Серж Саргсян и Абдулла Гюль, президенты Армении и Турции, довели дело до подписания протоколов о примирении буквально на следующий день после присуждения Нобелевской премии мира. Которую и они вполне заслужили и, возможно, еще получат - ибо за что еще давать Нобелевскую премию, как не за разбор великих исторических завалов, особенно во времена, на великие прорывы ничуть не менее скупые, чем на великие личности?
Великие личности, впрочем, для делания истории, как выясняется, нынче особенно и не нужны, в чем и ухмылка истории. Ирония – вообще ее излюбленный жанр, но, кажется, мало в чем история бывает так желчна, как в выборе персоналий, которым доверяет себя делать.
Серж Саргсян – человек с групповой фотографии, какие принято делать на саммитах СНГ. Когда-то в Армении само предположение о том, что Серж Саргсян может стать президентом, отдавало моветоном. Серый кардинал, делатель переворотов, интриган и символ безудержно обогащавшейся новой армянской номенклатуры – несомненно. В тени он и прожил то замечательное время, когда Армения, выходя из блокадной комы, со всей органичностью превратилась в обычную страну наших широт, в которой власть не скрывает от вверенного населения своих пороков, что и является сутью демократии. А харизмы для вертикали и стабильности, оказывается, требуется не больше, чем для исторического свершения – миссионерской возвышенности.
Все прозаично и обыденно, история так и делается – от мелочности расчета и тщеты амбиций. Вдруг все совпадет, почти так же случайно, как случаен был футбольный жребий, сведший Турцию и Армению в одну отборочную группу чемпионата мира. У каждого своя интрига. Турция видит себя лидером региона и мирится со своими соседями, которые, по обыкновению, проблемны. Американцы, понаблюдав за броском российской бронетехники в направлении Гори, вспоминают свои давнишние планы по переформатированию Кавказа, потому что времена монополий прошли, с чем теперь приходится соглашаться и Москве. И только для Саргсяна интрига звучит незатейливо: не прогадать – истинная политическая задача для подлинного мастера преферанса, в котором Серж Саргсян, как известно всей стране, знает толк лучше многих других. Сама армянская ситуация обрекает его, такого же, как все его соседи по груповому фото, на историческое новаторство. Он - единственный, кто не участвует в антикремлевских демаршах в Кишиневе, он последний друг Москвы уже не только на Кавказе, но и вообще, кажется, на всем постсоветье, но он лучше других знает цену открывшемуся шансу стремительно эвакуировать страну в том направлении, куда она и так давно, пусть маневрируя и маскируясь, движется. Предоставилась возможность безнаказанно придать очередному шагу твердость и чеканность - почему этим не воспользоваться?
И, главное, какая альтернатива? Упустив идею примирения, даже длящегося годами, Саргсян расстается на долгие годы с надеждой хоть как-то вырваться из изоляции, на которую так долго обрекала себя страна, полагавшая, что время работает на нее. Никакого идеализма и подвижничества. Армянская элита, как любая другая элита постсоветья, ищет оперативного простора, и уже давно не на востоке, на котором на самом деле никто не ждет спасения. И знают об этом везде - и в Ереване, и в Вашингтоне, и в Брюсселе, и в Москве, в которой уже давно не обманываются не только по части Армении.
Саргсяну намного сложнее, чем Гюлю, его игра намного более рискована, он открывается для удара с любой стороны, но ему остается только одно: творить историю.
Тем более, что речь всего-навсего о том, чтобы сделать явным: граница по существу и так открыта, через нее едут тысячи челноков и даже время от времени летают регулярные чартеры. Тезис о том, что путь Армении в Европу лежит, как ни крути карту, через Турцию, постепенно становится трюизмом, по крайней мере, для армянской элиты, для серьезного бизнеса – а не того, который патриотически опасается дешевого турецкого ширпотреба, грозящего хлынуть через открытую границу.
