В рамках восьми уголовных дел по факту изнасилований воспитанников детского дома в Кировском районе Петербурга арестованы пять человек: трое воспитанников этого детдома – Павел Приказчиков, Андрей Соловьев и Кирилл Покалюк, а также бывший замдиректора детского дома №10 Михаил Елин и бывший директор 565-й школы, заслуженный учитель России Станислав Виноградов.
Следствие считает, что с 2005 по 2010 год в детском доме №10 четверо воспитанников 1991–1995 годов рождения систематически подвергались насилию. Следователи подозревают арестованных в совершении преступления по части 3 статьи 132 Уголовного кодекса (насильственные действия сексуального характера в отношении несовершеннолетних). Но есть и другая версия, что резонансное дело – следствие оговора со стороны бывшего воспитанника детского дома, 26-летнего Якова Яблочника.
Пока суд не вынес решения, никто не знает, виновны арестованные или нет, но, как бы то ни было, так называемое "дело петербургских педофилов" – повод поговорить о насилии в закрытых детских учреждениях. Эту проблему мы обсуждаем с доцентом кафедры педагогики и педагогической психологии Петербургского государственного университета Ириной Писаренко и президентом Национального института сексологии, доктором медицинских наук профессором Львом Щегловым.
– Ирина, вам известно о случаях насилия над детьми в закрытых детских учреждениях?
Мы никогда не можем достоверно знать, что на самом деле происходит в закрытых детских учреждениях
– Мы никогда не можем достоверно знать, что на самом деле происходит в закрытых детских учреждениях. Да, бывает, что над детьми издеваются, в том числе в сексуальном плане. Но есть и такая тенденция, что дети сами сбегают на сексуальные заработки. Однажды мне жаловалась директор одного детдома, что как чуть потеплеет, девочки сбегают в массовом порядке и стоят на трассах, чтобы заработать себе на дорогие гаджеты, модные вещи, косметику. Просто об этом мало кто знает.
– Но ведь для того, чтобы подросток решился на такой промысел, у него, наверное, должно сложиться определенное мировоззрение, он должен приобрести соответствующий опыт – видимо, в том же детском доме?
– Да, конечно, поэтому мне и хочется говорить о комплексной проблеме, возникающей в этой закрытой среде. Когда я работала заведующей кафедрой, мы делали исследования о том, как у детей складывается картина мира, как они выстраивают свои будущие модели поведения. В закрытых системах у ребенка нет доступа к миру – только через своих воспитателей, руководителей. Сейчас работает много интернет-приемных – можно обратиться на сайт прокуратуры, МВД, налоговой инспекции. Но что касается Министерства образования – где у обычного ребенка есть доступ к структурам, где он может безопасно рассказать о проблемах, которые возникают у него в детском доме?
В закрытых системах у ребенка нет доступа к миру – только через своих воспитателей
Здесь, наверное, нашему руководству нужно о многом подумать. Дети у нас – самая незащищенная категория людей, они должны иметь безопасное пространство, чтобы рассказывать о том, что их тревожит. И здесь есть еще одна проблема, ведь порой дети не осознают, что живут в атмосфере насилия: они ведь уже привыкли к наказаниям за провинности, к давлению. И педагогическая личностная деформация в этих условиях тоже происходит. Это действительно тяжелая работа – значит, должен быть какой-то другой отбор, профессиональная поддержка, большая открытость для общественных организаций.
Когда мы поводили наши исследования, огромная проблема была попасть в детский дом, чтобы просто опросить детей. Нам это удавалось только по знакомству – если кто-то из наших студентов, например, работал в детском доме. Но это же неправильно!
– Лев, а для вас известие об этом громком деле о возможных изнасилованиях в детдоме явилось чем-то необыкновенным?
В государстве Йемен сегодня официально разрешен брак с девятилетними девочками
– Ничего необыкновенного – это отклонение, известное человечеству с тех пор, как оно себя осознает. Для нашей страны – как ни странно при сегодняшнем тренде – так же как и для стран западной культуры, это является тяжелейшим преступлением. Многие говорят, что это что-то природное, но это отнюдь не так: например, в государстве Йемен сегодня официально разрешен брак с девятилетними девочками. Это жутко только нам. А в той цивилизации – увы, я постепенно понял, что это жутко только тем, кто образован и воспитан в оглядке на европейские ценности, достижения французской революции, представления о праве, понятия о ребенке.
