Яков Кротов: Этот выпуск программы посвящен КГБ и его преемникам как источнику искушения, ведь названия меняются, а искушение остается прежним.

Наш сегодняшний эксперт – специалист высшей категории по искушению, православный священник и психолог, отец Евгений Пискарев.

По средствам массовой информации прошла волна: папа римский сказал, что, наверное, есть смысл чуть-чуть подредактировать текст молитвы "Отче наш", потому что для современного человека оборот "не введи нас в искушение" соблазнителен и искусителен. Получается, что Бог вводит в искушение.

Евгений Пискарев: Разве этот вопрос возник впервые?

Яков Кротов: Раньше никто не посмел бы посягнуть на вероятность перевода, а сейчас посягают. А во Франции даже уже перевели, и на французском католики употребляют новый перевод.

Евгений Пискарев: А с какого языка - с греческого, с арамейского?

Яков Кротов: Это самый интересный вопрос! И для этого у нас есть небольшое видеоинтервью с историком, религиоведом Инной Карезиной.

Инна Карезина: Первое, что необходимо сказать, когда мы говорим об этом в России: это не учение папы ex cathedra, поэтому мы не обязаны принимать это безоговорочно, мы можем это обсуждать, примерять к себе, дискутировать на эту тему.

Папа говорит, что при том прочтении, которое существует сейчас на некоторых языках, возникает ощущение, что Бог вводит человека в искушение, и это противоречит христианским представлениям о том, что Бог – благ, в нем нет никакого зла, и он сотворил благое творение, что постоянный рефреном повторяется в "Шестодневе", например: "увидел Бог, что это хорошо". Действительно, современное богословие считает, что в искушение вводит враг рода человеческого - лукавый, сатана.

Сам текст, который мы называем оригиналом, таковым, строго говоря, не является, потому что это запись слов Христа, который проповедовал по-арамейски. Мы же имеем эту запись на греческом языке, в котором существует такая грамматическая конструкция, как каузатив. Имеется в виду, что Бог попускает нам войти в искушение, на что и обращает внимание папа Франциск. Уже в переводе на латинский язык этот каузатив теряется, и глагол "inducas" создает впечатление, что Бог сам вводит во искушение.

То, как Бог вводит в искушение, может быть, становится нам понятнее про прочтении "Книги Иова", когда происходит разговор между Богом и сатаной. Сатана говорит: "Протяни руку свою, дотронься до него, и он все потеряет". Но он говорит как лжец. Бог же ему отвечает, что он предоставляет сатане право до него дотронуться, и тогда начинаются все страшные испытания Иова. То есть Бог попускает сатане ввести нас во искушение. И именно такое прошение мы и отправляем Богу: не дай нам войти во искушение, избавь нас от лукавого.

Нам важно понимание смысла молитвы, а не форма. Поэтому такой перевод или иной – это не имеет решающего значения для нашего спасения, и я призываю всех относиться к этому немножечко спокойнее.

Яков Кротов: В киевском архиве обнаружился документ от 28 сентября 1944 года. В основном документы КГБ были оттуда вывезены в Москву в 1992 году, но вывезти все было технически нереально. Целиком уничтожить в архиве все следы какого-то документа невозможно, всегда где-то что-то отложится, и правда вылезет на свет Божий. Много лет убеждали, что Франко не был антисемитом, спасал евреев, и вдруг в провинциальных архивах обнаружились документы, что он был антисемитом, хотел уничтожить евреев. Он потом, после Второй мировой войны, уничтожил эти бумаги в центральных архивах, а в провинциальных они остались.

Еще когда после августовского путча отец Глеб Якунин успел посидеть в архиве КГБ и сделать выписки ежегодных отчетов, стало ясно: агенты этой организации среди епископов были, причем, видимо, ими являлись все члены Синода, то есть весь высший епископат. Подлинность документов до сих пор отрицается, архив закрылся, и вдруг такая вот напасть – документ 1944 года, где черным по белому сказано: "Обязать агентов из числа епископов, участников предсоборного ноябрьского совещания, по прибытии в Москву связаться с работниками пятого отдела Второго управления НКГБ СССР по следующим телефонам… Спросить Алексея Ивановича. Приступить к подбору кандидатов для участия в соборе из числа духовенства и мирян, верующих и в то же время проверенных на агентурной или патриотической работе".

Евгений Пискарев: Но это же, в общем, всегда было ясно.

Яков Кротов: Отец Александр Мень все знал про КГБ и Церковь, но почему ни для меня как неофита, ни для него, ни для вас это не было искушением, а потом, после 1990 года, стало таковым?