Нужно было просто поднять над Ереваном турецкий флаг в честь приезда турецкой сборной. И пригласить турецкого президента, раз уж все так совпало.
Нужно было просто на это решиться.
Саргсян решился. Он, только он и только сейчас, мог все просчитать. Может быть, в давние романтические времена историю делали великие идеалисты. Теперь делают прагматики, так похожие порой на статистов, люди с групповых фотографий. И чем меньше они отягощены убеждениями, тем легче эту историю делать, вот в чем главный секрет.
Ни убеждений, ни мифов, выдающих себя за убеждения. "Я - из Вана!", "Я – из Муша!", "Я – из Эрзрума!" – люди с в плакатами, напоминавшими о географии геноцида, выстроились в прошлом сентябре на главном ереванском проспекте, по пути следования Абдулы Гюля на стадион "Раздан". Турецкий гимн был освистан, и за год этих людей не стало меньше. В день большого цюрихского подписания их собралось под окнами президентского дворца почти 10 тысяч – гигантская цифра для нынешнего аполитичного времени. И социологи уверяют: две трети армян против. И дашнаки предрекают: мы начинаем кампанию по смене предательской власти. И армянская публицистика не боится пафоса: "Пусть подписывающие протоколы не забывают, что чернила в их ручках могут превратиться в кровь…" И даже армянские либералы, у которых по существу украли их же сюжет, угрюмо возражают, потому что соглашаться с Саргсяном нельзя даже тогда, когда он, как выясняется, делает историю. И свою собственную. И армянскую. И историю вообще, потому что понаблюдать за переворачиванием тяжелых исторических страниц в Цюрих съехалось семь десятков телерадиокомпаний со всего мира.
Менять ход истории - дело рутинное и утомительное. Это нескончаемая интрига и предчувствие скандала. Это мелочные дрязги и политическая торговля. Это парламент времен вертикали власти, который должен, в зависимости от ситуации, либо ратифицировать протоколы, либо, напротив, призвать народ к негодованию и бдительности. Но так, чтоб дело примирения не стопорилось окончательно. Все то, в чем силен Серж Саргсян. Которого за пределами Армении по-прежнему мало кто знает в лицо.
Великие личности, впрочем, для делания истории, как выясняется, нынче особенно и не нужны, в чем и ухмылка истории. Ирония – вообще ее излюбленный жанр, но, кажется, мало в чем история бывает так желчна, как в выборе персоналий, которым доверяет себя делать.
Серж Саргсян – человек с групповой фотографии, какие принято делать на саммитах СНГ. Когда-то в Армении само предположение о том, что Серж Саргсян может стать президентом, отдавало моветоном. Серый кардинал, делатель переворотов, интриган и символ безудержно обогащавшейся новой армянской номенклатуры – несомненно. В тени он и прожил то замечательное время, когда Армения, выходя из блокадной комы, со всей органичностью превратилась в обычную страну наших широт, в которой власть не скрывает от вверенного населения своих пороков, что и является сутью демократии. А харизмы для вертикали и стабильности, оказывается, требуется не больше, чем для исторического свершения – миссионерской возвышенности.
Все прозаично и обыденно, история так и делается – от мелочности расчета и тщеты амбиций. Вдруг все совпадет, почти так же случайно, как случаен был футбольный жребий, сведший Турцию и Армению в одну отборочную группу чемпионата мира. У каждого своя интрига. Турция видит себя лидером региона и мирится со своими соседями, которые, по обыкновению, проблемны. Американцы, понаблюдав за броском российской бронетехники в направлении Гори, вспоминают свои давнишние планы по переформатированию Кавказа, потому что времена монополий прошли, с чем теперь приходится соглашаться и Москве. И только для Саргсяна интрига звучит незатейливо: не прогадать – истинная политическая задача для подлинного мастера преферанса, в котором Серж Саргсян, как известно всей стране, знает толк лучше многих других. Сама армянская ситуация обрекает его, такого же, как все его соседи по груповому фото, на историческое новаторство. Он - единственный, кто не участвует в антикремлевских демаршах в Кишиневе, он последний друг Москвы уже не только на Кавказе, но и вообще, кажется, на всем постсоветье, но он лучше других знает цену открывшемуся шансу стремительно эвакуировать страну в том направлении, куда она и так давно, пусть маневрируя и маскируясь, движется. Предоставилась возможность безнаказанно придать очередному шагу твердость и чеканность - почему этим не воспользоваться?
