Крупнейший следственный изолятор Европы "Кресты-2" – еще один долгострой Петербурга.

В новое современное здание тюрьмы, с 2007 года строящееся в Колпино вместо устаревшего здания на Арсенальной набережной, обитатели старых "Крестов" должны были переехать еще в 2013 году, потом срок был передвинут на 2016-й, но пока о переезде речь не идет. Зато речь идет о многочисленных уголовных делах, о мошенничестве и растратах, связанных со строительством "Крестов-2", об арестах и убийстве.

17 марта был задержан, а затем арестован генеральный директор компании "Генеральная строительная корпорация" (ГСК) Виктор Кудрин. Его аресту предшествовало убийство начальника отдела технадзора и эксплуатации объектов строительства регионального УФСИН Николая Чернова, от которого, как пишет "Коммерсант", во многом зависели сроки приемки работ, выполненных подрядчиками. Об истории и практике строительства тюрьмы "Кресты-2" мы разговариваем с заместителем директора Агентства журналистских расследований Евгением Вышенковым.

– Евгений, ваше новостное издание "Фонтанка", наверное, самое известное в городе, в последнее время пристально следит за тем, как идет строительство "Крестов-2". Почему у вас такой интерес к этой стройке? Какова ее история?

– Когда убивают подполковника УФСИН Чернова, который непосредственно отвечает за тактику строительства "Крестов", и когда за это преступление арестовывают некого Садыкова, долгое время решавшего всякие неформальные вопросы, и замначальника управления УФСИН Сергея Моисеенко, все это, безусловно, новость. А когда потом арестовывают руководителя генподрядной организации "ГСК" Кудрина, это тоже новость.

Краткая история вопроса такова: у Владимира Путина есть миллион характеристик, как у каждого, но он, безусловно, человек эмоциональный. Точка отсчета очень простая: в апреле 2000 года, когда Путин был еще и.о. президента, он приехал в старые "Кресты". Если сейчас любой его приезд – это событие, которое готовится за месяц, то тогда это было не так: он просто захотел и зашел. Я это знаю, потому что была суббота, и мой хороший знакомый, бывший начальник "Крестов", сидел у себя в Павловске и собирался на рыбалку. Ему позвонил руководитель администрации Калининского района и сказал: "Саша, ты не мог бы срочно приехать в "Кресты"? Говорят, сейчас Путин приедет". Приехал – здравствуйте, Владимир Владимирович, что вас интересует? – Все.

На тот момент наполняемость тюрьмы была страшная, в камерах на 6 человек сидело по 12. Открыли одну камеру – там сумасшедший дом. "Здравствуйте, есть ли у вас претензии?" Ему блатные говорят: а вы как считаете, вы что, не видите, как мы тут сидим? Понял. Открывают вторую камеру, третью: везде – караул… Идем в больницу: "Как у вас тут?" – "Ну, если честно, то у нас есть всего 30% от положенных лекарств. Зубы рвем без наркоза". Все. Путин оттуда выходит и говорит: надо что-то делать с этим безобразием – давайте строить новый изолятор. Начинается движение государственных бумаг – и все вязнет в государственной машине.

А дальше ключевая фигура – это опытный политик Валентина Ивановна на саммите G8. Хорошая погода, они плывут на кораблике, проплывают мимо "Крестов", она подходит: "Владимир Владимирович, вот долго это чудовище будет посреди города стоять?" Я там с ними не стоял третьим, но, думаю, он вспомнил ту картинку, которую видел в "Крестах".

Через месяц в Сочи он подписал постановление о выделении средств и отдал приказ строить. Тогда в стране уж появились деньги, в Колпино выделили землю. Было несколько поездок за границу, в том числе в Голландию, где у них была огромная знаменитая тюрьма, и они сказали: мы вам не советуем строить большие тюрьмы. Но после этого у нас все равно родился план строительства огромных "Крестов-2".

Было выделено 13 миллиардов рублей, на строительство претендовали две компании: "Спецстрой" и "ГСК". Сейчас, как всем известно, субодрядчиком "ГСК" является компания бывшего генерала УФСИН Хамхокова, он строитель, и он пролоббировал эту историю, даже мне об этом говорил: конкурс выиграла "ГСК". А "ГСК" – это не "Шараш-монтаж", они очень много строили. Под это строительство и появляется должность замначальника УФСИН по Петербургу и Ленобласти – по строительству. Но фактически это не заместитель, а менеджер, который подчиняется Москве.

