В федеральном суде американского округа Колумбия продолжается судебное разбирательство ходатайства Российской Федерации о непризнании решения Гаагского международного арбитража выплатить бывшим акционерам ЮКОСа 50 миллиардов долларов. В самих Нидерландах это решение было уже отменено Гаагским же окружным судом, однако Россия объясняет подачу еще одного ходатайства вновь открывшимися обстоятельствами, подтверждающими позицию Москвы. После решения голландского суда иски об аресте российских активов уже отозваны в Германии и Индии. Исполнительное производство приостановлено в Великобритании. Однако суды по делу о 50 миллиардах пока продолжаются в Бельгии, Франции и США.
26 июля живущий в Лондоне и находящийся в розыске Интерпола по запросу России бывший главный юрист ЮКОСа Дмитрий Гололобов направил в американский суд показания на 38 страницах, которые, по мнению некоторых экспертов, значительно усиливают позицию российской стороны.
Адвокаты международной юридической фирмы White&Case, представляющие в суде Российскую Федерацию, потребовали приобщить показания Дмитрия Гололобова к ходатайству России. По одной из возникших версий, Гололобов направил свои показания в суд в обмен на снятие с него обвинений в России. Сам он отмечает, что предоставил свои показания "абсолютно добровольно, руководствуясь лишь этическими соображениями". По его словам, в этих показаниях (их Гололобов называет "меморандумом") он изложил "собственное видение ряда аспектов дела ЮКОСа, включая приватизацию компании".
Гололобов работал главой юридического департамента в ЮКОСе и банке "Менатеп" с 1995 по 2004 год, после чего эмигрировал в Великобританию, где ему было предоставлено убежище. Сейчас он занимается юридической практикой в Лондоне и одновременно преподает в Вестминстерском университете. В своих показаниях американскому суду Гололобов отмечает, что ему по должности было известно, каким образом Михаил Ходорковский и его соратники приобрели 70% акций ЮКОСа, а в ряде случаев он был ответствен за анализ этих схем. Он утверждает, что бизнесмены контролировали незаконно приобретенный нефтяной гигант через три подставных офшорных компании и скрывали свои действия от российского правительства, опасаясь, что раскрытие незаконных схем может привести к деприватизации ЮКОСа и уголовному преследованию.
Тогдашние российские законы предписывали, чтобы в каждом залоговом аукционе участвовало по крайней мере два покупателя, иначе он объявлялся недействительным. "Ни в одном из конкурсов, связанных с приобретением акций ЮКОСа, – пишет Гололобов, – не было двух настоящих покупателей. В конечном итоге в залоговом аукционе было позволено участвовать только двум компаниям: ЗАО "Лагуна" и ЗАО "Реагент", которыми фактически владел и которые контролировал господин Ходорковский". Чтобы выиграть инвестиционный конкурс, утверждает Гололобов, покупатели ЮКОСа пошли на сговор с группой лиц, управлявших этой нефтяной государственной компанией, которые после обещанных им огромных взяток помогли группе Ходорковского завладеть ЮКОСом.
Гололобов подробно описывает в своих показаниях американскому суду, как руководство банка "Менатеп", чтобы скрыть от правительства и кредиторов факт перевода значительной части активов объявленного банкротом банка в одно из своих отделений, уничтожило большую часть своей документации, приказав шоферу утопить автомашину с ней в реке Дубна. Было уничтожено 607 коробок с документами, утверждает Гололобов.
В своих показаниях бывший глава юридического департамента ЮКОСа пишет, что руководители компании "предпринимали усилия по созданию препятствий российским налоговым органам", и приводит, в частности, попытку руководства ЮКОСа передать налоговым органам в счет погашения налоговых обязательств 34% акций компании "Сибнефть", хотя принадлежность этих акций ЮКОСу оспаривалась самой "Сибнефтью". Налоговики отказались от сделки.
Далее Гололобов подробно рассказывает о решении руководства ЮКОСа вывести некоторые его активы за рубеж, за пределы досягаемости российских налоговых органов. Для этого была использована схема создания в 2005 году в Нидерландах двух подставных компаний (называемых в голландском законодательстве "штихтингами"). Этим штихтингам были переданы активы ЮКОСа, стоившие миллиарды долларов. Активы, в частности, включали контролируемые ЮКОСом нефтеперерабатывающие заводы и нефтяные терминалы за рубежом, группу строительных компаний, а также компанию Brittany Assets на Британских Виргинских островах, владевшую многочисленными фиктивными компаниями, которые, как пишет Гололобов, использовались руководством ЮКОСа для уклонения от уплаты налогов "посредством схемы трансферного ценообразования с участием продаж нефти ЮКОСа". Когда подставные штихтинги через Вrittany Assets завладели офшорными компаниями, руководство ЮКОСа получило контроль над миллиардами долларов, составлявшими выручку от уклонения от уплаты налогов. "Я не могу точно сказать, – пишет Гололобов, – сколько денег должно было остаться в этой структуре, но, возможно, в районе 7 миллиардов долларов США".
Гололобов утверждает, что у него дважды возникали публичные разногласия с Михаилом Ходорковским. Первое произошло в 2010 году и было связано с юридической стратегией бывшего главы ЮКОСа, утверждавшего, что юристы компании якобы постоянно говорили ему: все схемы его компании соответствовали закону. В августе 2010 года Ходорковский, говорится в "меморандуме Гололобова", дал интервью журналу Der Spiegel, в котором всю вину за уклонение от уплаты налогов свалил на юридических консультантов ЮКОСа, которые якобы одобряли подобные налоговые стратегии. Далее Гололобов ссылается на свою и Светланы Бахминой статью в газете "Ведомости" за тот же год, в которой оба автора "решительно оспорили ревизионистскую историю г-на Ходорковского". "Таким образом, – считает Дмитрий Гололобов, – я по-прежнему возмущен попыткой г-на Ходорковского уклониться от всей вины за свое преследование с помощью предположения о том, что его юридические консультанты и внешний консультант всегда одобряли его схемы. В действительности мы подробно описывали риски, а он принимал решения пойти на них".
Второе разногласие с Ходорковским у Гололобова произошло в марте 2016 года, спустя два года после освобождения экс-главы ЮКОСа из тюрьмы. 26 марта Михаил Ходорковский написал на своей странице в Facebook, что залоговый аукцион по приобретению акций ЮКОСа был "нечестным", но в действительности соответствовал "законам, существовавшим в то время".
Гололобов отмечает в своих показаниях, что он оспорил это утверждение в статье в РБК, считая залоговый аукцион фиктивным и незаконным. "Какова была цель, – вопрошает экс-глава юридического департамента ЮКОСа, – огромных платежей через офшорные компании назначенным правительством приватизационным менеджерам ЮКОСа, г-ну Муравленко, г-ну Казакову, г-ну Иваненко и г-ну Голубеву, которые помогли олигархам выиграть инвестиционный конкурс в обход инвестиционных обязательств?" Таким образом, Гололобов недвусмысленно утверждает в своих показаниях американскому суду, что олигархи, под которыми он имеет в виду Михаила Ходорковского, Платона Лебедева, Леонида Невзлина, Владимира Дубова, Михаила Брудно и Василия Шахновского, дали взятку государственным управляющим ЮКОСа, с тем чтобы они передали компанию в нужные руки. Взятки эти передавались в течение 2002–2003 годов и, по мнению экспертов, могли составить до двух миллиардов долларов. Среди их получателей, отмечает РБК, были два действующих депутата Госдумы.
В заключение своего меморандума Гололобов подчеркивает, что "предположение г-на Ходорковского о том, что другие олигархи также использовали мошенничество и коррупцию для приобретения своих богатств в 90-е годы, не выдерживает даже слабейшей юридической критики".
О мотивах, которые побудили его направить показания в американский суд, Гололобов рассказал лондонскому корреспонденту Радио Свобода.