Евгений Пискарев: Я шел к Богу и отчасти не обращал внимания, отчасти не знал, что между мною и Богом будут посредники, священники, какие-то люди. Я вообще имел очень слабое представление об организации. Я и сейчас сторонюсь ее.

Яков Кротов: Будучи ее частью.

Евгений Пискарев: Заштатной частью, если мы говорим о священничестве.

Яков Кротов: Можно много говорить, что "Бог попускает, Бог дает сатане право", но суть от этого не меняется, и в какой-то момент искушение настигает меня, или я сооружаю его сам.

Евгений Пискарев: Или я к нему стремлюсь.

Яков Кротов: Возможна ли ситуация, когда ничего искусительного нет, а я делаю искушение сам, на пустом месте?

Евгений Пискарев: Обычно это взаимные вещи. Чистому все чисто, а есть люди, которые везде ищут и находят изъяны.

Яков Кротов: В Евангелии есть эпизод, когда Иисус говорит евреям: "Вы – рабы сатаны". Они говорят: "Как? Мы – дети Авраама!" – "Вы – рабы греха, потому что вы делаете дела грешные". И вот эти "епископы – агенты НКВД"… Впервые в официальной бумаге мы прочли это сочетание, до сих пор такого документа не было, но мы же знаем ответ, который последует.

Евгений Пискарев: Скажут, что это клевета.

Яков Кротов: Нет, не выйдет, это подлинный документ.

Евгений Пискарев: Это инспирации спецслужб Украины… (смеется)

Яков Кротов: И Госдепа. Я думаю, так скажет очень глупый апологет. Умный скажет: да, я учился в Московской духовной академии, да, меня послали в Бухарест, в православную семинарию, да, я давал подписку о сотрудничестве с КГБ, но я же не "стучал", это все была фикция. И мы все отлично знаем, кто этот человек. Как говорил митрополит Никодим Ротов: "Да, я пью с заведующим Советом по делам религий, и в баню мы все ходим, но это же для блага Церкви! Я дал подписку, у меня была агентурная кличка, но это формальность. Зато мы провели собор, спасли Церковь. То, что я – агент НКВД, это формальность, а то, что я – проповедник Христа, это реальность. Значит, я уплатил сатане формально, я дал ему фальшивую монету и благодаря этому смог дать людям настоящую евангельскую весть".

Евгений Пискарев: Но тогда все мученики, которые приняли мучения за веру, тоже могли дать ложную клятву и сказать: это для виду, а так мы настоящие христиане.

Яков Кротов: А испанская церковь в XVII-XVIII веках, когда мусульмане начали завоевание Испании, и было много людей, которые выходили и говорили: "Я против Пророка", - потому что ислам в ту эпоху, да и сейчас в основном нормально относился к иноверцам, старался поддерживать равновесие, им запрещалось кощунствовать, отрицая пророческое служение Мухаммеда, и были люди, которые, зная это, шли на конфликт. Церковь тогда это запретила, во-первых, потому что страдали другие христиане.

Евгений Пискарев: Бессмысленно страдали.

Яков Кротов: А бывают бессмысленные страдания?

Евгений Пискарев: Я думаю, бывают. Люди не понимают смысла. Может быть, есть какой-то смысл свыше в том, почему дано страдание, почему какие-то люди попадают в катастрофы, в форс-мажорные обстоятельства, а какие-то не попадают. Где тонко, там и рвется, и всегда есть некоторая предрасположенность.

Яков Кротов: Сбили "Боинг", погибли 298 человек, совершенно невинных туристов, детей, которые ехали на каникулы. Предположить, что это не случайно, и Бог собрал 298 человек, потому что у каждого?

Другой пример – отец Владимир Рожков. В последние годы жизни он был настоятелем Храма Николы в Кузнецах. Сейчас там приход, который, как я понимаю, стыдится это вспоминать. Они любят вспоминать отца Всеволода Шпиллера…

Евгений Пискарев: Я помню, что он хорошо читал "Покаянный канон".

Яков Кротов: И патриарх Пимен хорошо читал "Покаянный канон", и патриарх Пимен тоже в числе епископов – агентов НКВД, по этой бумаге 1944 года. Вообще, военные годы очень сомнительны. Вот военные годы Пимена Извекова непонятны. Он что-то делал на территории Украины, но тайна сия велика. Историки предполагают, что он был на крючке Госбезопасности, сделал что-то, за что его могли в любой момент повесить или расстрелять.