Даже западная культура только два, максимум три века назад стала понимать, что ребенок – это не просто уменьшенный взрослый, а совершенно другое существо. Посмотрите на детей на картинах великих мастеров – это просто уменьшенные взрослые. Да и педагогика, которая учит, что детей нельзя карать, как взрослых, тоже возникла всего около двух столетий назад. Людовик – кажется, XIV, в наставлении учителям своего сына написал: бить, бить и бить. Католическая инквизиция относилась к детям как взрослым: дыба, испанский сапожок. Так что тут речь идет не о природе и инстинктах, а именно о культуре.
Я очень часто слышу в доверительных беседах с пациентами, как многие из них подвергались в детстве в лучшем случае каким-то действиям эротического характера, а в худшем и более редком – вовлечению, растлению и насилию. Я занимаюсь еще и судебной экспертизой и довольно часто обследую таких людей или на досудебной, или уже на судебной стадии. То есть все это не редкость и не экзотика.
Даже западная культура только два-три века назад стала понимать, что ребенок – это не просто уменьшенный взрослый, а совершенно другое существо
Но, как, по Ньютону, на каждую силу найдется противодействие, так и здесь случается очень много оговоров, так как тренд у нас взят экзотический, и всякие экзотические депутаты и активисты почему-то обожают кричать на людей с другой ориентацией: "Педофилы!" Цель – максимально оскорбить и оправдать свою агрессию в глазах обывателя. То есть тут в каждом случае надо предельно тщательно разбираться, потому что педофил опасен, но и оговоры встречаются сегодня гораздо чаще, чем, скажем, 15 лет назад.
– Да, и по поводу арестованных по подозрению в совершении насилия над детьми в петербургском детдоме тоже раздаются голоса – что они подверглись оговору бывшего воспитанника детдома. Мы не знаем, кто прав, кто виноват, но все же давайте вернемся к проблеме насилия в детдомах и интернатах. Ирина, как вы думаете, почему ее так трудно решить?
Дети – самая незащищенная категория людей, они должны иметь безопасное пространство, чтобы рассказывать о том, что их тревожит
– Поскольку я разрабатываю теорию собственности, я считаю, что у каждого есть инстинкт собственности – потребность постоянно увеличивать количество принадлежащих тебе ресурсов. И когда человек представляет для другого человека гуманитарную ценность, он его уважает, бережет, относится к нему с трепетом. А когда один человек не уважает другого, он пытается его потреблять – истреблять, использовать. Это люди, которые хотят обладать, получать что-то извне – ту же власть. Они хотят реализовать свои комплексы, и дети для этого – самый подходящий материал: они же не ответят, это безнаказанное расширение своих полномочий.
Конечно, уважающий себя человек не может унижать другого, это говорит о том, что "если ты меня не любишь, я тебя убью, накажу". Вызвать любовь гораздо труднее, чем страх. Конечно, люди, имеющие доступ к этой безответной категории, могут делать с ней все что угодно. Мы все знаем фразу, что власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно, поэтому тут нужно говорить и о том, насколько деформированные люди работают с такой беззащитной категорией детей. Должна быть ротация. Даже в парламенте она есть – вот и с такими детьми люди не могут работать долго.
– Мы не знаем, виновны ли арестованные в Петербурге педагоги, но, наверное, надо говорить о профессиональном выгорании – может, правда, нельзя всю жизнь работать в таких местах?
Уважающий себя человек не может унижать другого
– Да, ведь даже военные выходят на пенсию раньше, и вообще, есть вредные профессии, где ресурсы человека истощаются очень быстро. Не зря же учителям дается отпуск два месяца: ведь учителя, воспитатели работают собой. Дети, студенты – это нестабильные системы, на работе с ними каждую минуту приходится решать новые задачи, оказываться в непредсказуемых ситуациях. Естественно, это истощает организм.
Про зарплату лучше не говорить – она не позволяет человеку не думать о бытовых проблемах, заниматься самообразованием, взять и поехать на какую-то конференцию за рубеж. И нагрузки огромные – люди работают на полторы ставки, чтобы повысить себе зарплату, берут ночные смены. И в то же время идет размывание: когда тебя не контролируют, велик соблазн вести себя так, как хочется.
Это и проблема отбора кадров – кто идет работать в такие места. И идет вымывание людей, которые понимают, что не могут справиться не только с детьми, но и с тем профессиональным сообществом, которое вокруг них сложилось.
– В России часто можно услышать, что и в армии, и в детдомах, и в других закрытых заведениях повторяется лагерная система, где начальник опирается на людей, склонных к насилию, чтобы держать всех в повиновении. Ирина, вы согласны с этим?
