Антипремия Рунета “Сексист года” досталась уполномоченному по правам ребенка Павлу Астахову за два высказывания. Первое датируется маем. Оно о том, что в некоторых регионах России женщины к двадцати семи годам сморщиваются так, что напоминают пятидесятилетних, и поэтому жениться на молоденькой – местная, так сказать, социальная норма. Так Астахов оправдывал неравный брак почтенного чеченского милиционера Нажуда Гучигова, товарища Рамзана Кадырова, и несовершеннолетней выпускницы средней школы Хеды Гойлабиевой. Астахов отличился и в октябре, назвав пьяных подростков, которые сняли на видео и выложили в сеть сексуальные издевательства над одноклассницей, жертвами обстоятельств. Победил Астахов в конкурсе Рунета явно благодаря несоответствию занимаемой должности и резонансу своих высказываний; особенно активно обсуждался народом неравный брак чеченских “телочки” и “мента” (“старого козла”, примеры хейтспича из сетей могут быть продолжены).

За звание сексиста года спорили также главный санитарный врач Геннадий Онищенко, выступивший с интригующим заявлением о женщинах, которые в целом плохо заботятся о мужчинах, поэтому последние рано умирают от алкоголя и курения, и протоиерей Дмитрий Смирнов, порадовавший шведских телезрителей интервью о том, что в России семейного насилия нет (вероятно, как раньше в СССР не было секса). В номинации “Женщины против женщин” ярко выступила сенатор Валентина Матвиенко, сторонница борьбы с абортами запретительными методами. В номинации “Антиженская политика” выиграла команда Верховного суда, выводящая из криминальной зоны семейное насилие.

Все это было бы почти забавно, если бы не было реальностью и не казалось продуманной частью общего госпроекта по возвращению к консервативным ценностям. Особенность проекта в том, что он (вполне видимыми нитями) связан с зачисткой оппозиции, с военной активностью России на востоке Украины и затем в Сирии, с актуальностью фигуры Кадырова как первого зама, который иногда зарывается. В этом политическом контексте вполне логичны попытки иерархов церкви контролировать светские свободные сферы, в частности, образование и культуру. И гендерный вопрос здесь очень даже при чем: милитарные, закрытые общества, “вертикали власти” обязаны быть консервативными, необходимость гипотетической мобилизации предполагает иерархию подчинения, сложность в таких структурах должна игнорироваться. Поэтому “бабья дорога от плиты до порога”, ни о каких ЛГБТ-свободах не может идти и речи, стереотипный сексизм и возрастная дискриминация – спутники стагнирующего российского политического сюжета.

Интересно, что этот проект и сюжет, по идее, призванный нивелировать различия, сопровождается взращиванием развитого и весьма разнообразного языка ненависти, который филологами признан настоящим феноменом со времен Майдана, медийных и сетевых битв “укропов” и “ватников”. В области интонационной работы, как мы знаем, нет равных Дмитрию Киселеву: есть телезрители, буквально подсаженные на его истерические восходящие нотки. В гендерной сфере превосходным примером хейтспича была мартовская, незадолго до злосчастной чеченской свадьбы, “дискуссия о телочках”, или “телочкагейт”. Кстати, одна из номинанток на антипремию “Сексист года” вместе с Валентиной Матвиенко – журналист Елена Лаптева, автор полемической заметки “Меня называют телочкой? Ну и пусть”. В рамках спора о терминах она объясняла, что женщины свободны называться телочками, как и выбирать себе унижающих их партнеров, это их частное дело. Поддержание языка ненависти по отношению к себе и “своей” дискриминируемой группе, чем Елена в этой статье, по сути, была занята – нечто вроде стокгольмского синдрома, символическая попытка выйти из дискриминируемого круга путем согласия с языком дискриминации. В этих дискуссиях я с некоторым удивлением узнала, что слово “телочка” употребляется как самоназвание девушек в продвинутых хипстерско-богемных кругах, но недопустимо как определение извне этого круга, то есть на улице бы девушка обиделась, если бы ее так назвали, а среди подруг, друзей или любовников одного социального статуса это приемлемая шутка.

Недавно я сама стала инициатором похожего конфликта, но не в сфере гендера. В статусе на facebook в шутку назвала своего отца хохлом, имея в виду его семейное упрямство. Последовали обвинения в великодержавном шовинизме от киевских товарищей. Мне это сначала показалось странным, поскольку в южнорусской деревне на границе с Украиной, где родился и вырос отец, самоопределения “хохол” и “москаль” не имели оскорбительных коннотаций – или мне, подростку, приезжавшему на каникулы, так казалось. Под дружеским огнем критики пришлось пересмотреть словоупотребление, которое для многих связано с языком ненависти – похоже, надолго.

Елена Фанайлова – журналист Радио Свобода, автор и ведущий программы "Свобода в клубах"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции