- В Госдуму внесен законопроект, позволяющий принудительно изымать недвижимость у собственников под предлогом "комплексного развития территорий".
- Апелляционный суд отказался оправдать активиста Константина Котова, отправленного в колонию за участие в "неправильных" митингах и пикетах.
- Почему следователи заинтересовались записями активистки Алены Поповой, которая борется за принятие в России закона о профилактике домашнего насилия.
На этой неделе в Государственную Думу Российской Федерации внесли законопроект о реновации в регионах. Впрочем, само слово "реновация", вызывающее крайнее раздражение у многих москвичей, там не упоминается. Речь идет о поправках к Градостроительному, Жилищному и Земельному кодексам. Они, в частности, позволяют с согласия двух третей собственников недвижимости изымать и сносить любое жилье, не только аварийное, и все это под предлогом "обновления среды жизнедеятельности и создания благоприятных условий проживания граждан".
В студии Радио Свобода – адвокат, известный борец за неприкосновенность права собственности и благоприятных условий жизни Станислав Станкевич.
Станислав Станкевич: В сюжете налицо многочисленные нарушения имущественных прав – того самого права собственности. Но я бы хотел присвоить этому законопроекту другое название и говорить немножко о других аспектах. Я предлагаю назвать его "законопроект о рукотворном апокалипсисе". По дороге в студию я читал интересный материал, где опубликованы сводки за довольно короткий промежуток времени лишь по одному московскому застройщику: сводки пожаров на строящихся объектах. Среди них немалую долю занимают именно объекты по реновации, по реконструкции, то есть новостройки, которые строятся для выселяемых. И меня более всего поразила такая ситуация, хотя она, наверное, типичная: горел негорючий утеплитель на фасаде одного из домов, который как раз для тех, кто собирается переезжать по реновации. Для наших строителей, видимо, проблема (я сужу по своей практике – по качеству новостроек) построить дом качественно. Но для них не проблема отмыть фасад и сделать предпродажную подготовку, и в этот обгорелый дом будут переселяться граждане. Марьяна, вы бы хотели переехать в дом с такой историей, который, еще не будучи введенным в эксплуатацию, уже запомнился горением негорючего утеплителя на фасаде?
Видеоверсия программы
Марьяна Торочешникова: Не хотела бы. Более того, я не хотела бы, чтобы кто-то решил сносить дом, в котором жила моя семья и когда-нибудь, может быть, будут жить мои внуки. И этот законопроект пугает меня как раз возможностью на долгую перспективу испортить жизнь и спокойный сон очень многим людям. Ты сидишь как на вулкане: непонятно, когда к тебе придет очередной застройщик, и окажется, что нужно срочно "обновлять среду жизнедеятельности и создавать благоприятные условия проживания для граждан". Поэтому тех граждан, которые тут уже проживают, куда-нибудь выселят.
Станислав Станкевич: Ваши опасения понятны, но никто вас, боюсь, не спросит. А теперь, с введением "законопроекта о рукотворном апокалипсисе", не спросят не только москвичей, которые подпали под реновацию, но также жителей и собственников в регионах. И это приобретает просто невиданные масштабы. Даже в Москве выпиливали двери, выносили весь скарб в отсутствие собственников и перевозили в новостройку, которая вовсе не была нужна для проживания тем людям, которые судились, не были готовы к переезду, и решение еще даже не вступило в силу. А в регионах, я думаю, это приобретет еще более жесткие формы. Естественно, в первую очередь будут вот так расселяться те кварталы, которые являются наиболее лакомыми для застройки.
В первую очередь будут вот так расселяться те кварталы, которые являются наиболее лакомыми для застройки
Еще одна проблема – качество. Если застройщик коммерческого жилья, которое идет по продаже, хоть как-то еще заинтересован и пытается построить что-то удобоваримое, то по программам переселения ему важно только обеспечить метраж, а город у него примет все, я вас уверяю. Горелый фасад лишь пополняет коллекцию многочисленных домов с падающими лифтами, с несущими конструкциями, треснувшими изначально, еще при постройке, с замороженными домами с плесенью, с фундаментами, разрушенными еще на стадии строительства. Все это ждет нас. И тут поневоле задаешься вопросом: о каком улучшении, о каком изменении среды идет речь, если нынешнее строительство таково?..
