Ссылки для упрощенного доступа

Магнитский не участвует в этом суде


Sergey Magnitsky grave at Preobrazhenskoye cemetery, Moscow
Sergey Magnitsky grave at Preobrazhenskoye cemetery, Moscow

Воспоминания Татьяны Руденко, тети Сергея Магнитского, о последнем заседании суда над ее племянником, о его смерти и похоронах

Последнее судебное заседание. 12 ноября 2009 года

Опять ждем с утра до вечера, уже правило – мы будем последними. Следователи никак не везут материалы дела для ознакомления. Где-то в середине дня, наконец, Харитонов (Дмитрий Харитонов - адвокат Сергея Магнитского, защищающий сейчас интересы его семьи - РС) уходит читать материалы. «Всё то же самое», – на наш вопрос, что там, отвечает он.

Нас запустили в зал, ждем. Вдруг нас секретарь спрашивает, кто мы такие. И я очень поспешила ей ответить, что мы родственники, а жена Сережи в это время говорит правильную фразу: «А вам какое дело, кто мы?». Но я уже успела успокоить секретаря. Как я жалею об этом, надо было сказать «пресса». Вводят Сережу, он сразу же обращается к Харитонову и они о чем-то говорят, явно очень важном. Никаких улыбок на этом заседании не было.

Суд начинается со спора, так как Сереже не было предоставлено время для консультации с адвокатами. Судья Сташина (Елена Сташина, судья Тверского районного суда, включена в “список Магнитского” - РС) утверждает, что у них было 2 часа, нет – у них было две минуты до прихода судьи в зал. И судья дает 15 минут для консультации.

Нас попросили выйти из зала, почему-то следователь и прокурор остались там. Очень скоро выходит Харитонов и кому-то пытается дозвониться, мы слышим, что он разговаривает с Резником (Генри Резник, президент Адвокатской палаты Москвы - РС), спрашивает совета, как поступить, если подзащитный отказывается от адвокатов на время заседания, уходить адвокатам или нет. Мы столбенеем.

Заседание продолжено, дальше всё происходит очень быстро. Сергей заявляет, что на этом заседании он отказывается от адвокатов, потому что адвокаты не имели возможности работать с полученными только сегодня новыми бумагами по делу и не готовы защищать его.

О чем говорил адвокат, что спрашивала судья, ничего не помню, все проносилось быстро и напряженно. Что запомнила:
Сергей передал судье копию справки о состоянии здоровья, которую дала ему Литвинова (Лариса Литвинова, врач Бутырской тюрьмы. В связи с гибелью Магнитского ее обвиняли ненадлежащем исполнении профессиональных обязанностей, но дело было прекращено из-за истечения срока давности - РС), судья ее не приняла, сказав, что она не заверена (оригинал справки с печатью и подписями был отправлен по почте 11.11.09, получен адвокатами после смерти Сережи - ТР).
Судье адвокаты передали пачку документов, она их вернула – тоже не заверены. Можно предположить, что это были копии жалоб Сергея, так как он сказал: «Вот я здесь, давайте заверю». Это судья проигнорировала, продолжила вести заседание.
Сергей сидит на скамье, в руках открытая газета. Его о чем-то спрашивает судья, он отвечает: «Магнитский не участвует в этом суде».

Судья удаляется в свою комнату. Все встают, идут к выходу. Мама Сергея спрашивает у Сережи о чем-то. Конвойный запрещает разговаривать. Мама возражает, ведь письма не доходят. Конвоир отвечает: «Будет себя хорошо вести, все будет».

Сильченко и Буров (Олег Сильченко, следователь, который вел дело Магнитского и Александр Буров, прокурор, включены в “список Магнитского” - РС) опять остались в зале, нам это показалось странным, мы тоже вернулись в зал и долго там ждали решения, о чем говорили, не помню. Харитонов уехал, он весь день только и думал, как бы не опоздать на самолет, куда-то улетал. Меня тогда очень это удивило.

Вводят Сережу, он в бейсболке, не снимает ее. Судья зачитывает решение. По окончании Сережа заявляет, что у него есть ходатайство. Но судья Сташина уже собрала свои бумажки и, направляясь в свое укрытие, через плечо говорит: «Время ваших ходатайств истекло!»

Сережа передает бумагу Орешниковой (Елена Орешникова, адвокат Магнитского - РС), последний взгляд в нашу сторону. Уже повернувшись спиной, махнул рукой.

На улице очень холодно, ветер пронизывает, и совсем темно, машины для заключенных нет. И мы не дождавшись, когда Сережу выведут из здания, решаем уйти. Как я теперь об этом жалею.

