Письмо из Курской области: «Пишу вам письмо со слезами на глазах. Мне семьдесят лет. Когда уходил на пенсию, купил в своём родном колхозе жеребёнка, самочку, думал, она будет помощница в домашних условиях – привезти дров, сена, съездить в магазин и так далее. Принесла мне приплод – самца по кличке Воробей. Не прошло и года – украли обоих сразу. Покупаю в своём колхозе телёнка, самочку, вырастил из неё корову, давала очень хорошее молоко, жирность была четыре процента, принесла пятеро телят за пять лет, последняя была тёлочка, огулялась, и у меня получилось две коровы, которых в одну ночь уворовали, и недалеко в лесу были зарезаны. Бычка застрелили из ружья картечью. Когда я вышел из дома, он лежал во дворе с раной на шее, был перебит шейный позвонок. Работал я в колхозе «Большевик» водителем на бензовозе. Утром уезжаю, вечером возвращаюсь. Однажды возвращаюсь, а дом обворован. Месяца через три обворовали гараж. Стог сена был накрыт брезентом – уворовали. Купил другой – и этот уворовали. На этом воровстве поймал милиционера, забрал у него брезент, у меня есть свидетель, а меня обвинили в клевете, хотели отправить в камеру. По всем этим кражам обращался в высшие инстанции, и никакой реакции не последовало. Анатолий Иванович, может, читать моё письмо не будете, но я хотя бы излил свою душу. Живу я в дервне Гнилое, Тимской район Курской области. Анатолий Иванович, скажите, пожалуйста, где ещё есть такая воровская страна, как Россия? Мне кажется, она находится на первом месте. До свидания. Булгаков И.П.».
Ох, Иван Петрович (называю вас так наугад – по первым буквам вашего имени и отчества)! Иногда мне кажется, что на первом месте не Россия, а Украина, а в ней – моё родное село. А побываешь в каком-нибудь другом селе - его ставишь на первое место… Из той же Белоруссии никогда не возвращался без мысли, что первое место – у неё. Что касается других стран, где пришлось побывать… Одно время я жил в австрийском селе Штатц. В центре его до сих пор стоит столб позора. Ему лет триста, если не все четыреста. По назначению он не используется лет сто пятьдесят. Но до этого-то лет сто-пятьдесят-двести использовался! О чём я и думал каждый раз, когда проходил мимо. Европа знала, очень хорошо знала то явление, которое заставило вас со слезами на глазах написать на «Свободу». Соловей-разбойник оглашал свистом всё её пространство, все леса, все дороги. Ловили, карали, страшно карали – гноили в ямах, отрубали руки. Но это было очень-очень давно
Письмо из Дубны: «Здравствуйте уважаемый Анатолий Иванович! Недавно президент Медведев из Барвихи общался с молодежью, приехавшей на озеро Селигер на инновационный форум. Дети рассказывали ему о своих изобретениях. Умилительная картина. Один мальчик попросил поддержать его изобретение, и президент пообещал. Существует Агентство по науке и инновациям. Как оно работает, можно проследить на примере физико-химического института имени Карпова, сотрудником которого являюсь. Вот уже более полугода, как институтом руководит довольно молодой, пятый по счету за последние пять лет, директор, бывший лейтенант-финансист. В начале, как водится, он хорохорился, потом, согласно слухам, его вызвали в Москву, где ему напомнили слово «откат». Деваться было некуда. Персонал атомного реактора стал, было, разбегаться, пока не сообразил, что бежать-то некуда. К тому же, если реактор не обслуживать, то очень даже может случиться Чернобыль. Срок его эксплуатации истек еще в 1994 году, но деньги на его закрытие всякий раз тратились на более насущные нужды, включая, как у нас говорят, взятки за продление эксплуатации. Когда стало ясно, что за неуплату отключат электроэнергию и газ, начали на свой страх и риск процедуру остановки, в течение которой реактор несколько раз попадал в йодную яму, ту самую, из которой так и не выбрался 4-й энергоблок в Чернобыле. Невероятными усилиями персоналу все-таки удалось остановить реактор. Не было бы счастья, да несчастье помогло. А новый директор… Лучше скажу об одном из его предшественников: недавно он стал счастливым совладельцем санатория в Кисловодске. В общем, Анатолий Иванович, помочь десятилетнему мальчику продвинуть его изобретение, Дмитрий Анатольевич Медведев, наверное, сможет, но только если необходимую сумму передаст из рук в руки, иначе ему придётся задаться вопросом: а был ли мальчик?».
