- Кому мешают независимые журналисты и почему невозможно избавиться от ярлыка "иностранного агента".
- Организация Объединенных Наций опубликовала альтернативный доклад о фемициде в России.
ЗАПРЕЩЕННАЯ ПРОФЕССИЯ
Обыски в редакциях, обыски дома, блокировки сайтов и прямой запрет на деятельность в России для некоторых изданий – это действительность, в которой сейчас находится независимая журналистика. "#запрещенная_профессия" – с таким хештегом в социальных сетях журналисты делятся историями о том, как пришли в профессию и что в ней изменилось с того момента.
На видеосвязи с нами – сопредседатель Профсоюза журналистов и работников СМИ Софья Русова и Денис Камалягин, главный редактор издания "Псковская губерния", включенный в список "иностранных агентов". Денису "посчастливилось" попасть в первую "пятерку" тех, кого российские власти называют "физическое лицо, признанное СМИ, выполняющим функции иностранного агента": вот такая сложная и нелогичная словесная конструкция. Денис, как это отражается на вашей профессиональной и повседневной жизни?
Видеоверсия программы
Мы живем по законам некоммерческих организаций, и я должен отчитываться как НКО
Денис Камалягин: Заметно отражается. Это такой диссонанс, когда государство воспринимает тебя как физлицо и как СМИ одновременно, не говоря уже о каких-то рутинных обязанностях: отчитываться о своих доходах и расходах...
Марьяна Торочешникова: А вы вот прямо пишите, что вы купили: сколько хлеба, "борщевой набор", – и все это отправляете в Минюст?
Денис Камалягин: Нет. Минюст не разъяснил, как нужно подавать этот отчет. Мы живем по законам некоммерческих организаций, закон о СМИ соблюдаем только по главе четвертой (распространение). И я должен отчитываться как некоммерческая организация.
Марьяна Торочешникова: Но это же совершенный абсурд – называть человека "некоммерческой организацией" и "юридическим лицом", требовать от него отчетности, как от некоммерческой организации!
Денис Камалягин: Этот закон абсолютно нелогичен. Когда включали слово "физлицо" в статью 6-ю закона о СМИ, никто не думал, что это будет неприменимо на практике. И это действительно неприменимо. Мало того что, по моим подсчетам, это нарушает восемь статей Конституции! Мы взяли на себя функцию омбудсменов "иностранных агентов". У нас сейчас там три "иноагента". Я создал в Пскове фирму под названием "ООО "Как бы "иноагент"", и должен завтра донести документы еще на двух "иностранных агентов". Лев Пономарев и Елизавета Маетная тоже войдут в эту организацию.
Марьяна Торочешникова: За время, прошедшее с декабря 2020 года, когда вас объявили "физлицом – иностранным агентом", вам кто-нибудь объяснил, почему вас включили в этот список?
Денис Камалягин: Минюст прислал свою позицию. Они напихали туда все, что могли. Якобы нашли меня опять в публикации на сайте "Север. Реалии", который входит в состав Радио Свобода. Большая часть из этого, как и финансирование, вообще было еще до вступления закона в силу. И в итоге получается, что по факту его вступления в силу нарушение, которое я совершил, это публикация колонки на "Север. Реалии", и гонорар за нее в размере четырех тысяч рублей.
Марьяна Торочешникова: Если Денис Камалягин стал одним из первых журналистов, которых Минюст внес в свой реестр СМИ-иностранных агентов, где ранее числились только организации, то Софье Русовой посчастливилось публиковаться в "МБХ медиа" и The Insider. В конце июля российские власти признали The Insider "иностранным агентом", а "МБХ медиа" объявили о закрытии после того, как Роскомнадзор заблокировал их сайт.