Люди в любых социальных системах начинают воспроизводить ту иерархию насилия, к которой привыкли
– Да, это бывает во всех закрытых системах. Проблема таких детей в том, что, даже когда они вырастают и уходят из интерната, они воспроизводят эту модель и в рабочих, и в личных отношениях. Получается, что эти люди в любых социальных системах начинают воспроизводить ту иерархию насилия, к которой привыкли. И на работе им будет спокойнее при сатрапах-начальниках, они с легкостью встраиваются в такую систему.
– Лев, вы тоже считаете, что закрытость детских учреждений способствует расцвету насилия в них?
– Безусловно. И все сексуальные отклонения расцветают там, где есть закрытость, где общественность этого не видит. Кроме того, во всех закрытых заведениях: тюрьма, зона, армия, всякие интернаты, все, что закрывается на ключ, – там действительно общий фон – это агрессия и примитивные отношения доминирования-подчинения. А это питательный бульон для любых сексуальных отклонений. Психопатические личности просто расцветают там, где есть возможность проявить власть. Педофилия зачастую бывает отражением желания человека с проблемной психикой проявить власть, унизив другой объект, будь то ребенок, парализованный человек, лицо с ограниченными возможностями – тот, кто не может дать отпор. Для подобных людей это является дополнительным возбуждающим стимулом.
– Такими вещами ведь грешат не только преподаватели, но и старшие воспитанники детских домов?
Во всех закрытых заведениях общий фон – это агрессия и примитивные отношения доминирования-подчинения
– Да, только к педофилии это не имеет никакого отношения, потому что многие не понимают, что педофилия – это влечение к сексуальному контакту заведомо взрослого с заведомо ребенком. Я даже в судебных обвинениях встречал такую безграмотность: скажем, 16-летний спровоцировал какие-то сексуальные действия по отношению к 12-летнему – какая это педофилия?
Педофилия – это когда взрослый по всем категориям человек – социально, психологически, физиологически – испытывает патологическое влечение именно ко всем признакам незрелости. Поэтому то, что у нас действует в судебной практике, – это, на мой взгляд, не истинная педофилия, а эфебофилия, влечение к подросткам. А подросток может выглядеть почти как взрослый человек – ну какая это педофилия? Истинный педофил ищет незрелость и детскость во всем – в суждениях, во внешности, в развитии тела, и чем ее больше, тем больше влечение. Я против психологического анализа художественных произведений, там действуют другие законы, но вот то, что у всех на языке – "Лолита": мы же помним, что Гумберт Гумберт впадал в страшную тоску и печаль, когда находил в Лолите признаки взросления.
– А действительно так бывает, что воспитатели, учителя объединяются со старшими воспитанники и покрывают творящееся насилие? Вернемся к случаю в петербургском детдоме. Мы пока не знаем, справедливы подозрения или нет, но там же предполагается, что насилие происходило в течение нескольких лет.
Власть, доминирование, подчинение – это самые древние инстинкты человека, и зачастую разные сексуальные действия только иллюстрируют их
– Если предположить, что все это было, то это вполне возможно. Власть, доминирование, подчинение – это самые древние инстинкты человека, и зачастую разные сексуальные действия только иллюстрируют их. Это подтверждает анализ русского мата, да и не только русского, и всех этих жестов – фиги, средние пальцы, согнутая в локте рука, посылание на определенное количество букв – все это средства унизить и подчеркнуть свою значимость. Некое действие, как бы произведенное мною с матерью собеседника, которого я хочу оскорбить, – это значит, что я его отец, а он мой сынок. Сынками называют офицеры солдат, старослужащие – молодых. И уж если брать как аналогию казарму, то там старослужащие объединяются, чтобы травить молодых, получая некое удовольствие.
Если в этом закрытом детском учреждении действительно было то, что предполагает следствие, то это вполне соответствует картине: мы, "старики" (то есть могучие, мощные, которым негласно присвоено право делать с младшими все что угодно), объединяемся, чтобы вместе проводить такие действия. То есть теоретически все сходится, а было ли это практически – это уже в компетенции честных расследователей.
– Ирина, что нужно делать, чтобы разорвать этот порочный круг воспроизводства модели насилия в закрытых учреждениях?
