Виталий Портников: Мы продолжаем цикл программ к столетию украинской государственности. Эта программа посвящена гетманату Скоропадского, но вначале сюжет моего коллеги Владимира Ивахненко.
Владимира Ивахненко: В 1917–1920 годах земельный вопрос находился в центре внимания политиков и населения Украины, подавляющее большинство которого составляло безземельное и малоземельное крестьянство. В ноябре 1917-го в Киеве объявили о создании УНР – Украинской Народной Республики. Ее Центральную Раду возглавил историк Михаил Грушевский. Одной из причин падения УНР периода Грушевского ученые называют неспособность власти провести действенные реформы и решить земельный вопрос.
29 апреля 1918 года на Всеукраинском съезде хлеборобов в Киеве его делегаты потребовали восстановить гетманщину, украинскую историческую форму правления. Гетманом избрали Павла Скоропадского, выходца из старой казацкой семьи, бывшего генерала русской армии и бывшего командира одного из боевых подразделений УНР.
Правительство Скоропадского поставило задачу провести масштабную земельную реформу. Сильный средний класс и зажиточное крестьянство должны были получить права собственности на землю с помощью государства путем парцелляции (дробления земли) за счет выкупа из госбюджета. Для этого планировалось учредить Государственный земельный банк, который должен был обеспечить крестьян выгодными кредитами и помочь им в приобретении земли. Проект земельной реформы предусматривал принудительный выкуп государством всех крупных земельных поместий, которые должны были быть разделены между крестьянами с помощью Государственного земельного банка в размере не более 25 десятин на одно хозяйство. Однако Украинская держава Скоропадского под протекторатом Германии просуществовала лишь семь с половиной месяцев. В результате восстания под руководством Директории УНР Скоропадский был свергнут.
Правительство Скоропадского поставило задачу провести масштабную земельную реформу
Директория, высший орган государственной власти УНР, также пыталась решить аграрную проблему и привлечь на свою сторону крестьян. Однако новая власть балансировала между экономической целесообразностью и популизмом, и в итоге земельное законодательство не смогло консолидировать крестьянство вокруг УНР. Это, как признают современные историки, было одной из главных причин поражения украинской национальной революции.
Виталий Портников: Гость нашего эфира – журналист и историк Дмитрий Шурхало. Сегодня мы говорим о гетманате, о ситуации, когда Украиной руководила администрация Павла Скоропадского. Тут опять возникает вопрос, который так угнездился в исторических учебниках, в восприятии людей, даже в драматургии (если говорить о Михаиле Булгакове), – о том, что это была не украинская, а оккупационная администрация, державшаяся на немецких штыках. Если бы не поддержка тогдашнего руководства Германии, то никакого Скоропадского и не было бы, как и вообще этой эпохи в истории украинской государственности.
Дмитрий Шурхало: Действительно, следует признать, что немцы помогли генералу Скоропадскому стать гетманом. Очевидно, без немецкой санкции не произошел бы этот переворот, в результате которого он пришел к власти. Собственно, если говорить о той ситуации, то важно одно слово – "земля". Гетманат был спровоцирован земельным вопросом. Появление гетмана и уход его от власти – это тоже результат того, что он не смог найти ответ на земельный, аграрный вопрос.
В начале 1918 года начался массовый передел земли. В то время более 80% населения Украины составляли крестьяне, и значительная их часть были безземельными или малоземельными. Начавшийся передел земли санкционировала Центральная Рада, а с другой стороны этот же передел санкционировали большевики – шло два направления по переделу земли. В результате передела земля была социализирована, она перешла в ведение сельских громад, общины делили эту землю.
Когда пришли немцы, они очень рассчитывали получить хлеб с Украины. Германия вела Первую мировую войну, страна была истощена этой войной. Немцы понимали, что в условиях земельного передела они не смогут получить необходимое количество зерна, ведь когда делится земля, многие не сеют и не пашут. Характерно, что первым указом фельдмаршала Эйхгорна, который вмешивался во внутренние дела Украины, был указ, который регламентировал землепользование и порядок засева полей. Немцы старались найти общий язык с Центральной Радой, чтобы ввести земельную реформу в умеренные рамки. Они предлагали оставить бывшим землевладельцам какую-то часть земли: пусть крестьяне получают землю не просто так, а выкупают. Это обсуждалось на уровне правительства и руководства Центральной Рады, и Рада на это не пошла.