Евгений Пискарев: Поэтому, наверное, он и стал патриархом: им было удобно манипулировать.

Яков Кротов: Но как он читал "Великий покаянный канон"! Это было потрясение, это было "из глубины воззвав к тебе, Господи". И отец Владимир, друг отца Александра Меня, в какой-то момент пошел, дал подпись, стал ездить за границу, работать в ВВЦС (это настоятель церкви Трифона-мученика на Рижской). Понятно, что он "стучал". Они беседовали с отцом Александром, и они оба знали, что он напишет отчет.

Евгений Пискарев: Ну, иначе его не выпускали бы. Он рассказал об этом отцу Александру?

Яков Кротов: Да, это не был секрет. И он, кстати, привозил отцу Александру чемоданы книг, потому что он был доверенным лицом, и его не проверяли. И кто тут психолог, священник и опытный человек?

Евгений Пискарев: Это искушение двум господам. Он, видимо, разрешал этот конфликт по шизоидному типу – каждое течет само по себе.

Яков Кротов: Да нет, он пил!

Евгений Пискарев: Священник, с которым я был рядом, писал на меня. Мы с ним пили, и он мне рассказывал, что он на меня написал: "О тебе там хорошее мнение, ты выпиваешь…" (смеется)

Яков Кротов: Настоятель подмосковного храма каждую субботу с этими местными гэбистами - там просто одна семья…

Евгений Пискарев: Так принято, это образ жизни.

Вот из моей практики. Я приезжаю в Чувашскую епархию на должность псаломщика, и меня посылают к уполномоченному, где я заполняю анкету: кто, откуда родом, имена родителей, социальное происхождение. А местный священник, наверное, дал подписку. Он мне не рассказывал, а я не интересовался. Это есть, но не это главное. Участие в богослужении, состояние души – вот что для меня главное.

Яков Кротов: Но эта бумага будет висеть в интернете десятилетиями, и новые и новые люди будут говорить: нет Бога.

Евгений Пискарев: Причем тут "нет Бога"? Это люди, которые решили совместить приятное с полезным, в одной посуде.

Яков Кротов: Если бы Бог был, Он удержал бы человека от этой ситуации. Возвращаемся к самолету – Он не дал бы ему взлететь, а если бы дал…

Евгений Пискарев: То же можно сказать и про "Титаник". Я знаю, что какая-то часть пассажиров сдавала билеты на те рейсы, где с ними должны были случиться несчастья, по каким мотивам – часто трудно описать. А некоторые просто опаздывают. Хотел человек попасть на самолет, но опоздал, а он разбился.

Яков Кротов: Хорошая, красивая жизнь – это как девушка в мини-юбке: вот она идет, вся такая воздушная и к поцелуям зовущая. И мужчина любит не девушку, не автомашину, не карьеру, мужчина, как любой нормальный человек, включая женщин, любит рай, любит нечто.

Евгений Пискарев: Состояние.

Яков Кротов: Да, абсолютное счастье! И у каждого эталончик абсолютного счастья свой, из детства. Иуда был убежден: я продам Христа, и мне будет счастье, у меня разрешится проблема, деньги небольшие, но все же прибавятся, и Петру будет лучше, и Иисусу будет лучше, и человечеству тоже…

Евгений Пискарев: Но он об этом не сказал. Почему он не вступил в дискуссию: "Господи, Ты не туда идешь! Почему в твоей проповеди нет общественно-политического резонанса?".

Яков Кротов: А почему насильник не разговаривает со своей жертвой, а насилует?

Евгений Пискарев: Потому что это внутри него.

Яков Кротов: И он знает, что жертва с ним не согласится.

Евгений Пискарев: А вот не факт! Он не пробует, у него нет этого механизма. Он избрал этот путь, но если спросить насильника: а не проще было бы договориться, по доброй воле?.. "А я не умею", - скажет насильник. Я же работал с такими людьми, и это их стереотип, их способ жизни, потому что их так воспитали: пока в морду не дашь, не поймет.

Яков Кротов: Вот поэтому стандарт любой ситуации искушения – это рассказ о грехопадении. Ведь ни Адам, ни Ева не могут сослаться на то, что "меня так воспитали", то есть отрезается 95% оправданий. И наследственных "стукачей" тоже нет.

Евгений Пискарев: Есть предрасположенность. Есть такое "блудливое сердце". Но если есть что-то мое, родное, и я в этом пребываю, то какое мне дело до этого документа?