Письмо составлено, если вы обратили внимание, осторожно: приводятся не факты, а слухи и предположения, не называются фамилии. Зато в распоряжении радио «Свобода», как и любого, кто её слушает и не слушает, есть один обобщающий факт: по такому показателю, как чиновничье взяточничество, откаты, всё то, что определяется словом «коррупция», что в переводе на русский значит растление, разложение, гниение, Россия занимает одно из первых мест в мире. Учёные для описания российской действительности употребляют выражение: «институализированная коррупция». Это выражение означает настоящую катастрофу. Доступнее можно сказать так: имеется в виду, по существу, открытое, узаконенное, пусть и не на бумаге, чиновничье взяточничество и воровство. Институтом называют некое постоянно действующее общественное устройство, приспособление, учреждение, совокупность порядков: президенство, правительство, министерства, суд, рынок, социальное страхование и так далее. Это всё институты государства, которые делают его государством. Оно, в свою очередь, тоже является институтом. И в этом ряду, в этой цепи при Путине окончательно заняла своё место коррупция, совокупность взяточных и воровских порядков и обычаев. Если этот институт упразднить, вынуть это звено из цепи, разлетится вся цепь, рухнет государство, придётся создавать новое, а это легко сказать…
Из Москвы пишет Бирюков Виктор Степанович: «Уважаемый Анатолий Иванович! Слушал как-то вашу передачу и очень удивился, как вы отреагировали на письмо, автор которого сообщил, что в селе, где он проживает, всё порушено: коровники и свинарники, и всё, скота нет, пашня заросла сорняками. И что же вы сказали на это? Вы сказали: да, это, конечно, нехорошо, но, добавили вы, вот что характерно. Многие колхозы и совхозы рассыпались, меньше стало скота и посевов, зато на полках магазинов всего полным-полно. Вот, мол, что значит рынок! Где же вы, Анатолий Иванович, увидели рынок в сегодняшней сельской России? У меня дом в Рязанской области. Приведу пример, ужасный сам по себе. Заготовители прошлым летом покупали молоко по шесть рублей при сеебстоимости восемь-десять. В совхозе, где у меня дом, когда-то было несколько тысяч коров, осталось несколько сотен. И – внимание! – их не доят. «Почему?» - спрашиваю работающих на ферме узбеков. «Невыгодно. Совхоз держит их на мясо». И это вы, Анатолий Иванович, называете рынком? В магазинах полным-полно не потому, что в России сельское хозяйство живёт в условиях рынка, а потому что в стране много нефтедолларов. Меня всё время мучает вопрос, что же будет, когда кончатся нефть и газ. Наверное, опять будут писать: искусственный голодомор. Да, мор, но мор в мозгах путинских управленцев, интеллектуальный мор в рядах путинской номенклатуры. Вот так я вас изобличил, Анатолий Иванович. С наилучшими пожеланиями Бирюков Виктор Степанович».