Это удар и по журналистам, и по редакциям, и просто по обществу
Софья Русова: Практически каждый день приходят какие-то новости о репрессиях в отношении целых редакций и конкретных журналистов. Утром, когда уже был заблокирован сайт "МБХ медиа", я проснулась от огромного количества сообщений героев моих статей: "Что теперь будет? Мы теперь не сможем читать эти материалы? А где их теперь найти?". Это было очень тяжело психологически. Власть, закрывая очередные СМИ, хотела наказать Ходорковского, но наказала огромный пласт общества, который, кроме как на поддержку журналистов, уже почти ни на что не может рассчитывать, потому что институты в России работают очень плохо. И "Открытые медиа" очень быстро набрали огромную аудиторию, и "МБХ медиа", которое занималось различной тематикой и работало в интересах общества, представляя людей и защищая их своими статьями. Это удар и по журналистам, и по редакциям, и просто по обществу.
Наш профсоюз все эти годы выступает за прекращение репрессий, против подавления свободы слова. Но, к сожалению, никакой реакции нет. Я ощущаю, что силовики теперь воспринимают журналистов и СМИ как источник угрозы, как людей, которых не должно быть: "Если мы не можем сменить редакцию, то мы ее закроем".
Сейчас, как никогда, получается поляризация: либо это журналисты, которые работают на государство и получают деньги из бюджета, либо это журналисты, работавшие в независимых редакциях. Больше десяти лет назад в одной редакции мы написали статью о пытках в МВД. Буквально через два дня с нами расторг контракт даже продавец матрасов. А сейчас это происходит еще быстрее.
Для меня, конечно, большой вопрос, понимают ли власти, что они делают, уничтожая и поляризуя журналистов. За десять лет ситуация очень сильно изменилась, теперь практически каждую неделю принимаются репрессивные законы. В Думе немало людей, пришедших в депутаты из журналистской профессии, например Евгений Ревенко. И он всегда принимает участие в обсуждении и лоббировании законопроектов, которые ухудшают работу СМИ в России. Для меня это загадка.
Марьяна Торочешникова: В конце июля Комиссия по правам человека в информационной сфере Совета при президенте России по развитию гражданского общества и правам человека обратилась в Минюст за разъяснениями из-за признания ряда российских журналистов "иностранными агентами". В этом обращении отмечено, что включение журналистов в список "иноагентов" фактически лишает их возможности выполнять свой профессиональный долг как на нынешних местах работы, так и впоследствии в иных изданиях. То есть фактически под угрозой оказываются все журналисты, которые когда-либо публиковались или публикуются в зарубежных изданиях или изданиях с иностранным финансированием.
Денис, а вы, пока судились с Минюстом, поняли, как выйти из списка "иностранных агентов"?
Денис Камалягин: Нет. И наша коллега Ева Меркачева, которая входит в СПЧ при президенте, уже заявила, что процедуры выхода из реестра "иностранных агентов" пока нет. То есть никто не думал о последствиях, все радостно потирали ручонки, когда включили слово "физлицо" в статью 5 федерального закона о СМИ. А как отчитываться? Как выходить? Будут ли меры административными? В каком размере? Для физлиц – небольшие штрафы, для руководителя организации – 100 тысяч, для юрлица – 500. И вот я узнал, что меня воспринимают как юрлицо! Ну, если государство хочет, чтобы я уехал, так пусть скажет прямым текстом, не надо придумывать для этого закон и выглядеть идиотами.
Марьяна Торочешникова: А в чем цель создания реестра "иноагентов" и такого давления на журналистов? Почему просто не обозвать их всех "нежелательными" и не пересажать? Или не дождаться, чтобы они были вынуждены покинуть страну, как руководители издания "Проект", объявленного "нежелательной организацией"?
Каждый день приходят новости о репрессиях в отношении целых редакций и конкретных журналистов
Софья Русова: Инструментарий давления на журналистов очень широк. Это и так называемые статьи о вымогательстве, по которым подверглись преследованию Игорь Рудников, известный журналист в Калининграде, и Александр Валов из Сочи, и много чего другого. Это происходит с теми, чьи материалы действительно могут затрагивать чьи-то интересы на региональном, городском, федеральном или международном уровне, как, например, в ситуации с The Insider. Мария Захарова прекрасно знает, кто такой Роман Доброхотов, негативно комментирует материалы, которые публикует издание.