Мы оба были знакомы с отцом Глебом Якуниным. Я ему говорил: "Батюшка, ну, что ты лаешь на патриархию? Если ей суждено развалиться, то она развалится. А лая на нее, ты связываешь с ней свою судьбу". Но я не услышал внятного ответа.

Яков Кротов: Одна уважительная причина, как минимум, есть: он мстил.

Евгений Пискарев: Потому что он сидел!

Яков Кротов: И потому что его предали. Ведь он искренне апеллировал к ним в 1965 году, не лукавил. И те, кто подписал это письмо, не лукавили, они искренне думали, что архиерей может откликнуться. Они виноваты или нет? Это знаменитое письмо 1965 года, где отец Глеб и отец Николай Эшлиман писали, что "Церковь преследуют, закрывают Почаевскую лавру, пытаются закрыть Псково-Печерскую, а вы не вступаетесь". Патриарх Алексий Первый был согласен с письмом, но агенты НКВД ему сказали, и все…

Евгений Пискарев: Как патриарх он согласен, а как агент не согласен – бывает…

Яков Кротов: Да, и он имитировал зло. Он неискренне вызывал отца Глеба, неискренне отличил его, неискренне, формально снял с него сан. А в концлагерь отец Глеб сел натурально и совершенно искренне, и мерз там, по этим Оймяконом. И оказывается, что из формализма одних может вырасти реальная Голгофа для других. Иуда наверняка себя оправдывал.

Мне кажется, для нас, мужчин, единица искушения – не насилие, не власть, не деньги, а все-таки девушка в мини-юбке.

Евгений Пискарев: Муж двоедушен – вот в чем вся штука. Как говорил Чехов: "Медицина – моя законная жена, а литература – любовница". А это ведь тоже внутренний дефект. Антон Павлович был любителем публичных домов.

Яков Кротов: Есть и описания этих похождений, но сам цинически глумливый тон говорит: он понимал, что это не совсем нормально.

Евгений Пискарев: У Антона Павловича была сохранена самокритика! Но его поездка на Сахалин – это же фактически суицид. Он же врач.

Яков Кротов: С одной стороны, поездка была суицидальной и резко приблизила смерть. С другой стороны, это было тщеславие. К тому времени он уже не был врачом, но ему хотелось утвердить себя не как писателя, а как врача, чтобы у него, как у всех, была степень. Чехов завидовал Филатову. Как он мог завидовать? Он же спас миллионы как писатель! И еще будет спасать. А завидовал.

Евгений Пискарев: Мы знаем только часть. Батюшка, вот вы историк, а все, что мы знаем про историю, - во многом выдумки, проекции.

Яков Кротов: Я историк, и я разоблачаю проекции, выясняя истину. Это делает наука. А наша вера делает что-то другое. Вот я как историк говорю: все эти епископы были агентами НКВД, - это знание. А теперь вера. Я говорю: они любили Бога, любили Христа, большинство из них никого не предавали.

Владыка Мануил Лемишевский в 1973-м объяснял владыке Василию Кривошеину из Брюсселя, которому ничего не грозило: "Я не могу, я помню концлагерь, я буду голосовать, как скажут. Вы говорите, если хотите, а у меня нет сил". Кто из них более христианин?

Евгений Пискарев: По-человечески его можно понять.

Яков Кротов: Какое по-человечески?! Это же высшая святость! Ты осознал свою слабость и признался в ней. Это выше, чем выйти и обругать Пророка.

Евгений Пискарев: А те мученики, которые приняли смерть за Христа? По сути, им предложили принести жертву богам. Могли же, но не пошли на это. Какой у них был мотив? А ведь Церковь основана на них, их приводят нам в пример. А таких людей не приводят…

Яков Кротов: И совершенно напрасно.

"Святые мученики, молите Бога о нас". Как сказал Тертуллиан: "Кровь мучеников – семя христианства". Но это неправда! Семя христианства – это вера мучеников, а не их кровь. Мученики погибли. Кто воспитал христиан? Те, кто не погиб, кто часто стоял в толпе и смотрел, как казнят мучеников, и не выступал вперед. Некоторые выступали, и их убивали. А мы – духовные потомки. Это означает, что мы все сволочи и подонки? Не думаю.

Евгений Пискарев: Это значит, что на нас, так или иначе, лежит эта печать.

Яков Кротов: Какая печать? Каинова?

Евгений Пискарев: В том числе, и Каинова.

Яков Кротов: Не соглашусь. Печать дара Духа Святого.