Марьяна Торочешникова: Кроме того, насколько я понимаю, еще нарушаются всякие санитарные нормы, все СанПиНы, связанные с уплотнением жилых кварталов. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: если сносят 37 "малоэтажек" и на их месте собираются построить столько же высоток, например, 15-этажных, то сколько же людей будет одновременно находиться в этом микрорайоне!..
Станислав Станкевич: Многие медики называли лифты и подъезды многоквартирных домов одними из основных источников распространения коронавируса. Если вы живете в пятиэтажке и у вас на площадке 3 квартиры, а в подъезде всего 15, и нет лифта, может быть, это не самый красивый, продвинутый и современный дом, но он гораздо безопаснее, чем если у вас на площадке 8 квартир и 20-30 этажей.
Марьяна Торочешникова: Не говоря уже о том, что новые дома строятся, а здравоохранение "оптимизируется", то есть больниц и врачей становится только меньше, а также становится меньше школ и детских садов, и из-за этого возникают суды и очереди.
Но ведь совершенно очевидно, что любая территория должна развиваться, там должны меняться условия жизни, должны расширяться дороги. Допустим, 50 лет назад никто не думал, что столько людей в России смогут позволить себе иметь личный автомобиль, поэтому и дворы проектировались без учета парковок, и дороги были узкие. И, насколько я понимаю, в России уже существуют законы, предполагающие в том случае, когда строится дорога или какой-то объект, которые важны и нужны городу, что дома можно снести, а людям выплатить какие-то разумные компенсации, чтобы все остались довольны. Примерно то же самое несколько лет назад происходило в Южном Бутове, где была деревня, стояли частные дома. Город расширялся, а люди там долго митинговали и спорили, но в итоге как-то договорились: дома снесли, город забрал землю себе, но людям выплатили какие-то компенсации.
Станислав Станкевич: Там речь все-таки шла об изъятии для государственных или муниципальных нужд, и такое изъятие затрагивает сравнительно небольшой процент земель. Здесь же речь идет именно о масштабной программе лишения собственности. И тезис "город должен развиваться" при реализации любой такой программы приобретает поистине уродливые формы. Как раз вместо озелененных кварталов, которые создавались с учетом всех санитарных и прочих ограничений, нам предлагается строить "человейники", где нет естественной вентиляции, и где вирусы проникают в квартиры вместе с искусственно накачанным насосом воздухом. Это дома, которые не освещены надлежащим образом, а освещение – это опять же угроза для вирусов, условие их уничтожения.
Марьяна Торочешникова: Вот вам сейчас этим и надо пугать депутатов на волне коронавируса: не правами собственности, а тем, что все перемрут.
Станислав Станкевич: Я именно об этом и говорю. Кроме того, введение такой программы в обиход хозяйствования по всей стране является тестом на то, остается Россия до сих пор социальным государством или прекращает им быть. Когда из безопасного малоэтажного жилья людей принудительно (а кого-то - по недомыслию) будут сгонять в "высотки", опасные для жизни и недолговечные, о какой социальности может идти речь?!..
Марьяна Торочешникова: А от этого есть спасение? Предположим, этот законопроект примут, он станет законом, все эти поправки внесут в Градостроительный и Жилищный кодексы. Можно ли будет спастись и отстоять свою собственность или, по крайней мере, получить за это равнозначную, достойную компенсацию? По аналогии с тем, что происходит сейчас в Москве с реновацией: можно спастись от реновации?
Станислав Станкевич: Единственное спасение – это массовые протесты, а для этого нужно понимание того, что, заселяясь в эти дома, люди рискуют. Сейчас многие дома строятся по технологии многослойных фасадов, которые при нашем качестве строительства превращаются в скопление грибков, и грибок перекидывается на квартиры. Долговечность дома определяется минимальным сроком существования какого-то из его элементов. И здесь как раз фасады зачастую становятся тем самым недолговечным элементом. Как можно разобрать дом в 30 этажей, чтобы очистить от грибка фасад? Я не вижу способов.
Марьяна Торочешникова: С другой стороны, человеку, который всю свою жизнь прожил в коммунальной квартире или в каком-нибудь бараке, все равно, он хочет дожить свои годы в чем-то более-менее чистеньком, а Собянин показывает по телевидению просторные, светлые квартиры. Конечно, я отдам свою комнату в "коммуналке", лишь бы мне выделили свою собственную квартиру.
