- Зарождение работорговли относят еще к незапамятным временам. Древние Египет, Вавилон, Греция и Рим развивали ее как важную и прибыльную отрасль экономики.
- В России до середины XIX века процветало крепостное право, которое сделало крестьянина фактически личной собственностью помещика.
- Торговля людьми, обращенными в рабство, была распространена во всем мире во все времена. Стыдливо практикует ее и современный мир, причем в новых формах.
- В человеческой природе, которая сама по себе не меняется к лучшему на протяжении веков, сохраняется желание торговать и владеть.
- Сейчас в мире в рабском положении находятся, по разным оценкам, от 20 до 36 миллионов человек.
Алексей Юдин: На сегодняшней повестке дня – история о том, как человек стал товаром, как возникла работорговля, когда процветала и почему она не исчезает до сегодняшнего дня.
Корреспондент: Работорговля как социально-экономическое явление уходит корнями в далекие, еще дописьменные времена. Первоначально рабство имело патриархальный характер, и рабы были фактически членами семьи, делившими с хозяевами труд, кров и пищу.
Постепенно, по мере того как количество рабов увеличивалось и возрастала их роль в экономике, отношения рабов и хозяев менялись. В отличие от патриархального, "классическое" рабство использует раба как средство получения прибыли, поэтому резко усиливается эксплуатация рабов и ухудшается их положение.
Древняя Греция и Рим, Месопотамия и Древний Китай были буквально выкормлены и выстроены рабами. По мнению древнегреческих философов и писателей, физический труд был позорным явлением. Так, древнегреческий писатель и философ Марк Теренций Варрон вообще относил рабов к говорящим сельскохозяйственным орудиям (к полуговорящим, по его классификации, относились волы, а к немым – телеги).
В Средние века, в расцвет крепостничества работорговля также идет полным ходом. Изменения происходят в эпоху Просвещения. Все больше людей приходят к выводу, что рабство, а с ним и крепостное право несовместимо с идеалами Вольтера и Руссо. Два полюса – "рабство" и "просвещение" резко отодвигаются друг от друга на большое социальное расстояние, и при этом друг другу "как бы не мешают". В начале XVIII века развивается аболиционизм – движение за отмену рабства и освобождение рабов. Вводятся запреты на ввоз рабов в США и британские колонии. В 1815 году после великих потрясений и наполеоновских войн на Венском конгрессе принята декларация о прекращении работорговли. Но экономически отказаться от труда рабов не представлялось возможным, поэтому рабы продолжали трудиться под жалостливыми и осуждающими взорами прогрессивной части общества.
В России в это время процветает крепостное право, которое сделало крестьянина фактически личной собственностью помещика.
С самого начала существовали прямо противоположные оценки крепостничества как социального явления. С одной стороны, была очевидна его экономическая необходимость, даже поговаривали о положительной воспитательной функции крепостничества. С другой стороны, противники крепостного права обличали его разрушительное моральное и экономическое влияние на жизнь государства. Герцен, к примеру, называл русских крепостных крестьян "белыми рабами". Да и шеф жандармов, граф Бенкендорф, в одном секретном донесении на имя императора Николая I писал: "Во всей России только народ-победитель, русские крестьяне, находятся в состоянии рабства". И до сих пор у исследователей нет однозначной оценки крепостничества в России.
Законодательно рабство было отменено в большей части стран в конце XIX века, но фактически никуда не исчезло.
В современном мире масштабы и формы рабства пугающе широки и глобальны. Поскольку юридического права на рабовладение в настоящее время не существует, то не существует и классического рабовладения как формы собственности и способа общественного производства, и более корректным здесь является термин "принудительный, несвободный труд".
Законодательно рабство было отменено в большей части стран в конце XIX века, но фактически никуда не исчезло
Сегодня исследователями выделены и описаны такие формы современного рабства, как: трудовое, долговое, рабство по контракту, физическое, военное, призывное, пенитенциарное, религиозное, сексуальное. В соответствии с таким подходом, в современном мире в рабском положении находятся, по разным оценкам, от 20 до 36 миллионов человек.