Строительство началось при бывшем руководителе УФСИН Валерии Заборовском, сейчас продолжается при Игоре Потапенко. Но любая стройка – это проблема: начинают откладываться сроки – ясно, что вовремя в новое здание не въехать. Очередное указание из Москвы было въезжать на рождественские каникулы 2016 года. Но переехать – это означает перевезти не только четыре тысячи заключенных, но и всю охрану, все оборудование. И эти четыре тысячи человек должны три раза в день есть.

– То есть они должны приехать на все готовое, там должна быть вся начинка, от постелей до электроники.

– Да, совершенно верно, это колоссальное хозяйство, только закрытое. И когда начальнику старых "Крестов" полковнику Львову говорят: бери и езжай, уж не знаю, как он общается с руководством, но думаю, что про себя он говорит: "Спасибо, не надо, потому что я не хочу сидеть вместе с ними – там столько недоделано".

– Но ведь команда въезжать, по логике вещей, может быть дана только после всяких актов о приемке-передаче…

– Какие-то акты есть, но, с другой стороны, это же не БДТ, это закрытая структура, считается, что ничего – по ходу пьесы обживетесь. Теперь – почему не въехать? Даже из открытых источников ясно, что генподрядчик "ГСК" судится со своим субподрядчиком, выясняет отношения, и цена вопроса – миллиард, который куда-то делся. Куда – тут надо взять все документы, иметь соответствующее образование и месяц над этим посидеть. Можно сравнить эту стройку со строительством стадиона "Зенит-Арена", где происходит ужас, помноженный на три. Но там Владимиру Владимировичу некуда деваться: розданы пригласительные билеты, мир знает о политическом спортивном событии, и ты можешь казнить и миловать, но все равно выложишь столько, сколько надо: в такой-то день футболисты выйдут на поле – любой ценой.

С "Крестами" нет такого, что в такой-то день весь мир туда посмотрит, поэтому ситуация вялотекущая. И тут вдруг – дикое убийство полковника Чернова, девять пуль в упор! У нас есть такое подразделение "заказной отдел" – это клыкастая стая, которую бросают на самое важное. Дальше выясняется, что арестован полковник Моисеенко – начальник убитого, и это апофеоз. В ФСБ есть отдел "М", который курирует правоохранителей, включая УФСИН, – и дальше идет гнев по линии ФСБ из Москвы: куда вы смотрите, когда уже офицеры друг друга убивают! Обыски, изъятия – вот до чего доработались!

А дальше – как в средневековой России: на кол! Находят конкретный эпизод – и вот арестован генеральный подрядчик Кудрин. У него вся семья в Америке, и там же производство аккумуляторов, он собирался выехать, но его контролировали. Он понимал, что он будет крайним. И как только он взял билет, все: в семь утра – выходи, руки за спину, подбородок прижать – и по длинному коридору. Дальше – предъявление конкретного обвинения на конкретные миллионы – только чтобы закрепиться, и в камеру.

Ну, а дальше все просто (я работал в этой системе) – тут есть два варианта. Первый – вы ничего не видели, не знаете, будете говорить только в присутствии адвоката. "Ну, тогда – веришь ли ты, дружок, что будет еще эпизодов десять? Я на большой стройке их найду? Найду. Статью видел?" – "Видел". "Там до 12, по-моему. А веришь, что при таком великолепии ты их и получишь? Так вот, дружок, семью свою в Америке ты увидишь лет через десять, да и то – если сильно повезет. А веришь, что отбывать наказание ты будешь не здесь, страна у нас большая – как тебе Норильск? Ну, тогда давай поговорим". – "А что мне за это будет?" – "Пять".

– Это уже как мечта?

– "Пять" – это сделка. "Только сначала поговорим. Где миллиард? И что такое миллиард – это 16 миллионов долларов. Как ты относишься к тому, чтобы возместить? Ты же генеральный подрядчик, тебя посадили на хозяйство, дали 13 ярдов, у тебя 128 причин, почему одного из них не хватает, и мы это понимаем. Но только ты – в "Крестах". Цена вопроса – 16 миллионов долларов. Слушай, я был в твоем особняке, я знаю, какие у тебя активы, что у тебя производство в Америке – мне кажется, ты можешь наскрести. Через юридическую процедуру возместил, достроили, дал показания, получил свои – ну, если возместишь – три. Год отсидишь, потом УДО – и двигай ты в свою Америку! Вот это один вариант, а если ты такой непорочный – я тебе про Норильск сказал: вернешься в Америку, только нескоро и другим".

– Подействовало?