Гетман, который сам был землевладельцем, пошел на то, чтобы упорядочить земельную сферу. Но он тоже не прислушался к немецким советам, отыграл все до той ситуации, какая была на 1917 год. Он показал: в условиях, когда немцы хотели получить максимум зерна, промедление с земельной реформой привело к тому, что гетманат был очень непопулярен среди украинских крестьян. Лишившись немецкой поддержки, гетман столкнулся с мощным восстанием, которое началось как восстание директорий, но было поддержано крестьянскими массами, положившими конец гетманскому режиму.
Гетманский режим – это было большое окно возможностей, которым не воспользовались. Эта тематика интересна и сейчас. Был большой потенциал, который в результате не использовали. Это такая история ошибок. Но на истории ошибок учиться гораздо более познавательно и продуктивно, чем на истории успеха. Гетманат – большой потенциальный проект, который потерпел крах.
Виталий Портников: Не если бы гетман не сделал своих ошибок, возможно, его все равно свергли бы, потому что не было поддержки немцев и никакой базы, на которую он мог бы опираться?
Дмитрий Шурхало: Осенью 1918 года стало понятно, что немцы скоро уйдут – кстати, еще летом того же года было далеко не очевидно, что немцы проигрывают, в Британии всерьез планировали войну на 1919 год. Такое быстрое поражение немцев для многих стало неожиданностью. У гетмана было два пути: или созвать парламент, или пойти на федерацию с небольшевистской Россией. Он колебался между этими двумя путями и выбрал путь – пойти на федерацию с небольшевистской Россией, которой не было. Этот путь оказался неудачным.
В окружении гетмана всегда было два крыла – малороссийское (пророссийское) и собственно украинское, которые конкурировали между собой за влияние на гетмана, причем пророссийское крыло часто пыталось воздействовать на него через его жену Александру, и нередко это получалось. Для многих трагедия гетманата в том, что гетман с самого начала, как только захватил власть, предлагал сотрудничество украинским правым или умеренно центристским партиям. Но они не пошли на сотрудничество с ним в силу того, что гетманат пришел к власти не демократическим путем, а путем государственного переворота (и многие потом об этом жалели). Некоторые соратники гетмана уже в эмиграции говорили: у вас же была возможность сделать эту власть более украинской, вы сами не захотели сотрудничать с гетманом. Поэтому гетман в значительной мере вынужден был просто опираться на новороссийские, лояльные России круги.
Виталий Портников: Вы говорите, что большинство населения Украины было сельским, но это, по сути, создает почву для того, чтобы расцветали социалистические идеи в условиях, когда не решен земельный вопрос. Какой гетман может демократическим путем добиться успеха в такой стране?
Дмитрий Шурхало: Когда сослуживец гетмана Скоропадского генерал Врангель летом 1920 года контролировал не только Крым, но и северную Таврию, он показал, что земельную реформу можно провести быстро и эффективно. Крестьяне не стали все сразу врангелевцами, когда Врангель объявил мобилизацию, в армию удалось собрать чуть более 2% людей от того, что планировалось. Но крестьяне были спокойны, лояльны, не поднимали против него восстаний (а того же Деникина, как известно, погубили крестьянские восстания). Врангелевский тыл был достаточно спокойным.