– Это анализ некоторых моментов дела ЮКОСа. Это ни в коем случае не надо рассматривать иначе, как меморандум, который обобщает то, что я говорил раньше. Там нет ничего принципиально нового. 95% содержания, если почитать мою публикацию, абсолютно известно. Это моя позиция. Я ее открыто излагал и открыто излагаю. Я не хотел бы комментировать содержание меморандума. Чисто юридически это неправильно.
– Меморандум был написан по вашей инициативе? Или к вам обратился американский суд?
– Если взять решение Гаагского международного арбитража по делу о 50 миллиардах, я там обозначен как очень существенный свидетель, который по непонятно каким причинам не был допрошен сторонами. Так что мое появление – просто вопрос техники. Ко мне обратились – я не возражал. Это же не "басманный", а справедливый американский суд. Он со всем разберется и все оценит. Если у кого-то существует несогласие с тем, что написано, все элементарно. Люди идут свидетелями в суд, дают показания, подвергаются cross examination (перекрестному допросу. – РС), суд в совокупности оценивает. Никаких проблем тут нет.
– Вы пишете и неоднократно об этом говорили, что, уклоняясь от уплаты налогов, руководство ЮКОСа вывело значительные его активы за пределы досягаемости российских налоговых органов. Как это происходило?
– Это написано в меморандуме. Пересказывать меморандум – не моя задача. Это написано в меморандуме, и меморандум делает четкую отсылку к решениям Европейского суда, который еще гораздо детальней описывает, как это все происходило. Решения Европейского суда по корпоративному делу ЮКОСа и по первому делу Ходорковского очень детально описывают налоговую составляющую дела. И обобщить ее в двух-трех словах просто невозможно.
– В вашем меморандуме шесть важных пунктов. Какие из них, на ваш взгляд, являются наиболее важными?
– Там, в принципе, все важно. Есть вещи, которые важны для меня. Есть вещи, связанные с приватизацией ЮКОСа. Это важная вещь. Есть вещи, связанные с моим общением с Ходорковским в заочном режиме, высказываниями, которые были поддержаны в том числе и частью юристов ЮКОСа, которые определяют оценку всех действий, которые там были. Это публичная дискуссия. Я буду счастлив, если американский суд ее оценит.
– А кто контролировал и кто был бенефициаром средств в штихтингах, о которых вы пишете?
– Тема штихтингов комплексная и непростая. Описать ее в двух словах я бы не взялся. Там подробно описано, кто является бенефициарами, кто является управляющими, как они действовали, как они действуют. Я не в состоянии это описать на пальцах, объяснить это сложно. Сейчас идут несколько процессов, в том числе процесс миноритарных акционеров, которые оспаривают права управляющих штихтингов управлять ими так, как они хотят. Это реальные миноритарные акционеры, владеющие очень большим количеством акций ЮКОСа. Кроме группы "Менатеп" и миноритарных акционеров, у которых около 12% акций, никого больше и нет. Если эти миноритарные акционеры говорят, что управляли неправильно, то к этому надо прислушиваться.
– У голландского термина "штихтинг" есть какой-нибудь синоним в русском языке?
– Я думаю, однозначного юридического нет. Он используется в понятии "траста", хотя это не траст, но это специальные образования, у которых свой специфический юридический статус, сходный с трастами.
– Вы пишете, что залоговый аукцион по приватизации ЮКОСа был подставным. Что это значит? Как это происходило?
– Я не берусь комментировать содержание меморандума, потому что оно само за себя комментирует. Михаил Борисович Ходорковский официально заявил, что все аукционы были несправедливыми. Это его слова, которые были публично сказаны неоднократно – что они несправедливые, но вроде как бы там какая-то была формальная законность. Поэтому я могу только проанализировать слова самого Михаила Борисовича, что если сделка несправедливая, как говорится, то она нарушает с точки зрения common law (общего права. – РС) право equity ("право справедливости". – РС), т. е. она не может быть законна в принципе. Если в результате сделки куча людей обмануты, но как бы нормы формально соблюдены, это, конечно, вопрос к очень большим судам, это незаконно в конечном итоге. Надо сказать, Европейский суд дал четкий комментарий по этому поводу, сказав, что приватизация сама по себе не создает безупречного права собственности.