– Я не присутствовал при этом разговоре, но я участвовал в таких разговорах и многим людям говорил то же самое. Это и есть оперативная работа. Следователь к этому не имеет отношения, там все легально, а вот оперативники – другое дело, и я предполагаю, что такие разговоры ведутся. Думаю, что он сейчас взял паузу. Я бы посоветовал ему прислушаться. Ему 52 года, он очень богатый человек. Ты что, хочешь сэкономить? В 63 хочешь выйти – тебе станет легче, что ты сэкономил? Да ты за эти годы все отобьешь – ты же бизнесмен!

– А Кудрин действительно не имеет отношения к убийству Чернова?

– Не имеет, я абсолютно в этом уверен. Что такое стройка – там подпиши, там закрой, тут потом сделаем, тут прими работы – давай-давай, быстрей… Чернов, понимая, что дело пахнет уголовкой, и претензии будут к нему: подпись твоя? Твоя. Ты почему это принял? И он стал говорить: вот это я не подпишу, такие акты я не приму, вы мне, товарищ полковник, даете незаконные указания, работы не выполнены, а вы мне говорите, чтобы я закрывал. И все эти беседы записывал.

– А кому было выгодно убить Чернова?

– Видимо, они там решили, что убийство Чернова решает вопрос с прошлым – кто что подписывал, какие акты. На самом деле они только ухудшили ситуацию – привлекли всеобщее внимание. Я не знаю мотивов того же полковника Моисеенко: это серьезный парень, спецназ, Кавказ – видал жизнь человек. С одной стороны, власть должна на все это реагировать, а с другой – "Кресты-2" все равно нужно достроить.

– Вот недавно все говорили о том, что пропали все замки и ключи для камер "Крестов-2" – как это могло случиться? Вообще, во что вылился этот пропавший миллиард – в какие недостачи?

– Ну, замки и ключи – это самое простое: подумаешь, не хватает немного фурнитуры. Не надо быть инженером, чтобы понимать: вот, сделали что-то неправильное с водопроводом, и зимой полопались трубы, за которые уже заплатили – теперь их надо покупать снова, все 400 метров, иначе блок на 1000 человек не сможет помыться. И таких проблем целый комплекс – решить их можно, да откуда взять деньги? Только из бюджета.

– Ваши примеры говорят о не очень хорошем управлении – все-таки человек компетентный не допустит, чтобы у него полопались трубы.

– Это говорит о том, что все эти их распри закончились хаосом. У каждого есть свои оправдания, тот же Кудрин может сказать: я строил-строил, и вдруг кризис, цены взлетели, – и это правда. Я бы сказал: а ты что, мальчик? Ты построил очень много, это твои риски. У каждого своя правда.

– Евгений, как вы думаете, в России так происходит на каждой стройке, или такую картину мы видим только на самых значительных объектах?

– Есть правила игры. У государства колоссальные деньги, и оно нанимает бизнес, чтобы их осваивать. Бизнес хочет быть первым, ему нужен допинг, допинг – это откат. Что в этом ненормально? Ненормально, когда за любой откат приходит "шараш-монтаж", он все равно ничего не построит. Но если следственный изолятор построен вовремя, все хорошо, и все довольны, разве будут копаться в том, кто кому заплатил? А когда происходят вот такие истории, тогда у меня вопрос к большому бизнесу: ребята, а чего вы хотели?

– Действительно, чего они хотят – еще больше денег, еще и еще?

– Я думаю, тут вопрос в другом – в профессионализме власти и в ее здравом смысле.

– Какие вы можете сделать прогнозы по "Крестам-2" – долго ли еще будут строить, найдется ли миллиард, будут ли еще посадки?

– Аресты еще будут, я это знаю. Насчет миллиарда – я не думаю, что кто-нибудь решится как-то опосредованно обратиться к лидеру государства и сказать, что им не хватает миллиарда. Ведь реакция будет следующая: если все так плохо, миллиард я, конечно, дам, но уже не тебе. Думаю, они будут вынуждены найти миллиард. Но в этом году переезда еще не будет.

– Сейчас же в старых "Крестах" стало полегче, они не так забиты?