Для Скоропадского главной проблемой был земельный вопрос, о котором ему все время говорили те же немцы: самая большая проблема режима в том, что много карликовых крестьянских хозяйств, и есть большущие латифундии, – этот перекос нужно поменять. Эту проблему решали медленно. Скоропадский готов был идти к этому, но революционное время требует революционных методов, а его реформа была рассчитана на несколько лет: сначала банк выкупит землю у помещиков, потом крестьяне смогут покупать ее у государственного земельного банка. Крестьяне только вошли во вкус, думали, как поделить землю. Хотя тогда, в начале 1918 года они тоже понимали: крестьянин получает от помещика большой кусок земли, но он безземельный, у него нет инвентаря, нет лошади, чтобы вспахать землю, нет запасов зерна, чтобы ее засеять, нет посевного фонда. Крестьяне тоже понимали, что надо комплексно решать этот вопрос, мало просто получить землю.
В окружении гетмана всегда было два крыла, малороссийское и собственно украинское, которые конкурировали между собой за влияние на гетмана
В тех условиях, когда отменили все, отыграли ситуацию 1917 года, верх взяли радикальные силы. В Украине этим процессом заправляли эсеры, которые говорили, что надо свергнуть гетмана и снова все поделить.
Виталий Портников: Можно сказать, что у большевиков, у Махно, у Петлюры, у Винниченко, руководителя Украинской народной республики, был примерно тождественный взгляд на земельный вопрос, или все-таки нет?
Дмитрий Шурхало: Эти взгляды во многом действительно совпадали, например, в том, что землю нужно переделить между крестьянами без выкупа предыдущим владельцем.
Виталий Портников: Скоропадский и его силы поддержки были практически в одиночестве против большой и разноликой революционной социалистической массы?
Дмитрий Шурхало: Он не нашел твердой опоры. Его привели к власти землевладельцы, он был избран на хлеборобском конгрессе – это такая вывеска, за которой прятались землевладельцы. Политикой Центральной Рады были недовольны даже те, кто имел в собственности относительно небольшие участки земли: им не нравилось, что земля социализируется, переходит под контроль общин. Даже с этими землевладельцами у него в итоге не выстроились отношения. Землевладельцы были и крупные, и мелкие, и когда был снят самый острый вопрос о социализации земли, крупные землевладельцы думали, что все останется, как есть, не надо ничего менять, а мелкие, которые сталкивались непосредственно с крестьянами, понимали, что тянуть нельзя. Они сами говорили: давайте скорее проводить реформу, ведь иначе крестьяне начинают бунтовать.
Немцы, пребывая в 1918 году в Украине, говорили, что ведут борьбу за хлеб. Они потеряли около 20 тысяч человек, называли это "хлебной войной": постоянно происходили крестьянские восстания, возмущения. А у большевиков была такая иезуитская политика: они, с одной стороны, подстрекали восстания, поддерживали их и организационно, и финансово, а с другой стороны, сами испытывали большие проблемы.
Виталий Портников: Есть же еще важный вопрос идентичности. Вся украинская государственность всегда начинается с попытки ответить на этот вопрос: это было и в 1918 году, и в 1991-м, и в 2014-м: все время происходит то же самое. Скоропадский, человек, который служил при императорском дворе, был блестящим офицером в свите Николая II, понимал, что такое украинская идентичность, у него был ответ на этот вопрос?
Дмитрий Шурхало: У него очень сложно происходило становление его собственной идентичности. Он с самого начала говорил, что идентифицировал себя как малоросса знатного происхождения. То есть он знал, что его предок… Не прямой предок – это одна из линий восходила к гетману Ивану Скоропадскому, бывшему Стародубскому полковнику, который стал гетманом после того, как Мазепа пошел на союз со шведами. Кстати, он считал ненормальным то, что до тех пор в Русской православной церкви сохранялась анафема Мазепе. Потом, когда началась революция 1917 года, он писал в письме к жене: "Наверное, я сделаюсь украинцем".
Кстати, его товарищи по службе, поляки, сказали: ты бы мог хорошо зайти в украинскую политику, у тебя хорошее происхождение. Но с лидерами украинского политикума того времени он плохо находил общий язык. Они были людьми из совершенно разных общественных групп, их становление происходило по-разному. Эти украинские политики считали, что Скоропадский, может быть, и украинец, но он неправильный украинец.