Алексей Юдин: У нас в гостях историк-античник Владимир Никишин и специалист по истории России XVII–XVIII веков Игорь Курукин.
Владимир Никишин: Рабство не всегда было эффективно с экономической точки зрения, но всегда было выгодно рабовладельцам и работорговцам – потому и просуществовало столько веков и существует по сей день.
Алексей Юдин: Каким образом люди становились рабами?
Владимир Никишин: Самый главный источник рабства – это, конечно, захватнические войны. На втором месте я бы поставил пиратство. Дальше до определенного времени существовало долговое рабство, в Греции и в Риме его со временем отменили, но в провинциях оно продолжало существовать. На Востоке это самопродажа: когда человек попадал в какую-то сложную ситуацию, он вынужден был сначала продавать жену и детей, а потом и самого себя. Можно было стать рабом за какие-то преступления, правонарушения.
Алексей Юдин: Раб – это раз и навсегда, пожизненно, или все-таки свобода возможна?
Владимир Никишин: Раб мог получить свободу или выкупиться сам по договоренности с господином. Или господин мог по доброй воле его отпустить. А на Востоке, в той же Вавилонии, мы знаем такие примеры: представьте себе раба, который женат на свободной женщине – закон гарантирует его права, после его смерти жена получает наследство, а дети свободны. Такой, с позволения сказать, раб, который был богаче своего хозяина. Де-юре, конечно, сделки заключались от лица хозяина, но де-факто этот раб был хозяйствующим субъектом и наживал состояние, мог иметь целый торговый дом в своей фиктивной собственности. Он, конечно, мог выкупиться, если договаривался со своим господином. Если в Древней Греции и Риме рабов была приблизительно одна треть населения, а на Востоке вообще было мало рабов, то вольноотпущенников в эпоху империи было огромное множество, и они делали карьеру.
Алексей Юдин: А как смотрели на работорговлю и рабовладение с точки зрения экономики? Были какие-то политические учения? Раздавались ли в античности голоса против, экономически и этически обоснованные?
Владимир Никишин: Если говорить о Греции, то такие голоса раздавались, но очень слабые, и совсем немного (это философы, софисты). Голоса были робкие: вроде бы констатация, что люди рождаются свободными, и как-то нехорошо владеть одному человеку другим. Звучали философские высказывании, но никакого аболиционизма в древности не было. Когда происходит столкновение с варварским миром (я имею в виду греко-персидские войны, V век до нашей эры), тут наступает перелом. Следует философская сентенция на предмет того, что нехорошо использовать труд себе подобных (эллинам – труд эллинов), а хорошо бы использовать на всяких тяжелых работах варваров, потому что они для этого созданы самой природой. Об этом писал Аристотель.
Алексей Юдин: Еще одна интересная античная тема – восстания рабов. Какую цель они ставили, к чему стремились?
Владимир Никишин: Они восставали тогда, когда их припекало. Скажем, в Риме не было рабских восстаний до II века до нашей эры, потому что этим рабам жилось неплохо. Было патриархальное рабство, они жили как члены семьи и неплохо себя чувствовали. Рачительный хозяин берег собственность, за которую заплатил приличные деньги. Но когда после всех этих великих завоеваний наступило классическое рабство, когда потоки рабов (десятки, даже сотни тысяч) хлынули в Италию, тогда отношение к рабам резко изменилось в худшую сторону, и начались рабские восстания. Последняя треть II века до нашей эры – первое сицилийское восстание, второе сицилийское восстание, и наконец, в I веке до нашей эры следует движение Спартака.
Алексей Юдин: Следующий поворот темы рабства – в комментарии старшего научного сотрудника Центра африканских исследований Института востоковедения РАН Николая Щербакова.