Евгений Пискарев: Вот почему ничего не надо менять в этой молитве? Ведь кому молишься, кто тебя вводит во искушение, с кем я имею дело, когда молюсь? Бог свят – это факт.

Яков Кротов: Эта молитва напоминает бомбу с часовым механизмом, ты ее произносишь и понимаешь: все время что-то тикает. Что значит "не введи нас во искушение " или "удержи нас от искушения"? И то, и то неправильно, потому что в искушение вхожу я. Я смотрю на девушку в мини-юбке, а не "мы". Грех всегда личный, не бывает общего греха. А Господь говорит: кайся, как будто тебя много (множественная личность).

Евгений Пискарев: Получается раздвоение личности.

Яков Кротов: Умножение. Умножение хлебов, умножение личности… Я понимаю, что искушение – это не моя проблема, что со мной в самолет сели еще 287 невинных людей, и я погибну, но я сяду в самолет, не поеду на поезде.

Евгений Пискарев: Но Януш Корчак пошел в печь с еврейскими детьми.

Яков Кротов: Он как раз один из тех, кто просто пошел, хотя мог бы и не пойти, ведь ему предлагали сбежать. Другим не предлагали, а его знали: все-таки европейская величина.

Евгений Пискарев: И важно, что он пошел. Это был его личный выбор.

Яков Кротов: Корчак пошел не один, он пошел вместе со всеми, кто не пошел, кто предал. Вот немец Ганс ведет их, гонит прикладом, пристреливает упавших - он их предал, этот немец? Предал. Юденрат тоже, в общем, предал, поляки… Есть чудное стихотворение Милоша, по-моему, о карусели у стен варшавского гетто. Вот тут люди мрут, а тут дети играют на карусели. Это страшный момент истины: ты же знал, что там, за стеной! И Корчак шел с детьми от имени тех, кто катался на карусели.

Евгений Пискарев: То есть он, таким образом, нес грехи других.

Яков Кротов: И он их спасал. И он шел, чтобы у этих детей в оставшиеся часы жизнь была нормальной.

Евгений Пискарев: Верная нота – "нас"! Я вырос за пределы себя. Не меня не введи во искушение, а нас - это другое сознание.

Яков Кротов: Когда внутри горит искушение, страсть, соблазн, я произношу: "не введи нас в искушение". Я читал, что у маньяков действует своего рода цикл, когда он сопротивляется, сопротивляется, а потом у него вспышка, он невменяем, и он убивает или насилует. Это называется раптор, взрыв, а потом у него похмелье, и затем цикл повторяется снова. У нормального человека все это строится как-то иначе. Но в момент взрыва совершенно бессмысленно молиться.

Евгений Пискарев: Ну, взрыв – это как оргазм, семяизвержение.

Яков Кротов: Это пять сатанинское. Этот оргазм-то - не мой. Вот это непреодолимое – это не я, это зоология…

Евгений Пискарев: Это нечто, навязанное мне.

Яков Кротов: Одержимость. Это и есть "не введи нас в искушение". Непреодолимое искушение... Тебя ведет, ты одержим… Значит, я не могу сказать, что Бог вводит меня в искушение, но…

Евгений Пискарев: Это я уже попал в это искушение.

Яков Кротов: Существует ли точка перехода или невозврата, как говорят химики, бифуркации? Вот неопределенность, и, как говорил Владимир Соловьев, "идти ли в храм молиться Богу иль в лес прохожих убивать?". (смеются) Существует возможность предугадать эту точку и приготовиться к ней?

Евгений Пискарев: Наверное, да. Я начинаю внимать чему-то одному, оставляя второе за кадром. Что-то для меня является центральным образом, а что-то - некоторым контекстом. Для кого-то добро – текст, а зло – контекст. А для кого-то зло – текст, некоторая самоценность, а добро - постольку-поскольку…

Яков Кротов: Разоблачения КГБ начались давно.

Евгений Пискарев: И люди пошли на это, дали подписку. Иначе они не стали бы архиереями. Они сделали свой выбор.

Яков Кротов: Иначе они не вышли бы на свободу. Лука Войно-Ясенецкий был выпущен, владыка Афанасий Сахаров был на этом соборе.

Евгений Пискарев: То есть он дал подписку?

Яков Кротов: Но он же святой, несмотря на подписку! И сколько раз люди говорили мне об этом... Я отвечаю: "Ну, что вы подсчитываете гэбэшность архиереев? Вас же не сажали, как отца Глеба!" А они мне говорят: "Вы же вообще неверующий, у вас же, у советской интеллигенции, каждый второй стучал! Что вы на нас-то бочку катите? Мы не претендуем на то, что мы святые, чистые. А вы нас учите".