Морг. 18 ноября
Миловидная дама – врач, наверное, спросила у нас разрешение на захоронение, у нас его еще не было. Мы пришли узнать, какие вещи и документы необходимы, и спросить о возможности проведения независимой экспертизы. Некоторые формулировки ее ответа помню точно: «Да вы что? И так взяли столько анализов, столько людей сюда понабежало, такого у нас еще не было. Что же так терзать тело? Пойду сейчас посмотрю, в каком состоянии тело, нужно ли делать бальзамирование».
Комната небольшая, темная, какие-то иконы, свечи, ленты; дама стояла за прилавочком с настольной лампой в чистом отглаженном белом халате, за ней слева дверь. Она идет к этой двери, открывает, и я вижу через большую щель в дверном проеме Сережу, вижу лицо в профиль. Он лежит большой и спокойный. Я смотрю безотрывно, запоминаю, и этот кадр у меня в памяти навсегда.
Она вышла: «Торопитесь, тело портится, у нас холодильник не работает, всего 2 градуса, а то потом…» Что «потом», я уже не помню, кажется, она говорила о возможных претензиях к ее работе.
После этих слов, у нас была одна мысль – быстрее, быстрее получить разрешение на захоронение.
Выходим на улицу, я говорю сестре, Сережиной маме, что я видела Сережу. Она в ответ: «Что же ты мне не сказала, я тоже хотела бы…»

В прокуратуре. 19 ноября
На следующее утро Сережина мама, я и адвокат Орешникова встретились в прокуратуре, мы приехали, чтобы подать просьбу о независимой экспертизе. Почему-то даже в кабинет нас не пригласили. Сначала мы ждали в каком-то «предбаннике» и потом разговаривали с молодым, очень молодым, человеком. Орешникова в руках держала бумагу с ходатайством, а он говорил: «Какой смысл проводить еще одну экспертизу, все равно ее будут делать люди из той же системы, результат будет тот же. Принимать решение о разрешении будут долго, очень долго, будут тянуть, да и быстро это невозможно, а что будет с телом?»
Так адвокат подержала в руках это ходатайство, получила разъяснения и устный отказ. Мы все это выслушали и поехали в морг оформлять документы.

Спустя две недели после смерти, как издевательство и подтверждение того, как могут «тянуть», Сережина жена получила письмо от Сильченко о том, что ее обращение на выдачу тела Магнитского было рассмотрено, однако не входит в компетенцию Следственного комитета при МВД России.
Получается – решать лечить или не лечить входит в их компетенцию, ведь 16 ноября в 17 часов 45 мин, когда Сережа был еще жив, на запрос Харитонова представить справку о состоянии здоровья Магнитского и объяснить почему Магнитского не привели на встречу с адвокатами, Сильченко ответил: «состояние здоровья Магнитского С.Л. и справка о состоянии здоровья является внутренним делом следствия».
Значит, чем он болел – не скажем, как умер – не скажем, хотя точно знаем как, но это наше дело; а вот как хоронить совсем не знаем, это нам неинтересно, свое дело мы уже сделали.

Похороны. 20 ноября
Морг – накуренная комната, в углу стоит рабочий стол сотрудников морга. Туда пришли самые близкие.
Тело было покрыто по грудь, так, что руки были закрыты. Так вообще-то не принято, Сережина мама открыла покрывало. Почему так странно выглядят руки? Смотрим, долго; неестественно подвернуты пальцы и на концах синие. (Мы думали, что он так умер, за что-то цепляясь пальцами, но оказалось это не так. На фотографиях с места происшествия руки свободно лежат на груди, пальцы не согнуты. Наверно, служители морга загнули пальцы, что бы скрыть их синие окончания - ТР).
Потом мы замечаем, что костяшки кулаков сбиты, на них синяки. Почему? Страшные догадки не складываются в слова. Надо сообщить об этом. Кому? Жена Сережи очень медленно говорит: «Надо бы сфотографировать». С собой есть только мобильники, в морге сумеречно.

Всю дорогу от морга до кладбища повторяю себе «не забыть сказать сыну, чтобы сфотографировал руки, не забыть». Он придет туда с фотоаппаратом.

Похороны проходили в полном молчании. Щелкали камеры. Мама Сергея открыла покрывало и попросила какого-то журналиста сфотографировать руки, наверно не все понимали, зачем это надо делать. Тима (Тимур Гусейнов - муж Татьяны Руденко, врач - РС) и мой брат Коля заметили раны на руке со стороны мизинца.

Люди стояли чуть в стороне, им было холодно. Служитель кладбища подошел ко мне и сказал, что уже пора, я была вынуждена сказать жене это. Она попросила подождать еще. Так мы прощались, каждый сам про себя, как долго - трудно сказать.

Когда гроб забросали землей ко мне подошел Харитонов, спросил: «А правда, что у Сережи руки были сбиты? А что же вы нам не сказали, у нас с собой фотоаппарат». Журналист, который снимал руки, дал свою визитку маме, она передала ее Харитонову тут же на кладбище, и все. Фотографий у нас нет, имени журналиста тоже. На фотографиях, сделанных моим сыном, глубокие ссадины у мизинца не вошли в кадр.
XS
SM
MD
LG