Есть интересный пассаж в воспоминаниях Скоропадского: он пишет, что его премьер-министр Федор Лизогуб, несмотря на то, что он возглавлял Полтавское земство, как-то совершенно просмотрел украинский вопрос, плохо в нем ориентировался. "Я ему говорил: "Федор Андреевич, вам тут надо разобраться по украинскому вопросу". Лизогуб отвечал: "Помилуйте, мой предок – полковник Лизогуб (соратник Мазепы), а это что за господа, почему они мне будут объяснять украинский вопрос? Это я им объясню украинский вопрос". И все-таки Лизогуб не разобрался в украинском вопросе. Были такие интересные, по-своему комические, но и трагические результаты, украинцы делили друг друга на "правильных" и "неправильных".
Виталий Портников: Скоропадский и Лизогуб были из хороших семей, из аристократических родов, русифицированных (и были еще полонизированные аристократические роды), а украинскую идею тогда защищали совершенно простые люди или из среднего слоя интеллигенции, или из крестьянства, и все они были не знатного происхождения – Грушевский, Петлюра, Винниченко, Ефремов, Донцов. Эти люди даже могли не быть этническими украинцами, как Донцов, но они точно были не из аристократии.
Дмитрий Шурхало: У Донцова русифицированная фамилия, он происходил из части слобожанской старшины – был Острогожский полк, сейчас это Российская Федерация, а тогда была слободская Украина. Его предки переселились в Мелитополь, а так он относил себя к украинцам. Кстати, это один из немногих украинских националистов, который активно сотрудничал со Скоропадским. В большинстве своем они не нашли общего языка с тем же Грушевским. Очень показательная ситуация: когда сто лет назад в Украине создавалась Академия наук, Скоропадский говорил: вот Грушевский, он историк, он мог бы возглавить эту академию. Но Грушевский отказался иметь любое дело с этой академией наук и Вернадского, который ее возглавил, отговаривал: не надо вам в это влезать. Потом, в 1924 году, при большевиках Грушевский почему-то пошел в эту академию.
Виталий Портников: Почему можно было одновременно отказывать Скоропадскому и соглашаться на сотрудничество с советской властью? Для меня это тоже очень большой вопрос.
Дмитрий Шурхало: Наверное, левые взгляды превалировали в значительной части украинского политикума.
Виталий Портников: То есть большевики не выглядели таким чудовищем, каким выглядели все эти крупные землевладельцы во главе с гетманом?
Дмитрий Шурхало: Почему-то считали, что с большевиками можно будет договориться. Честно говоря, удивляет, как люди, обжегшись на большевиках в начале 1918 года, пытались с ними договориться в конце того же года, во время антигетмановского восстания. Проблема украинской политики того времени мне видится в том, что политические лидеры очень плохо договаривались между собой и очень много пытались договариваться с россиянами, немцами, австрийцами, – с кем угодно. Одним кругам, которые были ближе к гетману, было легче договориться не с другими украинцами, а с белыми россиянами, а левой части украинского политикума легче было договариваться с большевиками, чем с украинцами. Все активно бегали к начальнику штаба немецких войск в Украине. Между собой договариваться не хотели, а там договаривались.
Виталий Портников: Это проблема не только украинской политики столетней давности: по-моему, то же самое происходит на наших глазах и сейчас.
У социалистов тоже не получилось создать ту Украину, которую они хотели, большевики их переиграли
Дмитрий Шурхало: Не полностью от этого избавились… И тут разительное отличие Финляндии, опыт того же Маннергейма, который, как и Врангель, тоже сослуживец Скоропадского. Он в свое время не нашел общего языка с финскими политиками, которые попали под немецкое влияние. Ему предлагали поставить финскую армию под немецкий контроль, но он не захотел и уехал из Финляндии. Когда Германия проиграла войну, и срочно надо было устанавливать отношения с победителями, вспомнили о Маннергейме, потому что с пронемецкими политиками Антанта не хотела иметь никаких связей и о чем-либо договариваться. Сначала его попросили быть специальным представителем в Англии и Франции, а потом передали власть как регенту. Он вспоминает: когда он вернулся в Финляндию, стоял почетный караул, и во главе его в форме стоял предыдущий регент – таким образом он показал: он признает, что был не прав. Это был очень мужественный поступок с его стороны. Проблема в том, что украинские политики в то время не вели себя так.