Евгений Пискарев: И что они хотят?

Яков Кротов: Наверное, чтобы мы сказали, что Бога нет, Церковь – фуфло, и надо разойтись по домам, Исаакий отдать под музей, а Храм Христа Спасителя снова сделать бассейном… Я, кстати, с этим, скорее, согласен. Бассейн был тоже так себе, но храм совсем…

Евгений Пискарев: Батюшка, это место проклято. Там был монастырь, и игуменья прокляла…

Яков Кротов: Это миф. Не верьте таким вещам. И когда тебе гэбэшный командир говорит, что "это же только формальность, вы сможете послужить Церкви", - тоже не надо верить!

Евгений Пискарев: Слава богу, меня миновала эта чаша, потому что я не знаю, как бы я себя повел.

Яков Кротов: Ко мне три года подкатывались, но побочно. Они подкатывались к отцу Александру. Они же вымучили из него покаяние.

Евгений Пискарев: Из Дмитрия Дудко тоже вымучили.

Яков Кротов: Нет, отец Дмитрий Дудко предал, выступил по телевизору и покаялся, и это совсем другое. А отец Александр написал письмо в "Труд" (это просто шедевр!): "Я не дал отпор антисоветчине среди моих прихожан". Он очень мучился, что этот текст напечатали. Но там не названо ни одной фамилии.

Так все-таки кто вводит в искушение? Сатана по делегированию Бога?

Евгений Пискарев: Святые отцы писали, что Бог не искушает, а попускает, как Он попускает дьяволу искусить Иова. Отдельная тема – про демонов. У Сократа был свой демон.

Яков Кротов: Энкавэдэшники не тянут на демонов, много чести. А вот мы тянем на Иуду. Это что, воспитание шизухи – каждый раз перед причастием говорить: "Ни бо врагом Твоим тайну повеем, ни лобзание Ти дам, яко Иуда"? Какую тайну могли сказать архиереи на этом Соборе?

Евгений Пискарев: Не знаю.

Яков Кротов: Никакой! Тогда чем плохо, что они были агентами?

Евгений Пискарев: Мы вообще живем как-то не так, многого просто не чувствуем. В жизни не хватает чего-то очень глубокого, и оно, по сути, неизреченно, и оно - главное. А это все суета.

Яков Кротов: То есть основное искушение – жить на поверхности жизни.

Евгений Пискарев: Можно и так сказать.

Яков Кротов: "Погубивший душу свою спасет ее" – этим можно оправдать стукачество?

Евгений Пискарев: "Меня ради, Евангелия ради".

Яков Кротов: А как отличить "меня ради" и "ради товарища"?

Евгений Пискарев: Это ключевой вопрос – кому мы молимся? Передо мной два портрета – Христос и Антихрист. Я смотрю на них и знаю, что передо мной Христос и Антихрист, но не могу отличить одного от другого (по-моему, это из Розанова). По сути, мы дезориентированы – и внешне, и внутренне. В этом нет тайны души. Я не судья этим священникам, архиереям.

Яков Кротов: Люди, которые ушли из Московской патриархии, потому что там кончились деньги, их уволили, или даже они ушли бескорыстно, просто стало противно (я знаю и таких), и никуда больше не пошли, - они же в состоянии искушения?

Евгений Пискарев: Трудно сказать, мы не знаем...

Но есть ключевое – "блюдите, как опасно ходите". Это же конец: "Да святится имя твое…" Сначала установление контакта, а уже потом этот хвост, окончание. Потому что важно, вкусив этого контакта, не потерять, не расслабиться в том смысле, что все, я уже в царстве небесном, я свой! Нет, всегда есть опасность падения.

А еще - почему наша душа так откликается на соблазны? Ну, идет девушка в мини-юбке, но это же не моя девушка, и что мне до нее? Хорошо, я хочу взять ее в жены. Изнемогаю, хочу! Кстати, одно из толкований искушения – это "хочу". Первое искушение – попасть в ситуацию испытания, и второе – в ситуацию вожделения.

Яков Кротов: Не введи нас ни в тестирование, ни в искушение, ни быть собачками сатаны, ни причащаться водки, ни глядеть на девушек, ни насиловать людей физически и психически…

Евгений Пискарев: А что делать?

Яков Кротов: Любить Бога, любить ближнего, как самого себя, и не терять чувство христианского юмора и человеческой доброты!