Станислав Станкевич: Возможно, для кого-то это является спасением, шансом вырваться из какого-то совсем уж бытового ада, но для большинства, проживающего все-таки не в коммунальных квартирах, это скорее трагедия. И в этих строениях (даже в Москве), уже через пару лет начинают сыпаться фасады, как, допустим, в недавно заселенных домах на проспекте Вернадского. Там уже осыпаются куски фасада, и люди пишут в соцсетях, что боятся ходить мимо этих домов, потому что на голову может что-нибудь свалиться. Тенденция такова, что многим уготовлено опасное для жизни и здоровья жилье. И я не думаю, что программа, которая вводится этим законопроектом так называемого "комплексного развития территорий", в первую очередь коснется обитателей окраин и трущоб в регионах. В первую очередь она коснется как раз наиболее лакомых для застройки кусков. Многие эксперты сходятся на том, что это делается в первую очередь для того, чтобы в условиях сокращения спроса на коммерческое жилье занять застройщиков, строительный сектор. Город должен развиваться. Но в первую очередь у нас развиваются и получают сверхдоходы строительная сфера и те, кто с ней связан.
Марьяна Торочешникова: Насколько велика вероятность того, что этот законопроект все-таки примут? Год назад ровно с такой же идеей выступали инициаторы схожего законопроекта, их тогда жестко раскритиковали, и проект так и не вышел никуда дальше комитета Госдумы.
Станислав Станкевич: Такая вероятность велика. Он не просто внесен, а уже прошел первое чтение в максимально короткие сроки. И учитывая то, что он предложен, в том числе, сенаторами (а не какими-то рядовыми депутатами), я склонен думать, что это блицкриг, что сейчас его будут протаскивать всеми силами.
Марьяна Торочешникова: На ваш взгляд, его лоббируют строительные компании?
Станислав Станкевич: Я думаю, да, то есть шансов, что его не примут, очень мало.
Марьяна Торочешникова: И что же делать?
Не вижу иных путей, кроме массовых протестов, писем, больших скандалов
Станислав Станкевич: Не вижу иных путей, кроме массовых протестов, писем, больших скандалов...
Марьяна Торочешникова: Протестовать нельзя.
Станислав Станкевич: Это не обязательно протесты в форме митингов, можно завалить письмами органы власти, наших гарантов конституционных прав и так далее, потому что социальное государство тает у нас на глазах, а с введением данного законопроекта растает существенный кусок этого айсберга.
Марьяна Торочешникова: Очень мало кто, наверное, рассматривает Россию в нынешнем ее состоянии как социальное государство. А вот что такое собственность, почувствовали многие. И это, конечно, может обеспокоить всех, а особенно людей, бравших кредиты на приобретение жилья, которое у них в любой момент могут обобрать и снести ради обновления среды жизнедеятельности.
Станислав Станкевич: А снести, кстати, очень легко. Если посмотреть правила, по которым сейчас, в первом чтении они собираются принимать решение о так называемом комплексном развитии (а на самом деле об изгнании собственников из их озелененных, обжитых кварталов), то там все просто: голосование двумя третями. Причем не двумя третями собственников, а правила такие же беспардонные, как и на первых этапах реновации: двумя третями квартир, то есть помещений. Если у вас несколько собственников квартиры, то вы можете подраться между собой, и часть голосов просто не будет учтена: одни будут "за", а другие "против". Кстати, это касаетсяи "коммуналок". Может быть, люди специально не захотят принимать в этом участие, считая это заведомо незаконными процедурами, но голоса тех, кто не примет участие, судя по тому, что предлагается теми, кто внес этот законопроект, предполагается учитывать как голосовавшие...
Марьяна Торочешникова: Как голоса "за"?
Станислав Станкевич: Нет, здесь они все-таки соблюдают какой-то демократизм: вы не приняли участие, но ваш голос пропорционально размажут по тем, кто голосовал "за" и "против".
Марьяна Торочешникова: В общем, происходит какая-то страшная история. И очень хочется верить, что в ближайшее время появится какая-то петиция против этого закона, начнутся какие-то активные действия, и люди поймут, что это действительно представляет опасность для собственности, здоровья и благополучия, как сказал нам адвокат Станислав Станкевич.