Спасибо за письмо, Виктор Степанович! Интереснейшее письмо… Меня всё-таки трудно назвать певцом путинизма. Как и вы, я знаю, что путинизм не использовал тучные годы для глубоких экономических и политических преобразований. Для этого надо было вкалывать, а вкалывать при заоблачной нефтяной цене не хотелось. Видел я и заброшенные хозяйства. А теперь, как вы пишете, внимание! В брежневскеи годы нефтяная цена была тоже заоблачной. Зерна покупали столько, сколько в хороший год производила вся Украина. Но полки продмагов были пусты, по стране гудели колбасные электрички. Или я вру? Черню советскую действительность? Сейчас в России капитализм, рынок, уродливый, хищный, чиновничий, но не социализм, будь он неладен. И колбасных электричек нет. Или есть? Я только констатирую факт. И говорю: даже при том, что ребята в Кремле не умнее тех, что протирали там штаны при Брежневе, Россия не покупает хлеб, а продаёт, она - четвёртый в мире продавец хлеба. Украина – третий. А ещё на моей памяти они вдвоём были крупнейшими в мире покупателями. Вы, Виктор Степанович, в ужасе оттого, что совхоз держит коров на мясо. Помню, как однажды бушевал по этому поводу Хрущёв. Сталин не признавал генетику и кибернетику, а Хрущёв – что в природе существуют мясные породы коров, в старину таких называли навозницами.Он ещё острил, ругая на всю страну одного председателя: корова, мол, не знает, что она мясная, она хочет, чтобы её тоже доили, как её соседку, которая считается молочной. Так вот, вы в ужасе, а я обрадовался, когда прочитал у вас, что совхоз не доит своих коров: значит его не заставляют, он имеет всё-таки возможность делать то, что ему выгодно, и не делать того, что невыгодно. Это и есть рынок, то есть, хозяйственная свобода. При совке – я не раз об этом говорил, и мне уже не верят даже старики - чтобы зарезать одну, уже беззубую и безсисюю, корову, требовалось разрешение областного руководства. В поле зрения партии и правительства была буквально каждая корова, судьба каждой решалась лично губернатором по-нынешнему. И Брежнев удивлялся, почему в стране нет молока. Помню его слова: «Как это? При наших объёмах производства нет молока».
Следующее письмо: «Дорогой Анатолий Иванович! Я помню вашу передачу с древнего времени, когда многие мои друзья и родственники считали, что все письма на «Свободу» сочиняет какой-то ушлый литератор. Может быть, постепенно им стало ясно, что правду нельзя придумать, поэтому они отвалились от «Ваших писем», и мне стало не с кем обсуждать передачи. Среди тех, кто вам пишет, есть лучшие люди России, не испорченные лёгким достатком, умеющие работать и довольно точно выражать свои мысли, часто увесистые, всегда замешанные на чести и совести. По-детски заражаешься желанием воспрянуть духом, выгрести мусор из всех углов своей комнаты и души, опять взвалить на плечи свой крест. Крест личности – занятное сооружение. Вертикальная планка – это свобода говорить и действовать, как считаешь нужным, а горизонтальная – ни с кем не разделяемая ответственность перед Создателем и всеми людьми, с которыми приходится иметь дело. Мне кажется, только «человек под крестом» и может разрешить глобальный кризис современности. Наивно было бы думать, что та же коррупция рассосется, если мздоимцам и ворам отрубать руки. Нет, вся надежда – на увеличение числа совестливых людей. Я всё-таки верю в Россию, как в страну чудес. Она похожа на сказочный огромный многоэтажный монолит. И если даже несколько этажей этого здания смердят ложью, кровью и развратом, другие расцветают. Чего стоит, например, массовое перерастание послушных детей в непослушных подростков. Они тянут свою нить эволюции, создают свою культуру и, немного подучившись, сделают даже новую экономику, как это ни странно.
Надо внимательно к ним присматриваться. Чем плоха, скажем, «финансовая техника молодежи», пришедшая с Запада, особенно Паевые фонды? Они позволяют зарабатывать на жизнь, участвуя в умственных играх в системе объединенных капиталов. Надо только перестать дрожать. С уважением Владимир Григорьевич Ражников, Москва».