Николай Щербаков: Благодаря развитию научно-технического прогресса произошла фантастическая по глубине и масштабу революция, которую мы часто ассоциируем с эпохой великих географических открытий. С одной стороны, пределы мира расширились, а с другой стороны, он стал очень маленьким и достижимым. И из-за этого, из-за появления новых миров, Нового света и так далее, бесконечных Индий, одних, других, настоящих и мнимых, у европейских стран, появилась возможность и желание осваивать эти пространства, а для этого возникла необходимость в соответствующих свободных руках. Как только эта потребность стала реальной, рухнули любые препятствия, и начала налаживаться работорговля.
Рабы могли называться по-разному, у них был разный статус, но по сути это были люди, находившиеся в рабском положении. Это была исчерпаемая группа, ее необходимо было все время подновлять. В целом ряде стран занимались разведением рабов, тем не менее, этого не хватало для того, чтобы восполнять потери, а с другой стороны, потребности экономики росли, и нужно было больше таких рук. Работорговля давала возможность восполнять эту потребность. Только черных рабов через Атлантику в Новый свет было перемещено не менее 12 миллионов человек, а людские потери, сопряженные с работорговлей, в разных контекстах составили уж точно не меньше 80 миллионов человек.
Шла не только трансатлантическая работорговля в Новый свет, еще гораздо раньше она осуществлялась с того же африканского континента, в основном с восточного и южного побережья через Индийский океан в страны Ближнего и Среднего Востока, в какой-то степени – Южной Азии. Из Ливерпульской гавани каждые три дня уходил корабль для того, чтобы заниматься работорговлей (а это только один, наиболее известный порт).
Алексей Юдин: Изменился ли взгляд на рабство и работорговлю с приходом христианства?
Владимир Никишин: Не будем забывать о том, что санкцию на работорговлю дал Ватикан. Папа Римский Николай V, гуманист, основатель ватиканской библиотеки, своей буллой в 1452 году благословил португальцев торговать рабами. Христианская церковь освятила работорговлю.
Алексей Юдин: Развитие работорговли приходит в Средние века без перерыва, но при этом уже есть крестьяне, и крепостные, и вольные.
Игорь Курукин: Наверное, есть интеллектуалы, которые решают эти вопросы, а есть простые ребята, которые где-то во время усобиц нахватали каких-то мужиков. Обычно в эпоху, которую мы называем Древней Русью, рабы – большей частью женщины и дети. Вы их радостно продаете по знаменитому торговому пути по Волге, по Днепру, и совершенно не важно, крещены вы или не крещены. Крещение для той эпохи – совершенно условное явление. Люди не переродились.
Не будем забывать о том, что санкцию на работорговлю дал Ватикан. Христианская церковь освятила работорговлю
Владимир Никишин: Торговля людьми была обыденным явлением. Церковь не осуждала и никак не препятствовала этому явлению, просто рекомендовала не убивать сразу.
Игорь Курукин: Это ваша законная собственность: сходили с князем в поход, привели двух девок – какие проблемы?
Алексей Юдин: Приходит новая эпоха, и начинают раздаваться голоса за отмену рабства. Каковы были аргументы?
Владимир Никишин: Мораль, этика – в частности, христианская мораль. Все-таки век Просвещения... Это все началось в Англии. Англичане активно занимались работорговлей, еще в XVII веке парламент разрешил частным лицам этим заниматься, а до тех пор была королевская монополия на торговлю рабами. В XVII веке очень активно торговали англичане, голландцы, португальцы. Но именно в Англии появляются первые сторонники отмены рабства. В 1807 году парламент принял билль о запрете работорговли, еще немного – и в 1833 году Англия в своих колониях отменила рабство. В 1848 году рабство законодательно отменяется во Франции. А дальше, в конце 80-х годов XIX века оно благополучно отменяется в целом ряде стран, вплоть до Бразилии.