Я могу только предполагать, что есть определенный план работы по подавлению журналистов. Всех пересажать – получается достаточно скандально, журналистов много. Но запас у них тоже непрочный. Вот я сегодня в футболке в поддержку Ивана Сафронова. Человек попал в жернова ФСБ, и вряд ли его оправдают. У нас нет такой практики, чтобы оправдали человека, обвиняемого в госизмене.
За последние годы появилось много прекрасных изданий, с молодыми редакциями, с высокими профессионалами, не готовыми терпеть цензуру. Но все новое, что вырастает, уничтожается, тем более – то, что имеет какой-то охват либо задевает чьи-то конкретные интересы. Сколько материалов было у "Проекта" про Чечню!.. Кто у нас сейчас готов делать большие материалы про Чечню с доказательной базой в отношении Кадырова? Практически никто. Да, кто-то из "Проекта" уехал, но не все. Кому-то жить дальше с этим клеймом "иноагента". Кто будет их защищать?
Марьяна Торочешникова: Сейчас, во время флешмоба, устроенного журналистами в поддержку своей профессии, практически в каждой публикации есть некоторый пафос профессии: "Люди, очнитесь! Мы же это делаем для вас!". Но люди все равно считают, что журналисты варятся в собственных проблемах. Что, на ваш взгляд, должно произойти, чтобы обычный дядя Петя откуда-нибудь из маленького городка понял, что ему нужны независимые журналисты?
Софья Русова: Люди у нас живут достаточно плохо. И когда у них случается проблема, а государственные институты их не защищают, они приходят в СМИ и только тогда начинают понимать их ценность. Но государство лишает людей даже такой возможности. Когда закрывали НТВ, люди выходили на митинги. А когда закрывали "Эхо Москвы" в Удмуртии, на котором я работала, люди его слушали, но никто не согласился даже выйти на пикет. Мне это было очень больно. Я поняла: людям это, может быть, и не нужно. Но сейчас все это приобретает такой размах, что скоро ты просто не сможешь найти альтернативный источник информации: ну, такая Северная Корея, Венесуэла или Беларусь.
Скоро ты просто не сможешь найти альтернативный источник информации: такая Северная Корея или Венесуэла
И мне хочется всех журналистов обнять, подбодрить, сказать, что, наверное, еще будут времена, когда можно будет работать в классных редакциях, когда не будет цензуры. Но для этого, конечно, должна измениться госполитика – и только тогда журналисты смогут нормально, полноценно работать в интересах общества.
Денис Камалягин: Это только во "Властелине Колец" к королю, на котором висел морок, пришел Гэндальф и снял злые чары. Я думаю, мы не нужны населению, как и оппозиционные политики. Требовать от своего оппозиционного депутата, чтобы он защищал ваши права, вы готовы, а защищать его – нет. Требовать от СМИ, чтобы они писали правду и защищали нас, вы готовы, но защищать СМИ – нет. Вот такое общество. К сожалению, мы пожинаем плоды всей нашей коммунистической истории.
ДУМА НАДУМАЛА
Пока депутаты отдыхают перед выборами в Госдуму, законодательная деятельность приостановилась. Но депутатское дело живет, и чуть ли не еженедельно в силу вступают новые законы и поправки к старым. О том, чего ждать россиянам в августе, расскажет Анастасия Тищенко.