– Вы цитируете Ходорковского, который назвал эту приватизацию несправедливой. "Несправедливость" – это юридический термин?
– У нас просто этого никто раньше не делал, никто раньше не анализировал точность и содержание приватизационных аукционов. За исключением того анализа, который был сделан английским судом, во время процесса, о котором стараются забыть: Березовский против Абрамовича. Там это было косвенно. По крайней мере, там было показано, как это происходило.
– Вы пишете об огромных откатах, выплаченных назначенным правительством России менеджерам ЮКОСа. А за что были выплачены эти по существу взятки?
– Я не могу никак юридически это характеризовать. Это дело суда, как оценивать. Я могу сказать, что, во-первых, это публичная информация. Она достаточно обсуждалась. РФ сейчас это оценивает так, что эти выплаты были незаконны. Я могу сказать, что, судя по официально опубликованной отчетности ЮКОСа, эти выплаты были. Логический вопрос, вне меморандума. Когда людям заплатили несколько миллиардов как бы за услуги в компании, это что? В любом случае, общие принципы антикоррупционного законодательства говорят: если ты лицо, которое находится в специальной позиции, трастовой позиции, позиции особого доверия, какое государство оказало определенным менеджерам, и ты получил такие серьезные выплаты или вообще выплаты, ты должен доказать, на тебе должна лежать обязанность доказать, что они не носят коррупционного характера. Было ли это сделано? Это вопрос. Но это, повторю, анализ вне меморандума. Я не анализирую его содержание.
– Каким образом Гаагский арбитраж присудил 50 миллиардов долларов компенсации экс-акционерам ЮКОСа, если в ваших нынешних показаниях, как вы пишете, нет ничего нового по сравнению с вашими прежними публикациями? Разве судьи арбитража не знали, кто контролирует офшорные компании, от имени которых был подан иск?
– Судьи арбитража, согласно мнению государственного суда, вообще действовали с превышением своих полномочий. Это решение не мое, это решение государственного голландского суда, действующего в пределах закона. Арбитраж действовал не в пределах своих полномочий и не имел права исследовать массу обстоятельств, которые исследовал. Все это было просто сотрясением воздуха за огромные деньги.
– Это халатность или намеренное игнорирование фактов?
– Откуда же я знаю?! Не могу сказать. Это должны оценивать юристы совсем другого уровня и совсем другой компетенции.
– Адвокаты России в американском суде утверждают, что ваши показания создают повод для пересмотра решения этого Гаагского арбитража о выплате 50 миллиардов долларов. Вы согласны с ними?
– Начнем с того, что решение уже пересмотрено. Оно не пересмотрено, оно отменено. Его по сути никто не пересматривал, просто было установлено, что оно было принято вне полномочий суда, вне его мандата. Я могу сказать: под моими показаниями в меморандуме я подписываюсь, я буду клясться в суде, что сказал правду и ничего кроме правды. Эти мои показания можно опровергнуть только в суде. Все, что сказано за пределами суда, – сотрясение воздуха и болтовня. Ходорковский говорит: "Гололобов неправ", приходит в суд, дает показания. Его кросс-экзаменуют (подвергают перекрестному допросу. – РС). И он доказывает, что Гололобов не прав. Замечательно! Суд принимает во внимание показания Ходорковского. А если Ходорковский начинает что-то говорить за пределами суда, о том, что он не согласен с Гололобовым – это все сотрясение воздуха.
– А вы думаете, Ходорковский явится на этот суд, если его пригласят?
– Откуда я знаю?! Он заявлял, что к этому суду не имеет никакого отношения. Не хочет там участвовать. Поэтому я могу только опираться на его заявления и не могу спекулировать.
– О ваших разногласиях с Ходорковским известно давно. Вы о них тоже пишете в своем меморандуме. Напомните главные аспекты ваших разногласий.