Использование рабского труда и торговля рабами доказали свою чисто экономическую эффективность: это была сверхвыгодная сфера экономической деятельности. Это все процветало и приносило колоссальные прибыли до 1865 года, до отмены рабства в Соединенных Штатах.
Игорь Курукин: Бизнес тяжелый, рискованный: рабов надо довезти, их надо кормить, – но в Х веке это приносило до тысячи процентов прибыли.
Владимир Никишин: А в XIX веке – и все полторы тысячи процентов.
Алексей Юдин: Сверхприбыли от работорговли и рабовладения сохраняются и в XIX веке, когда произошла отмена?
Владимир Никишин: Отмена произошла, но работорговля не прекратилась. Контрабанда процветала и, кстати, процветает по сей день.
Алексей Юдин: Послушаем комментарий Веры Грачевой, эксперта по противодействию торговле людьми из движения "Альтернатива".
Вера Грачева: Это присутствует везде, где есть потребность в дешевом и социально незащищенном труде. У нас очень усеченное определение торговли людьми, оно заметно отличается от международно принятого, под которым мы тоже подписались, но очень многие элементы из него выпали. Не хватает правовой базы для защиты интересов жертвы. Вообще, самого термина "жертва" в российском законодательстве нет, есть термин "потерпевший", но этот статус дает либо судья, либо следователь, а до этого момента еще надо дойти. Нет приютов, нет очень многого, потому что нет отношения к этой проблеме как к чрезвычайно распространенной. Нет этого "фас" с самого верха, в соответствии с которым все начали бы шевелиться. У нас есть для этого все социально-экономические причины, есть колоссальная бедность населения, проблема трудоустройства молодежи, проблема детских домов, проблема миграции, проблема терроризма. Террористы тоже покупают и вербуют жертв, тоже эксплуатируют их теми же самыми способами.
Алексей Юдин: С точки зрения историка, правильно ли смотреть на крепостное право как на своего рода рабство, или это несколько другое явление?
Игорь Курукин: В школьных учебниках написано, как это плохо. Но люди той эпохи, допустим, Михаил Сперанский, утверждали, что у нас нет никакого рабства, а есть законное крепостное состояние: раз оно определено законом, то это уже не рабство. Крепостной человек является, прежде всего, подданным государя, поскольку он платит налоги и служит в армии – какой же он раб? Да, крепостной обязан работать на барина, барин может его и наказать, но барин обязан о нем заботиться – это взаимная обязанность. Барин платит за тебя налоги, если ты не в состоянии, барин обязан предоставлять тебе помощь в случае неурожая, и все это прописано в законе, так что это не рабство.
Владимир Никишин: Конечно, крепостной не был рабом, во всяком случае, де-юре. А все эти оценки крепостного права как рабства применительно к XIX веку – это все, конечно, лирика, это неправовые оценки. Крепостной жил несравненно лучше, чем среднестатистический раб в античности. Крепостные могли быть отпущены куда-нибудь на заработки, могли составить себе состояние, управлять целыми фабриками, из них потом выходили купцы, когда им давали вольную. Были разные экзотические случаи, например, известнейший художник Василий Тропинин, который до 40 лет никак не мог получить вольную от своего господина, хотя пол-Москвы стояло в очереди у него портретироваться.
Алексей Юдин: Есть такая замечательная книжка "Записки сельского священника", довольно известный источник 80-х годов XIX века. Он пишет: "Многие господа смотрели на своих холопов, как на скотину, как на собаку, нет, даже хуже, чем на собаку. Мой короткий знакомый, помещик, с которым я рос и играл, звал лакея Барбосом. Свистнет, бывало, и закричит: "Барбос!" – и человек является. Всем также известно, что псари на одну собаку меняли сотни людей".
Владимир Никишин: Дворовые люди находились на особом положении. А ведь до времен Петра I были еще холопы, а холопы – это практически рабы. В Древней Руси были такие дремучие времена, когда господин мог убить холопа.