Спасибо, Владимир Григорьевич! Мне показалось интересным ваше предположение, что некоторые люди слушали эту передачу до тех пор, пока думали, что письма выдумываются автором. Значит, были, а может быть, ещё и остались, люди, которых писательский вымысел, полёт фантазии интересует в иных случаях больше, чем голая действительность. Это, между прочим, отрадно, я их понимаю. Можно не читать ничего, кроме того, что пишут о современности настоящие писатели, и будешь знать её лучше, чем человек, который не отрывается от экрана и газет… Вы говорите о таком средстве от коррупции, как совестливость. Что ж, её вполне можно рассматривать как общественный институт. Более того, сегодня всё настойчивее говорится о совести как о главном общественном институте, хотя в России он пока выглядит просто жалким по сравнению с мощью института коррупции. Институциональность этого зла проявляется так просто, что становится страшно. Если вы занимаете взяточный пост, вы не можете не брать. Ведь вам должны отстёгивать вашу долю нижестоящие, и это было бы ещё полбеды, но вы, в свою очередь, должны отстёгивать вышестоящим. Если откажетесь и вас за это не тронут, будет парализована вся отрасль, где вы подвизаетесь. Поэтому чиновника-взяточника наказывают только в особых случаях. Случай первый, очень редкий: надо делать вид, что борьба со злом ведётся, приходится кем-то жертвовать. Случай второй: чиновник стал брать не по чину. Коррупция как институт утвердилась в России с незапамятных времён. Было выработано правило: каждый бери по чину. Кто берёт не по чину, от того рано или поздно избавятся. Но на место одного взяточника, обязательно посадят другого. Иначе не бывает, иначе, как сказано, – паралич, потеря управляемости. У меня есть друг, большой специалист в своём деле. Его земляк, вельможа, большой труженик и, естественно, взяточник, предлагает ему место в своём ведомстве. Кабинет, машина, секретарша, штат служащих. Мой друг говорит ему: «Согласен, но я не буду брать взяток. Думаю, один такой вам не помешает». В этом месте его рассказа я смеюсь: «Так вы ни черта и не поняли в этой жизни». – «Да, - отвечает он. – Разговор продолжения не имел. Теперь я всё понимаю в этой жизни».
Автор следующего письма обращает внимание на некоторые перемены в российской телевизионной пропаганде. Похоже, что разрешено в каких-то случаях не врать про советское прошлое, показывать сталинизм более-менее таким, каким он был, заодно и хрущевизм, и брежневизм. «Да, - пишет он, - сейчас это звучит чаще и громче. Думаете , почему? На мой взгляд, потому, что открытыми способами начальство выяснило, что большинство наших соотечественников с отвращением относятся к умникам, интеллигентам, критикующим Сталина и вообще советское время. Не только бородАвчатые коммуняки, но и простые ушлые обыватели не дадут в обиду совок. Они искренне не понимают, что плохого в том, что при Сталине каждую весну понижали цены и было безопасно гулять по ночной Москве... Помню, как я был потрясен одним письмом к вам, на "Свободу", в котором житель небольшого города или поселка перебирал своих соседей по критерию: кто чем запачкал свою бессмертную душу, как спился, кого убил, покалечил, как проворовался, сколько сидел. Предельный ужас. Однако... Мы не сходим с ума, потому что Господь создал нас полифоническими. Покаяние в нас должно жить всегда, но и радость нового дня не должна гаснуть».