Я думаю, что дело ЮКОСа сейчас очень мало кому интересно. Это спорадически возникающий интерес
– Я не могу сформулировать мои разногласия с Михаилом Борисовичем по одной простой причине, что они отсутствуют в каком-то суммированном выражении. Есть определенные взгляды на то, как происходило дело ЮКОСа, как оно проистекало, на судьбы людей, которые живут после дела ЮКОСа. С одной стороны, как-то субстантивировать, что он говорил одно, а я говорил другое, наверное, должен какой-то профессионал – сделать такую сводную картинку, где не сходятся позиции Ходорковского с позициями Гололобова. Наверное, мне бы самому было интересно это увидеть.
С другой стороны, вот недавно у меня брал интервью корреспондент "Медузы". Он пишет статью "Три жизни Михаила Ходорковского". Я говорю, что если я о второй жизни, под которой имеется в виду тюрьма, немного знаю, знаю о первой и в ней принимал прямое участие, то о третьей жизни, о том, что сейчас происходит с Михаилом Борисовичем, я не знаю вообще ничего. На этот счет я вообще не могу рассуждать. Я могу просто увидеть какой-то пост Ходорковского в сети, написать к нему комментарий, как правило, юмористический, над большими политиками принято шутить. Я думаю, что дело ЮКОСа сейчас очень мало кому интересно. Это спорадически возникающий интерес. Я не думаю, что я один, с кем у Михаила Борисовича не сходятся мнения по делу ЮКОСа. Например, очень много людей из ЮКОСа работает в правительстве, в "Роснефти", в различных крупных нефтяных компаниях, на государство, в пиаре. Я не думаю, что мнение Михаила Борисовича сходится с их мнением.
– А в первой жизни, когда вы служили у Ходорковского, вы часто с ним общались?
– Я работал на ЮКОС. У Ходорковского лично служили немного другие люди, это все-таки совершенно разные позиции. Я работал на компанию, в которой еще было множество акционеров. Это немножко разные вещи, и сам Михаил Борисович всегда пытался это подчеркнуть. Встречался я с ним, как он сам заявлял в своих показаниях, достаточно регулярно, особенно в последние годы. Но это опять же была другая жизнь, другие люди. Это было больше 13 лет назад. Прошла целая эпоха.
– Не было ли у вас с ним каких-то конфликтов в то время?
– Я думаю, что у нас конфликтов с Ходорковским не могло быть, иначе бы я столько лет в ЮКОСе не работал. Я бы не поддерживал так тех сотрудников ЮКОСа, которые до сих пор у меня в больших друзьях. Просто не надо отождествлять никого ни с кем и ни с чем. Не надо Михаила Борисовича отождествлять с ЮКОСом. Михаил Борисович живет сам своей жизнью. У него своя структура теперь, свои интересы, свои новые люди. Тогда это была другая эпоха, другие люди, другие отношения. Это было все исключительно по поводу коммерции, коммерческой деятельности. Тогда там еще и Сурков работал, и другие очень интересные люди работали. Если написать историю ЮКОСа, вы удивитесь, какие люди там работали и где они работают сейчас. А они работают в "Роснефти", в "Башнефти", везде в "нефтянке", в Администрации президента, в правительстве, где их только нет. ЮКОС дал огромное количество разных профессионалов, которые замечательно вписались в существующие в России пищевые цепочки.
– Вы неоднократно говорили и писали, что Михаил Ходорковский своей стратегией и поведением подставил многих своих сотрудников. Что вы имели в виду?
– Давайте посмотрим на ситуацию. Чем она отличается от 2004 года? Что произошло? Говорили о Ходорковском: "надо попросить о помиловании", "надо заговорить насчет компании", "надо не подставлять людей". Что в результате? 2016 год. Ходорковский отсидел, помилование попросил. Люди отсидели. Компанию разрушили. Все отняли. Люди работают на правительство и так далее. Делайте выводы сами.
– Чем вы руководствовались, направляя свои показания американскому суду? Что вами двигало?
– Этические соображения западного юриста. Этические соображения в той этической парадигме, в которой я сейчас нахожусь. Я считаю это правильным и обоснованным.
– И одновременно вы находитесь в розыске в Интерполе.
– Ну, это как есть.
Представители Михаила Ходорковского отказались комментировать для Радио Свобода как факт направления Дмитрием Гололобовым показаний в суд, так и их содержание.