Виталий Портников: То есть Маннергейм – это, получается, такой удавшийся Скоропадский?
Дмитрий Шурхало: Да. Ему и страна попалась гораздо более подготовленная. Те земельные реформы, на которые Скоропадский шел медленно, в Финляндии прошли, когда она еще была в составе Швеции, то есть во второй половине XVIII века. Там решили основные земельные вопросы еще в то время, а тут решение этого вопроса затянулось.
Если сравнивать Скоропадского и Маннергейма, то у Скоропадского все-таки было меньше политического опыта: Маннергейм тоже был придворным, но имел и политический опыт, у него были заседания в финском Сейме, он там работал от дворянской курии. Он меньше держался за власть, чем Скоропадский, мог вовремя ее отдать.
Виталий Портников: Если говорить о завершающей эпохе в жизни Скоропадского, то он и его сторонники, насколько я понимаю, в эмиграции тоже были в политической изоляции.
Дмитрий Шурхало: Было три основных украинских эмигрантских течения: было уэнээровское (это люди, которые представляли Украинскую народную республику), были гетманцы вокруг гетмана, и еще было оуновское. Они все между собой конкурировали. Идеолога националистов Донцова Скоропадский в 30-х годах очень ругал, говорил: "надо нам придумать свой гетманский национализм". Его течение было не самым сильным из всех трех, тем не менее, он какое-то время был одним из представителей украинской эмиграции, имевшим вес, хотя, может быть, и не основной.
Виталий Портников: Насколько я понимаю, весь этот вес мог базироваться только на аристократии, на тех, кто раньше, в Российской империи имел какую-то реальную собственность. Эти люди утратили свое влияние вместе с землей и деньгами.
Дмитрий Шурхало: Тем не менее, в эмиграции он сохранял какой-то незначительный вес. Нельзя сказать, что у него было сильное влияние, но какое-то влияние было, надежды что-то поменять были.
Виталий Портников: А могла украинская государственность состояться с такого рода фигурами, как Скоропадский, или она была обречена даже в случае победы над социалистическим экспериментом?
Дмитрий Шурхало: Если бы Скоропадский вовремя пошел на земельную реформу, я думаю, вполне могла бы состояться. Врангель показал, что можно было быстро провести земельную реформу. Кстати, к Врангелю крестьяне тоже относились с большим недоверием, но ему повезло: на той территории, которую он контролировал, было большое поместье, принадлежавшее его тестю. Он это поместье тоже разделил, и это произвело очень большой эффект: если он даже свое не пожалел, то можно верить. Я думаю, что если бы Скоропадский вовремя пошел на реформу и, в том числе, разделил свои земельные владения, то вполне могло бы получиться. Кстати, руководитель земельного банка потом признавал, что "мы работали очень медленно, хотя для бывших чиновников мы работали очень быстро". За два дня решили какой-то вопрос, и какой-то чиновник, который работал еще при царе, говорит: при Столыпине этот вопрос решался больше года, а вы смогли за два дня. Но надо было работать еще большими темпами. Скоропадский потом пенял на того же Лизогуба за то, что он недооценил значимости этот вопрос, а мог бы ускорить его.
Виталий Портников: В любом случае, как я понимаю, такая Украина Скоропадского не была бы похожа на страну, о которой мечтали украинские социалисты.
Дмитрий Шурхало: Безусловно, она была бы совсем другой. Но у социалистов тоже не получилось создать ту Украину, которую они хотели, большевики их переиграли. Не получилось ни у тех, ни у других. Я думаю, Украина Скоропадского была бы более презентабельна, хотя бы потому, что как руководитель государства он показал себя более эффективным. Другое дело, что созданное им государство не нравилось очень многим его гражданам.