Автор этого письма хочет сказать, если я правильно его понял, что показывать какую-то часть правды про советское прошлое разрешили потому, что большинство всё равно останется при своём высоком мнении о том прошлом, а горстка очкариков получит свою кость и будет довольна. Приоткрыть завесу над прошлым, чтобы выпустить интеллигентский пар. Убивается два зайца: телевидение становится хотя бы местами похоже на человеческое и в то же время остаётся под контролем, демократия остаётся управляемой. Не знаю, насколько это соответствует действительному ходу руководящей мысли… В разговоре о предыдущем письме я употребил выражение «потеря управляемости». Для высшего начальства нет более страшного выражения. То, что оно означает, является ему в ночных кошмарах. Потеря управляемости – это когда тебя перестают слушаться. Ты принимаешь решения, отдаёшь приказы, в ответ – ни слова возражения, протеста, все берут под козырёк, но никто ничего не делает, сплошной самотёк. Таким кошмарным самотёком в глазах единоначальника выглядит демократия. Отсюда выражение: «демократию развели». Пожалуй, уже не совсем уместно вспоминать советское время, как-никак прошло двадцать лет, пора перестать оглядываться, и я уже не раз давал себе такое слово, чтобы вскоре взять его назад… Так вот, чуть раньше, чем «потеря управляемости», в советском номенклатурном языке (это ещё при Брежневе, но поближе к Горбачёву) зазвучало выражение «не владеть обстановкой». Когда руководителю района делали выволочку наверху и завершали её словами: «Вы не владеете обстановкой», это звучало как приговор. Жизнь не должна идти своим путём. Всё должно быть под контролем или хотя бы под присмотром. Потеря управляемости происходоит не потому, что нижестоящие не хотят выполнять распоряжения вышестоящих, хотя бывает и это, а потому, что не могут, нет у них сил и средств.
Виктор Степанович Бирюков, как вы слышали, написал нам о том, что в его местности заготовители платят за молоко меньше его себестоимости. Я и этому радуюсь, Виктор Степанович. Дают столько, сколько оно стоит на рынке, а не в производстве. Так и должно быть. Только так! Вот ещё одно письмо на эту тему, но о мясе – из Тюменской области. Пишет Григорий Осипович Надточий, бывший совхозный экономист. Он считает, что труженикам сельского хозяйства там мало платят за мясо. Нам то и дело приходится получать письма из России, авторы которых требуют, чтобы американская радиостанция «Свобода» побудила российскую власть давать сельским жителям за молоко, мясо, шерсть «справедливую» цену. Справедливая цена во все времена и у всех народов понимается одинаково: больше, больше и ещё раз больше! Люди, кстати, не хотят знать, что российская власть не покупает ни молока, ни мяса, ни шерсти – ничего сельскохозяйственного. Покупает потребитель этих товаров. Посредником служат торговцы, оптовые и розничные. Частные торговцы, а не власть. Всё просто. Есть покупатель. У него есть деньги. И есть торговец-мясник, молочник и так далее. Он знает, какой товар у него охотнее всего возьмёт покупатель. Он прикидывает, куда ему отправиться за тем же мясом: в Мещёру или, например, в Нижнюю Австрию. Покупателя, токаря или дворника, не интересует, откуда мясо на прилавке, из Мещёры или Нижней Австрии, - он покупает то, что лучше и дешевле. У кого-то соображения политические, философские, поэтические – хочется, чтобы процветала сибирская деревня, мещёрская, не говоря о кубанской. А у потребителя мяса соображение простое, потребительское: купить что лучше и что дешевле. Кто-то хочет, чтобы власть заставила население покупать плохое и дорогое российское мясо только потому, что оно родное. Но власть не может бесконечно заставлять людей делать то, что им невыгодно. Господин Надточий скажет: да нет, я хочу, чтобы власть изыскала средства для подъёма деревни не у потребителя, а где-нибудь. Но где, у кого? В конечном счёте деньги будут отняты у обыкновенного городского жителя, токаря и дворника. Требование поддержать отечественного производителя особенно горячо повторяют большие патриоты и борцы за справедливость. Но они никогда ясно не говорят, за чей счёт его поддержать, а если будешь настаивать на ответе, скажут: за счёт богатых. Но ни один из них не задумывается, на сколько хватит той суммы, которая наберётся, если раскулачить всех богатых.