Алексей Юдин: В 1861 году крепостное право было отменено – что произошло в социальном, культурном, политическом плане? Это воспринималось как избавление от некоего рабского состояния?
Игорь Курукин: В XIX веке немножечко меняется моральный климат, когда появляется понятие о том, что есть граждане, которые равны перед законом. В середине XVII века вы сказали бы русскому помещику: "Как это нехорошо!" – он вас просто не понял бы. Не было такой проблемы.
Владимир Никишин: Они как раз в 1760 году получили право ссылать крестьян в Сибирь.
Игорь Курукин: В Сибири вы становились государственным человеком и вольным. Это был еще инструмент заселения Сибири. Вам не нравится некий буйный мужик – вы сдаете его государству, и государство отправляет его буйствовать в Сибирь. Но буйствовать там он будет уже не крепостным.
Владимир Никишин: Кстати, крепостные какое-то время имели право жаловаться государю.
Алексей Юдин: Я знаю, что крепостных крестьян продавали в рекруты.
Игорь Курукин: Вы богатый купец, вы не хотите отдавать своего любимого сына в рекруты на всю жизнь, поэтому вам предоставлено право, допустим, найти охотника или купить человека, которого вы сдаете. Купец может заплатить деньги вместо рекрута: сначала это было 100 рублей, потом дороже.
Владимир Никишин: Век просвещения – конечно, была какая-то либерализация. При Александре I запретили печатать в прессе объявления о продаже людей, запрещено было продавать крестьян отдельно от земли, разрушать семьи и так далее.
Игорь Курукин: В знаменитом павловском указе 1797 года было написано, что крепостных крестьян нельзя заставлять работать по воскресеньям. Государство впервые начинает непосредственно вмешиваться в отношения между помещиком и крепостным.
Владимир Никишин: Просто не было другого выхода с экономической точки зрения. В России к началу XIX века крепостное право экономически было совершенно неэффективно и действительно превратилось в тормоз на пути развития капитализма.
Алексей Юдин: Так или иначе, русская культура помнит крепостное право, как нечто постыдное и унизительное для человеческого достоинства. Вячеслав Всеволодович Иванов, известный лингвист, филолог, философ, писал: "Наше рабство не может быть объяснено только биологически, генетически. К примеру, мой прапрадед был крепостным Нижегородской области. Видите, как близко мы находимся к этому времени, проклятому времени рабства". Вот эта близость, на ваш взгляд, сейчас как-то ощущается?
Игорь Курукин: Слишком много событий было в ХХ столетии, чтобы это воспринималось непосредственно. Колхозы, беспаспортное существование – это да.
Владимир Никишин: Эта система возродилась в ХХ веке, только на государственном уровне – в виде колхозов, ГУЛАГа и прочего, то есть эта проблема не изжита.
Русская культура помнит крепостное право как нечто постыдное и унизительное для человеческого достоинства
Алексей Юдин: Кстати, колхоз, ГУЛАГ – что это такое, с точки зрения античника?
Владимир Никишин: Римские рабовладельцы – просто гуманисты по сравнению с теми деятелями, которые создавали в 30-е годы это ужасное тоталитарное государство, этот Левиафан. Когда в середине XIX века на самом высоком государственном уровне произошло осознание того, что крепостное право превратилось в пороховой погреб под государством, тогда действительно созрели условия для реформы сверху. Александр II, убежденный консерватор, который вынужден был начать великие реформы, совершил, конечно, великое дело, когда освободил народ. Впрочем, по этому поводу очень хорошо сказал Некрасов: "Народ освобожден, но счастлив ли народ?" Несмотря на то, что крестьяне стали гражданами, то есть получили права свободных людей, их разрешено было сечь. Вплоть до революции 1905-1907 годов крестьян пороли на совершенно законном основании.
Игорь Курукин: Только не по воле барина, а по решению волостного крестьянского суда.