– Там сидит 4700 человек, а должно быть 4000. Но там полно хозяйственных проблем – вся электрика вырубается, включая кипятильники, кондиционеры ставились при царе Горохе, от них то слишком жарко, то слишком холодно, лампочек не хватает, линолеума не хватает. Котельная простояла эту зиму – полковник Львов перекрестился: в следующую вряд ли она выживет. Там все сыпется, и они каждый день латают дыры. Что делает правильный адвокат? Он заходит в "Кресты" и идет к заведующему по хозчасти: "Слушай, полковник, очередь в "Кресты" большая, по четыре часа жду. Я слышал, у тебя с лампочками проблемы – давай так: говори, сколько тебе лампочек, но если я прихожу к подследственному, то я быстро к нему прохожу". И он находит некую фирму, которая дарит лампочки, а подполковник берет трубку и говорит: "Запишите, пожалуйста, фамилию адвоката – Иванов. Меня не волнует, куда он идет, но он идет без очереди".

– Интересно, в новых "Крестах" будет так же?

– В новых "Крестах" будет по-другому. Туда будет очень неудобно ездить. Никто же не думает, что следователям из всех районных подразделений, из следственного комитета удобно доезжать до центра города. А теперь надо будет ехать до Колпина и возить по пробкам подследственных в суды и на следственные действия: будут сбиваться все графики, все будут ждать.

– А как надо было сделать?

– Я бы находил места в Приморском районе, в Калининском, на задворках Московского района, строил бы небольшие современные здания – рассредоточил бы все это по зональному признаку. Если тебя арестовали здесь, то здесь ты и сидишь, я бы не свозил всех в одну колоссальную тюрьму. Мы же не строим безумные колонии на 50 тысяч человек – кому нужен такой город? Я бы пошел по пути дробления.

Известная голландская тюрьма, которую я уже упоминал, была снесена. Голландцы осознали, что они совершили ошибку, построив это чудовище. И потом, они подсчитали, что, помимо неудобств, это еще колоссальные расходы. Для одних лифтов нужна своя отдельная служба – они поняли, что это просто слишком дорого, и снесли ее. А у нас, как во всякой империи, есть жажда чего-то большого, например, больших заборов. Если какой-то памятник, то большой, если тюрьма, то большая.

– Ну, хорошо, мы пока говорим о стенах, а когда их построят, и старые "Кресты" переедут, там все останется по-прежнему, и человек опять будет получать взыскание, если присядет на койку в неположенное время?

– УФСИН – это исполнительная система, законы-то не они принимают. Гуманизация начинается с того, что некие думающие люди приходят в УФСИН, к начальникам оперативных частей, к начальникам зон. Они ничего не проверяют, просто знакомятся, пьют кофе и говорят: слушайте, вот тут надо что-то изменить. И вам каждый хозяин скажет: смотри, вот это я вообще не понимаю, для чего нужно, а это нам мешает. Возникает набор смыслов, переводимый в тексты, в обзорные справки. Дальше эти смыслы переводятся в юридическую плоскость, потом, наверное, нужно обсуждение в Общественной палате, еще где-то – и потом это все должно отправляться к депутатам, к законодателям.

– Евгений, а что бы вы сами в первую очередь изменили в этой системе, если бы была возможность?

– Если мы говорим о концептуальных вещах, о колониях, то, мне кажется, самое главное – это понять, обязан ли осужденный трудиться, или он имеет на это право? Это меняет все. Ведь если я обязан, то я не имею права отказаться от работы. Но это концептуальная вещь. У нас раньше были исправительно-трудовые колонии, теперь мы отказались от этой белиберды, от слова "исправлять" по отношению к сорокалетним людям. В приговоре не сказано, что вы четыре с половиной года должны работать. Но это может быть сказано, только мы должны договориться, что мы делаем с заключенным: мы его изолируем, или мы его изолируем и еще заставляем что-то делать. Мы можем сказать: почему это он будет сидеть за наши деньги – пусть работает, – но мы должны это четко сформулировать.

Ну, и потом – сколько получает сержант, который приходит работать в "Кресты"? Он каждый день идет в тюрьму и получает 20 тысяч в месяц. А почему вы тогда к нему предъявляете претензии, что он проносит мобильные телефоны? С какого перепугу он не должен их проносить? Ему могут сказать: тогда не работай. Но ты сам пойди и поработай туда. Это очень тяжелая работа – они там постоянно сидят в тюрьме, они едят эту еду, это в полном смысле слова вредная работа, но к ним относятся как к вертухаям.

Кстати, если мы возьмем всех силовиков: ФСБ, прокуратуру, следствие, – и измерим у них среднее чувство юмора, то больше всего шутят и наиболее интересны в разговоре тюремщики, потому что через них проходит дикое количество историй, среди которых, хотя и очень много ужаса, но и очень много смешного. Если вам надо с кем-то выпить и поболтать, выбирайте тюремщика.