Каждый день в России от рук мужчин погибают по меньшей мере три женщины
ТРИ УБИТЫХ ЖЕНЩИНЫ ЕЖЕДНЕВНО
На днях ООН опубликовала альтернативный доклад о фемициде в России. Фемицид, если совсем упрощать, это убийство мужчинами женщин именно за то, что они – женщины, то есть важен именно мотив – проявление властных отношений и чувства превосходства мужчины над женщиной. Так вот, если верить данным, которые собрали и отправили в профильный комитет ООН участницы независимого проекта "Нет фемициду", каждый день в России от рук мужчин погибают по меньшей мере три женщины.
С нами участница проекта "Нет фемициду" Любава Малышева. Почему вы считаете, что большинство убийств женщин в России – это фемицид, то есть убийства ненависти?
Любава Малышева: Я читаю новости, анализирую их в сводной таблице – и так получается. Объединив данные, мы видим закономерность. Существует Латиноамериканский протокол по фемициду, в нем прописаны критерии: например, когда для убийства была применена избыточная сила, когда одновременно используется несколько способов и так далее. Критериев очень много.
Существует разновидность ксенофобии – мизогиния. Иногда мужчины прямо говорят, что убивают женщин из ненависти. Но иногда мы видим это по косвенным признакам: отношение власти, доминирование гендерных ролей. Например, могут убивать за то, что не приготовила ужин, не убралась, то есть не выполнила то, что должна. Или из ревности. Все мифы о любви, верности, чести тоже относятся к фемициду.
Марьяна Торочешникова: Какая разница, как называть убийство?
Могут убивать за то, что не приготовила ужин, не убралась, или из ревности
Любава Малышева: Тут есть юридическое последствие, то есть то, как к этому относится государство. В странах, где принята парадигма фемицида, за него дают срок, сопоставимый с пожизненным. А в России могут и выпустить, назначив ограничение свободы. Когда мы называем вещи своими именами, общество начинает иначе относиться к явлению. И в странах, где есть это понимание, резко идет на спад число убийств. Без слова "фемицид" приговоры чаще оправдательные.
Марьяна Торочешникова: По состоянию на 11 августа 2021 года жертвами фемицида в России (с начала года) стали 727 женщин. Но в вашей хронике говорится еще и о "незавершенном фемициде", от которого с начала года в России пострадало 1036 женщин. Что это такое?
Любава Малышева: Это только новости, реальное число убийств как минимум в три раза больше. Но я стала считать еще и те нападения, которые не закончились смертью. Картина незавершенного фемицида другая: там другая жертва, очень много девочек, практически всегда изнасилование и совершенно другой преступник, там меньше интимных партнеров, чаще это неизвестный человек, незнакомый до насилия. Тут нужны другие превентивные меры, другие законы, другие государственные программы. А у нас нет никаких.
Марьяна Торочешникова: Вы критикуете тех, кто добивается принятия в России закона о профилактике семейно-бытового насилия. Почему? Ведь это то, что, как считают многие женщины, могло бы им помочь в реальной жизни, если бы государство участвовало в профилактике насилия.
Любава Малышева: Термин "домашнее насилие" исключает, во-первых, половину жертв, а во-вторых, отрицает саму парадигму системных убийств женщин на почве ненависти к ним. Закон должен охватывать все случаи насилия над женщинами, показывать их системность, там должно быть определение фемицида, его критерии и пожизненные сроки. Этих людей нельзя выпускать на свободу: это люди с мачистской социализацией, которая неискоренима, они все равно будут убивать.
Этих людей нельзя выпускать на свободу, они все равно будут убивать
Но вместо того, чтобы заниматься темой фемицида, у нас продвигают беззубый, бесполезный, бесперспективный и несовременный закон, который будет способствовать еще большему фемициду.
ПАМЯТИ СЕРГЕЯ КОВАЛЕВА
9 августа в Москве на 92-м году жизни скончался один из самых известных участников правозащитного движения в СССР, диссидент и политзаключенный Сергей Ковалев. Он провел семь лет в лагерях строгого режима по обвинению в "антисоветской агитации и пропаганде". А после развала Советского Союза стал соавтором российской Конституции. Рассказывает Иван Воронин.