– Конечно, трудно что-то сделать, если общество не противостоит любому насилию в детских, в профессиональных коллективах. Есть же еще дедовщина в профессиональных сообществах, куда приходят молодые специалисты, умные, образованные, желающие изменить мир, помочь детям. Вот, например, наша магистрантка пришла в детский сад с новыми технологиями, попыталась внедрить принципы демократичности и открытости. И ей руководитель сказал: вы с вашими идеями не сильно выделяйтесь, у нас есть своя система, мы так работали всю жизнь, и нам ваши инновации только мешают. И магистрантке пришлось оттуда уйти.
Трудно что-то сделать, если общество не противостоит любому насилию в детских, в профессиональных коллективах
Мы выпускаем специалистов, хотим обновить систему образования, систему интернатных учреждений, но надо понять, как идет интеграция нового в эту консервативную среду. Школа тоже была очень закрытой и консервативной, пока в нее не пришли родители и не стали защищать своих детей. Ну, вот у нас осталось еще два таких эшафота – закрытые интернатные заведения и тюрьмы. Это самые закрытые области, куда наши демократические тенденции просто не дошли.
– А есть ли все же пути внедрить открытость в детские интернаты?
– Мне вспоминается опыт Японии, где очень высока консолидация общества. У них идет постоянное перемешивание детей и взрослых. Ребенок в начальной школе никогда не сидит два урока подряд с одним и тем же учеником. Каждый год ребенок учится в другом классе, учителя все время меняют школы. Думаю, что у нас в закрытых заведениях тоже нужна ротация.
Дети должны видеть хорошие отношения между людьми, тогда насилие не будет стандартом жизни
Детские дома у нас разные, и ребенок, растущий в одной гомогенизированной среде, не знает, что бывает что-то другое. Детям надо показывать норму, они должны видеть хорошие отношения между людьми, тогда картина мира будет более объемной, и насилие не будет стандартом жизни. Детям важно знать, что у людей есть другие интересы, другие принципы общения, а не только те, которые ему доступны в его детском доме. Должна быть более широкая интеграция детей в другую среду и ротация персонала.
– Вот у нас правозащитники давным-давно говорят о необходимости общественного контроля за закрытыми детскими учреждениями. Лев, как вы считаете, возможно этого добиться?
– Теоретически да: все должно быть под контролем общественности, кроме, скажем, каких-то сверхсекретных разработок оружия. А тут-то речь идет о совершенно понятных омерзительных бытовых преступлениях. Но ясно, что сами люди, работающие в закрытых системах, костьми лягут, но не приоткроют их. Там ведь есть и финансовая нечистоплотность, и какое-то хамство, и еще что-то, так что двери ни за что не открывают, а если открывают, то так, чтобы построить небольшую потемкинскую деревню. Это сложно, но возможно, тут не нужны миллиарды – только политическая воля.
– И ведь сейчас уже много прекрасных волонтеров…
– Да, и много молодых людей, которые понимают, что все, о чем мы говорим, – это вчерашний день, и они хотят приблизить завтра. А всякие активисты и депутаты сегодня хотят приблизить вчерашний день, и в этом основная проблема.
– Вот мы говорили о власти – ведь в интернатах воспроизводится та же модель, что действует в лагере и в армии.
Процентов 70 насильников в детстве сами подвергались насилию, то есть они повторяют тот же сюжет, желая как-то прожить его, избавиться от этого
– Конечно. Но я же не говорю романтически, что нужно изменить атмосферу в обществе. Будем трезвы: это невозможно. Но в обществе, менее злобном, чем российское, и более культурном, подконтрольном гражданскому обществу, педофилия все равно есть, вопрос в процентах. Я думаю, чем гуманнее общество, тем меньше процент педофилии, потому что в таком обществе доминирование и принуждение являются позором. У нас же это, наоборот, круто: я тебя принудил, значит, я сильнее, умнее, хитрее, у меня больше денег! Это плохая питательная среда.
– А если ребенок испытывает насилие в детстве, это влияет на его будущую жизнь?
– Очень. Кто из нас в детстве не резался чем-то, на царапался? Все это заживает. Но если порез глубокий, то остается шрам. Насилие и унижение – это очень большой стресс, и иногда он определяет многое – от выбора сексуальных объектов до собственных действий. Есть очень интересные исследования, показывающие, что процентов 70, кажется, насильников в детстве сами подвергались насилию, то есть они повторяют тот же сюжет, желая как-то прожить его, избавиться от этого. Это как пластинка, которая крутит в голове одну мелодию, и некому сбросить иглу – если не попадается очень хороший психотерапевт, но это очень сложно.