Второй кассационный суд оставил в силе приговор активисту Константину Котову. Годом ранее его отправили в колонию за участие в мирных протестах. Обвинение считает, что своими пикетами Котов представлял угрозу для граждан. Правозащитники называют Константина Котова политзаключенным.
ПИШЕТ В FACEBOOK И ОСОБО ОПАСНА
А вы знаете, что если долго писать о проблеме домашнего насилия, то все-таки можно привлечь внимание депутатов и сотрудников правоохранительных органов? Не факт, что это поможет немедленно изменить законодательство или правоприменительную практику, но для возбуждения уголовного дела против пишущего может быть достаточно. Известной активистке и соавтору законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия Алене Поповой, например, пригрозили уголовным делом из-за того, что кто-то пожаловался на ее публикации в Facebook депутату Государственной Думы Сергею Веремеенко.
Алена Попова сейчас в студии Радио Свобода, буквально сразу после опроса в Центре "Э". Что хотели узнать от вас сотрудники этого центра? И что вы теперь знаете об обвинениях, подозрениях, которые выдвигаются?
Алена Попова: Я теперь знаю, что мой пост, где указана цифра – 16 миллионов жертв насилия (а не 14 тысяч, мы эту цифру не используем) – возмутил жителя Тверской области. Депутат Сергей Веремеенко отправил в Следственный комитет запрос взять это на особый контроль. Это означает, что все правоохранительные органы должны срочно разбираться с этим делом и в течение короткого времени дать свою оценку моим противоправным действиям.
Марьяна Торочешникова: А не 16 миллионам жертв?
Алена Попова: О защите жертв речь не идет. Речь идет о том, чтобы понять, какую статью Уголовного кодекса можно применить в отношении меня. Изначально житель Тверской области настаивал на 207.1 – это статья (спасибо сенатору Клишасу) о фейках, которые относятся к катастрофам, эпидемиям и никак не относятся к постам о домашнем насилии. Я согласна с жителем Тверской области, что домашнее насилие – это катастрофа и эпидемия, абсолютно точно. Но, к сожалению для жителя Тверской области, эта статья не имеет отношения к домашнему насилию.
Есть еще одна статья. Ко мне все-таки приходил Центр по борьбе с экстремизмом, и не один человек, а два оперативника... Есть 282-я статья: "Возбуждение вражды и ненависти к группе лиц", а дальше идет: по половому признаку, по признаку расы и так далее. Это любимая статья нашего государства по отношению ко всем "несогласным". Поэтому сейчас мы с моим адвокатом Алексеем Паршиным, который тоже является соавтором нашего законопроекта, дали объяснение. И в течение недели, видимо, они будут выносить какое-то решение – возбуждать или не возбуждать дело, а если возбуждать, то по какой статье.
Марьяна Торочешникова: Откуда взялись эти 16 миллионов жертв домашнего насилия? Страшная цифра!
Алена Попова: Вчера я написала обращение к депутату Веремеенко (на которое он вечером уже ответил) с расчетом, откуда эти 16 миллионов 450 тысяч жертв домашнего насилия в год в России. Эти цифры публикует Росстат на своем официальном сайте, в своем информационном буклете в 2011 году (с тех пор таких исследований не проводилось). Мы совершенно официально и легитимно используем эту цифру. Тогда Росстат опросил российских женщин, являются ли они жертвами домашнего насилия всех видов: психологического, сексуального, физического и экономического, и получил такие цифры. Я-то уверена, что у нас этих жертв существенно больше.
Марьяна Торочешникова: А что происходит с законом о профилактике семейно-бытового насилия? Год назад, летом, после решения Европейского суда по правам человека, сначала первого, потом второго, все зашевелились: Матвиенко сказала, что нужно срочно что-то делать, в Думе появились какие-то законопроекты, началось обсуждение. Потом все это немножко стихло на фоне пандемии. Затем все снова возбудились, сказав, что "людей закрыли по домам, сейчас у вас скакнет статистика". Полиция-то вроде сначала и говорила, что, да, много обращений, но потом эти разговоры стихли. Этим летом ЕСПЧ вынес еще одно решение по делу о домашнем насилии в России.
