдема Бекирова. Они – фигуранты дела Хизб ут-Тахрир аль-Ислами, организации, которую российские власти считают террористической. По аналогичным делам с момента аннексии Крыма проходят сотни активистов. Многие из них уже осуждены: более чем в половине случаев суд принимал решение о лишении их свободы на сроки более 15 лет.
Верховный суд России признал террористической и запретил деятельность Хизб ут-Тахрир в 2003 году. Но в Украине и, соответственно, в Крыму до его аннексии Россией это было вполне легальное образование. Теперь же по обвинениям о причастности к деятельности террористической организации осуждены десятки крымских татар. А всего по делам, связанным с Хизб ут-Тахрир, в России осуждены несколько сотен человек, причем по антитеррористическим статьям. При этом следствие, как правило, даже не пытается предоставить суду свидетельства подготовки обвиняемых к осуществлению терактов или захвату власти, вполне достаточно, оказывается, простой констатации вовлечения их в партийную деятельность: разговаривали не о том, читали "неправильные" книги.
Ллюди садятся в тюрьму только потому, что они примкнули к этой политической исламской организации
Решения о "неправильности" этих книг суды, как правило, принимают с оглядкой на экспертов-лингвистов. С нами член Правозащитного совета Санкт-Петербурга, историк Дмитрий Дубровский.
Дмитрий, как вышло, что организация, которая нигде в Европе не признана террористической, вдруг в России стала террористической?
Дмитрий Дубровский: Нельзя сказать, что это белая и пушистая организация. Они ходят под присмотром. Но то, что за ними абсолютно не водится и чего нет нигде в нормальном судопроизводстве, это доказательства их участия в насильственных преступлениях. Они как раз известны тем, что ИГИЛ даже официально проклял их за раскол дела, потому что Хизб ут-Тахрир выступает за ненасильственное установление Халифата. Но для российского суда это выглядит следующим образом: раз люди стремятся создать Халифат, значит, они стремятся к насильственному изменению существующего строя. К сожалению, люди садятся в тюрьму только потому, что они примкнули к этой политической исламской организации.
Марьяна Торочешникова: Причем даже не обязательно примкнули, они могли просто прочитать литературу, которую издавала эта исламская организация, признанная в России запрещенной.
Дмитрий Дубровский: Из официальных текстов выясняется, что единственным доказательством существования террористической направленности организаций является их осуждение в 2002 году в Баку (мы хорошо понимаем, что такое азербайджанское правосудие) и гипотетическое участие членов Хизб ут-Тахрир, например, в событиях в Таджикистане, в гражданской войне. Но "после" не значит "из-за". То, что бывшие члены этой организации могут участвовать в военных событиях, это может быть, но это не значит, что сама по себе организация призывает к насилию. Она не призывает.
Марьяна Торочешникова: И здесь в игру вступают эксперты. Как это происходит?
Эксперты в России обращаются к текстам, которые, мягко говоря, не являются научными
Дмитрий Дубровский: Поскольку организация в России запрещена, изучать ее никак нельзя, и специалистов-то по ней просто нет. А что делают те, кто считает себя экспертами по российскому насильственному подполью, которое, вообще говоря, существует? Они почему-то объединяют людей, которые действительно замешаны в насильственных действиях и используют ислам, с этой как бы политической партией, которая тоже обсуждает ислам. Но эксперты в России обращаются к текстам, которые, мягко говоря, не являются научными. Последнее, что меня впечатлило: основным "научным" источником является справочник экстремистских организаций, изданный ФСИН! Организация, которая занимается посадкой мусульман, печатает этот справочник, а вторая – Следственный комитет – ссылается на эту книжку как на источник научных знаний о предположительной опасности этой организации. Вот на таком уровне, к сожалению, у нас существует эта экспертиза. Проблема в том, что российский суд почти никогда не ставит эти экспертизы под сомнение.
Одна из бед российской экспертизы – наводящие или формирующие вопросы. Часто эксперт фактически сам определяет, что такое экстремизм, а потом находит его в соответствующем высказывании или в материале. С этим очень давно и безуспешно борется здравая часть российских экспертов и правозащитников. Но если в столицах еще можно как-то с этим работать, то в регионах это практически невозможно. Там довольно общей практикой является то, что (и ЕСПЧ это отметил) эксперту задаются правовые вопросы, а он спокойно на них отвечает, фактически подменяя собою суд.
В большинстве стран мира это вопрос обсуждения. Есть адвокат, есть судья, и есть прокурор. Прокурор должен доказывать, что эти слова, сказанные конкретным человеком в конкретной обстановке, являются опасными, адвокат должен это оспаривать, а судья должен решить, как свобода слова балансирует в данном случае, например, с логикой защиты чувств каких-то граждан, социального покоя и порядка. У нас все это почему-то рухнуло на эксперта. Эксперт приглашается тогда, когда нужно просто оформить виновность того или иного человека в рамках того или иного дела.
Наталья Крюкова по образованию преподаватель младших классов, но она делает все экспертизы: от религиоведения до порнографии
Судьи у нас часто вообще не читают эти экспертизы. Мы в "Диссернете" начали процесс публичного выкладывания сомнительных экспертиз с комментариями, рецензиями, и там есть известные экспертизы с плагиатом, с какими-то кусками из других экспертиз, что выглядит иногда совершенно дико. У нас есть эксперт, совершенно непробиваемая, любимая всей прокуратурой РФ Наталья Крюкова. Она по образованию преподаватель математики младших классов, но она делает все экспертизы: от религиоведения и филологии до порнографии.
Это началось не вчера. У нас в одном месте российский суд заявил, что План Даллеса – это экстремистский текст, он запрещен, а в другом месте тот же российский суд заявил, что План Даллеса – это исторический источник, который подтверждает правоту конкретного судебного решения. Как хотите, так и выкручивайтесь!