Владимир Никишин: Слишком мало сменилось непоротых поколений с тех пор, как крепостное право вроде бы кануло в лету. Конечно, это все актуально, это остается у нас в памяти. Государство пороло, пороло и пороло своих граждан. Это символично. Надо изживать проклятое наследство.
Алексей Юдин: Итак, в XIX веке произошел некий нравственный перелом – это было связано со многими процессами, с веком просвещения…
Игорь Курукин: Давайте чуть-чуть аккуратнее, иначе получается, что все были согласны отменять крепостное право. Это не так. В 1858 году открываются губернские комитеты, где обсуждаются будущие реформы; кстати, там говорят не о реформе, а об улучшении быта крепостных крестьян. Там идут споры, люди чуть ли не на дуэль друг друга вызывают. Это было совсем не просто.
Алексей Юдин: Но при этом начинает все отчетливее и отчетливее звучать некий нравственный камертон. Я нахожу источник этого звука где-то во время Французской революции. Виктор Гюго в "Девяносто третьем годе" пишет следующее: "Конвент провозгласил аксиому: свобода одного гражданина кончается там, где начинается свобода другого". Вот на этой ноте мы и воспитаны, вот это современная культура – убеждение, что моя свобода имеет границы.
Владимир Никишин: Эта нота прозвучала еще раньше, за 30 лет до революции. Трактат Руссо "Об общественном договоре" 1762 год начинается так: "Человек рожден свободным, а между тем повсюду он в оковах".
Алексей Юдин: Как мы видим, свобода в истории каким-то образом сопряжена с рабством. Понимая, что такое рабство, мы начинаем осознавать свободу. Торговля живым товаром, увы, не прекращается, но камертон в нас звучит.
Владимир Никишин: Понятно, что нехорошо торговать людьми, работорговля достойна всяческого осуждения. Здесь просто много разных аспектов. Мы сегодня затронули моральные и экономические аспекты. На самом деле это очень сложная проблема, и в каждом конкретном случае применительно к тому или иному историческому времени, к той или иной стране надо смотреть, что конкретно привело к расцвету работорговли и применения рабства именно здесь, были ли альтернативы.
Мы говорили о крепостном состоянии. Петр I отменил холопство, даже рекомендовал не торговать душами, но при этом он дарил прусскому королю своих подданных в качестве солдат: знаменитую роту великанов. К сожалению, в человеческой природе, которая сама по себе, видимо, совершенно не меняется к лучшему на протяжении веков, сохраняются эти пагубные интенции, желание торговать и владеть.
Игорь Курукин: Если бы мы с вами говорили в середине XVIII века, нас бы не очень поняли. Да, конечно, если вы у меня крепостной, вы душа христианская – естественно, я должен обращаться с вами по-христиански. Но с другой стороны, вы – немножко брат меньший. Вы сейчас находитесь под моей отеческой властью, а если я выпущу вас из-под отеческой власти, то вы пойдете в кабак и напьетесь, как скотина. Вам понравится, вы начнете туда ходить постоянно, перестанете землепашествовать, ваша семья пойдет по миру. Как можно дать вам свободу? Люди той эпохи именно так и думали.
Владимир Никишин: Вспомните Радищева: "Звери алчные, пиявицы ненасытные, что мы крестьянину оставляем? То, чего отнять не можем: воздух". Голоса раздавались и там, и здесь, но, к сожалению, это были одинокие голоса.
Игорь Курукин: Проблема не в том, что одинокие: до определенной эпохи они просто не воспринимались.
Владимир Никишин: Так же, как и в античности. Привычка торговать людьми вошла в плоть и в кровь – это была повседневность. Ни для кого из древних греков и римлян это не было чем-то необычным и невероятным. К этому привыкли – вот в чем весь ужас.
Алексей Юдин: Привыкаем – и в этом весь ужас, и нужно постоянно слышать эти голоса, потому что рабство было, есть и, увы, будет.
Владимир Никишин: А за свободу надо бороться.
Алексей Юдин: Что мы и делаем.