Алена Попова: Валентина Матвиенко, председатель Совета Федерации, в прошлом году таран законопроекта, заявила, что закон нужен, до конца года они собираются предоставить финальную версию. Очевидно, что тема насилия будет стоять на повестке дня, ведь Валентина Ивановна публично заявила, что пришло время феминной политики. И в этом же году она сказала, что Совет Федерации считает тему борьбы с насилием основной темой на 2020 год. Но закон пока никуда не движется. Как всегда, обещают, что начнут его обсуждать, но я думаю, что, скорее всего, в этом созыве он не будет принят. Или, если в этом созыве будет принят кастрированный вариант, то следующие 20 лет нам придется бороться за идеальную версию, для того чтобы жертвы были реально защищены.
Если долго писать о проблеме домашнего насилия, можно привлечь внимание депутатов и сотрудников правоохранительных органов
Марьяна Торочешникова: Почему в последнее время все чаще и чаще можно встретить публикации о домашнем насилии, о сексуальных домогательствах? Это люди заговорили, или насилия действительно стало больше?
Алена Попова: Я думаю, люди действительно начали сообщать про это. Появились такие ролевые модели. Например, Маргарита Грачева, которой муж отрубил руки, написала книгу "Счастлива без рук", и теперь эта книга активно продается, и люди, пережившие домашнее насилие, тоже говорят, ориентируясь на Риту и на других жертв домашнего насилия и домогательств, которые не боятся. Например, Даша Варакина, которая не побоялась в прошлом году заявить о домогательствах со стороны профессора МГУ, действительно повлияла на то, что сейчас в большом количестве вузов Российской Федерации существует потрясающая, просто огромная инициативная группа. И мы каждый день получаем туда сообщения от людей, которые подвергаются сексуальным домогательствам в вузах, в театрах, на киноплощадках, на телевидении, на предприятиях. Даша запустила этот маховик, и ей большое спасибо! Хотя сама она находится под угрозой иска о защите чести, достоинства и деловой репутации – это стандартный иск. Две недели назад Никулинский районный суд Москвы вынес решение против жертвы домашнего насилия. Ее фамилия Живова, ей присудили десять тысяч рублей за то, что она рассказала о домашнем насилии и "нанесла тем самым вред деловой репутации насильника". А насильник – действительно насильник, потому что на него есть официальные протоколы о домашнем насилии. И тут как раз возникает запрос депутата Веремеенко: это прямо какая-то официальная линия!
Марьяна Торочешникова: То есть правоохранительные органы признали некоего члена семьи насильником по отношению к другому члену семьи, к женщине, а она об этом рассказала. И вот тот, кто осуществлял домашнее насилие, пошел в суд с иском о защите чести и достоинства, и суд вынес решение в его пользу?
Алена Попова: Да, это известное дело. Господин Живов работал в "Альфа-Банке", потом "Альфа" его уволила, сообщила о том, что выступает против насилия в семье. Жертва насилия собрала на него протоколы, судебно-медицинскую экспертизу. И он, не дожидаясь решения суда по себе, побежал в суд по ней. В суде, несмотря на все доказательства, которые предоставили Надежда и ее адвокат, судья все-таки оштрафовала жертву насилия на десять тысяч рублей за то, что она рассказала о домашнем насилии, за фразу "нанес побои". Но у тебя есть протокол полиции, где как раз указывается, что нанесли побои! Конечно, это нарушает права жертвы, потому что с точки зрения Конституции и законодательства РФ вы имеете право рассказывать о противоправном деянии, и вас ничто не может ограничить в этом праве.
Марьяна Торочешникова: С другой стороны, та же Конституция РФ содержит положение о презумпции невиновности. Жертва и насильник – кому из них верить: у этого нет доказательств, и у того нет.
Алена Попова: Нет, в деле Живовой доказательства есть. Кроме того, в Кодексе об административных правонарушениях, к которым относятся побои (статья 6.1.1 КоАП), есть презумпция вины. Если вы проехали на красный свет светофора и вам пришел штраф, то вы виновны до тех пор, пока не докажете обратное. То же самое и с побоями: иди и доказывай обратное. Но он же не пошел доказывать, что он не бил, он пошел с другим гражданским иском – о защите чести, достоинства и деловой репутации. Это, конечно, из ряда вон. Я думаю, что апелляция это отменит.
Марьяна Торочешникова: А в остальных историях как?