И, главное, какая альтернатива? Упустив идею примирения, даже длящегося годами, Саргсян расстается на долгие годы с надеждой хоть как-то вырваться из изоляции, на которую так долго обрекала себя страна, полагавшая, что время работает на нее. Никакого идеализма и подвижничества. Армянская элита, как любая другая элита постсоветья, ищет оперативного простора, и уже давно не на востоке, на котором на самом деле никто не ждет спасения. И знают об этом везде - и в Ереване, и в Вашингтоне, и в Брюсселе, и в Москве, в которой уже давно не обманываются не только по части Армении.
Саргсяну намного сложнее, чем Гюлю, его игра намного более рискована, он открывается для удара с любой стороны, но ему остается только одно: творить историю.
Тем более, что речь всего-навсего о том, чтобы сделать явным: граница по существу и так открыта, через нее едут тысячи челноков и даже время от времени летают регулярные чартеры. Тезис о том, что путь Армении в Европу лежит, как ни крути карту, через Турцию, постепенно становится трюизмом, по крайней мере, для армянской элиты, для серьезного бизнеса – а не того, который патриотически опасается дешевого турецкого ширпотреба, грозящего хлынуть через открытую границу.
Нужно было просто поднять над Ереваном турецкий флаг в честь приезда турецкой сборной. И пригласить турецкого президента, раз уж все так совпало.
Нужно было просто на это решиться.
Саргсян решился. Он, только он и только сейчас, мог все просчитать. Может быть, в давние романтические времена историю делали великие идеалисты. Теперь делают прагматики, так похожие порой на статистов, люди с групповых фотографий. И чем меньше они отягощены убеждениями, тем легче эту историю делать, вот в чем главный секрет.
Ни убеждений, ни мифов, выдающих себя за убеждения. "Я - из Вана!", "Я – из Муша!", "Я – из Эрзрума!" – люди с в плакатами, напоминавшими о географии геноцида, выстроились в прошлом сентябре на главном ереванском проспекте, по пути следования Абдулы Гюля на стадион "Раздан". Турецкий гимн был освистан, и за год этих людей не стало меньше. В день большого цюрихского подписания их собралось под окнами президентского дворца почти 10 тысяч – гигантская цифра для нынешнего аполитичного времени. И социологи уверяют: две трети армян против. И дашнаки предрекают: мы начинаем кампанию по смене предательской власти. И армянская публицистика не боится пафоса: "Пусть подписывающие протоколы не забывают, что чернила в их ручках могут превратиться в кровь…" И даже армянские либералы, у которых по существу украли их же сюжет, угрюмо возражают, потому что соглашаться с Саргсяном нельзя даже тогда, когда он, как выясняется, делает историю. И свою собственную. И армянскую. И историю вообще, потому что понаблюдать за переворачиванием тяжелых исторических страниц в Цюрих съехалось семь десятков телерадиокомпаний со всего мира.
Менять ход истории - дело рутинное и утомительное. Это нескончаемая интрига и предчувствие скандала. Это мелочные дрязги и политическая торговля. Это парламент времен вертикали власти, который должен, в зависимости от ситуации, либо ратифицировать протоколы, либо, напротив, призвать народ к негодованию и бдительности. Но так, чтоб дело примирения не стопорилось окончательно. Все то, в чем силен Серж Саргсян. Которого за пределами Армении по-прежнему мало кто знает в лицо.