Алена Попова: Общество не имеет права сразу буллить жертву и говорить: "У нее нет доказательств". Конечно, когда Слуцкий запер в депутатском кабинете Фариду Рустамову и начал гладить ее по лобку, если бы она не вела аудиозапись, то, естественно, ей бы сказали: "Ты чего выдумала, девочка? Депутата на деньги хочешь развести?". Но по законодательству Российской Федерации, если жертва домогательств вдруг достанет сотовый телефон и скажет: "Чувак, я тебя записываю на сотовый телефон", – то ее осудят за негласное получение информации, если он не согласен, чтобы его снимали. А насильник, естественно, на это не согласен, поэтому очевидно, что сядет жертва, а не насильник. И когда мы с Оксаной Пушкиной и с нашими коллегами разрабатывали закон о домогательствах, мы как раз говорили: нужно расширить возможности жертвы собирать доказательства.
Марьяна Торочешникова: Здесь важно пояснить, что закон о домогательствах и закон о профилактике семейно-бытового насилия – это разные законы.
Алена Попова: Да, но оба они касаются насилия. Домогательство тоже есть насилие. И Международная организация труда приняла по этому поводу конвенцию, к которой, кстати не присоединилась единственная страна – Россия.
Марьяна Торочешникова: А почему все-таки в России люди в таких делах, когда слово против слова, чаще готовы поддерживать идею презумпции невиновности обвиняемого, чем жертвы? И сразу начинается то, что зовется "victim blaming", обвинение жертвы: сама виновата, ты его оговорила, что-то показалось...
Алена Попова: В основном насильниками являются мужчины, а они владеют основными ресурсами. Этика меняется, начинают озвучиваться личные границы, а мужчинам это абсолютно не выгодно.
Марьяна Торочешникова: Но часто этим victim blaming занимаются как раз не мужчины, а женщины.
Алена Попова: Это поддержка патриархальных установок. В патриархальном мире считается, что ты должна встать на сторону мужчины и сказать: "Бедненький, несчастненький! Дурная тетка его оговаривает, дура такая, проститутка. Ходит тут и голой задницей машет". Считается, что если в патриархате ты на стороне мужчин, то ты становишься более ресурсной. И я не склонна осуждать тех женщин, которые так делают, потому что понимаю: в патриархальном мире им легче так. И это проблема патриархата в целом, а не этих женщин.
Марьяна Торочешникова: Насколько можно доверять рассказам детей, которые стали жертвами сексуальных домогательств? Это очень болезненная тема, особенно сейчас, в свете приговора, вынесенного историку Юрию Дмитриеву. Ведь дети действительно могут оговорить взрослого.
Алена Попова: Существует миф, что дети в большинстве случаев оговаривают взрослых, потому что взрослые их чем-то обижают, ограничивают и так далее. Есть прекрасный проект Юлии Кулешовой "Тебе поверят". Юля подверглась сексуальному насилию со стороны отчима. И Настя Красильникова, наша коллега, сняла прекрасный фильм про сексуальное насилие в отношении детей. Существует и советская, и российская практика, и психолого-психиатрические, и психолого-педагогические экспертизы, из которых можно понять – ребенок говорит правду или он считает за правду то, что не является правдой. Конечно, есть много разных историй, когда дети не так расценивают действия взрослых. У меня есть коллега, прекрасный адвокат Мария Эйсмонт, которая сейчас защищает Константина Котова, она мне рассказывала о нескольких делах о педофилах, которые не являются педофилами, были ложно осуждены.
Марьяна Торочешникова: По оговору?
Алена Попова: Скорее по мщению со стороны близких лиц, но не ребенка: ребенок здесь, скорее всего, являлся разменной монетой. Но можно ли однозначно не доверять словам детей? Нет, словам детей нужно доверять и очень чутко относиться к тому, что они говорят. Когда я получала второе высшее образование как юрист по уголовным делам, я проходила практику в Следственном комитете, и мы вели дело шестилетнего мальчика, которого убил и изнасиловал отчим. Мальчик рассказывал об этом маме, подавал сигналы. Единственным человеком, который серьезно отнесся к его словам, была подруга мамы, которая сразу же побежала в полицию и начала объяснять, что там что-то не то. Мальчик говорит: "У нас с папой есть секретики, о которых папа сказал не рассказывать". А ей ответили: "Чего вы лезете в чужую семью? Приходили туда – там все нормально". А в итоге у нас труп ребенка.