Письмо из Пермской области, из города Красновишерска: «Мне тридцать девять лет, «Свободу» слушаю с 1992 года. Армейскую службу проходил в Чехии, под Прагой. За время службы я три раза был в Праге на экскурсии. Успел поработать на фарфоровом заводе в Карловых Варах. То, что я видел, меня поражало. Чистота улиц, уважение к памятникам истории. Я знал, что меня ждёт по возвращении домой, в какую жизнь я окунусь, с какими порядками столкнусь. Я знал, что горбачёвская «перестройка» - это ненадолго, что это всё рухнет, когда появится кто-то вроде Путина. Я знал это, Анатолий Иванович, в 1990 году, совсем молодым человеком. Я хотел после службы остаться в Чехии, меня никто не стал бы искать, никто не выгнал бы. Но в России у меня были родители, простые рабочие, я должен был к ним вернуться. Все эти годы я слушал «Свободу». Меня три раза выгоняли из университета, два раза – с работы. Два раза подавал в суд – бесполезно. Не буду описывать всё это подробно, не хочу жаловаться. Скажу одно: вас плохо слышно, и это для меня трагедия. Четыре телевизионных канала и московское радио – это что-то ужасное, невозможно терпеть. Не уходите с волны: таких, как я, много». Фамилия, имя-отчество, адрес… Какое грустное письмо! Не знаю, что сказать ещё, да и времени уже нет.
Ох, Иван Петрович (называю вас так наугад – по первым буквам вашего имени и отчества)! Иногда мне кажется, что на первом месте не Россия, а Украина, а в ней – моё родное село. А побываешь в каком-нибудь другом селе - его ставишь на первое место… Из той же Белоруссии никогда не возвращался без мысли, что первое место – у неё. Что касается других стран, где пришлось побывать… Одно время я жил в австрийском селе Штатц. В центре его до сих пор стоит столб позора. Ему лет триста, если не все четыреста. По назначению он не используется лет сто пятьдесят. Но до этого-то лет сто-пятьдесят-двести использовался! О чём я и думал каждый раз, когда проходил мимо. Европа знала, очень хорошо знала то явление, которое заставило вас со слезами на глазах написать на «Свободу». Соловей-разбойник оглашал свистом всё её пространство, все леса, все дороги. Ловили, карали, страшно карали – гноили в ямах, отрубали руки. Но это было очень-очень давно
Письмо из Дубны: «Здравствуйте уважаемый Анатолий Иванович! Недавно президент Медведев из Барвихи общался с молодежью, приехавшей на озеро Селигер на инновационный форум. Дети рассказывали ему о своих изобретениях. Умилительная картина. Один мальчик попросил поддержать его изобретение, и президент пообещал. Существует Агентство по науке и инновациям. Как оно работает, можно проследить на примере физико-химического института имени Карпова, сотрудником которого являюсь. Вот уже более полугода, как институтом руководит довольно молодой, пятый по счету за последние пять лет, директор, бывший лейтенант-финансист. В начале, как водится, он хорохорился, потом, согласно слухам, его вызвали в Москву, где ему напомнили слово «откат». Деваться было некуда. Персонал атомного реактора стал, было, разбегаться, пока не сообразил, что бежать-то некуда. К тому же, если реактор не обслуживать, то очень даже может случиться Чернобыль. Срок его эксплуатации истек еще в 1994 году, но деньги на его закрытие всякий раз тратились на более насущные нужды, включая, как у нас говорят, взятки за продление эксплуатации. Когда стало ясно, что за неуплату отключат электроэнергию и газ, начали на свой страх и риск процедуру остановки, в течение которой реактор несколько раз попадал в йодную яму, ту самую, из которой так и не выбрался 4-й энергоблок в Чернобыле. Невероятными усилиями персоналу все-таки удалось остановить реактор. Не было бы счастья, да несчастье помогло. А новый директор… Лучше скажу об одном из его предшественников: недавно он стал счастливым совладельцем санатория в Кисловодске. В общем, Анатолий Иванович, помочь десятилетнему мальчику продвинуть его изобретение, Дмитрий Анатольевич Медведев, наверное, сможет, но только если необходимую сумму передаст из рук в руки, иначе ему придётся задаться вопросом: а был ли мальчик?».
Письмо составлено, если вы обратили внимание, осторожно: приводятся не факты, а слухи и предположения, не называются фамилии. Зато в распоряжении радио «Свобода», как и любого, кто её слушает и не слушает, есть один обобщающий факт: по такому показателю, как чиновничье взяточничество, откаты, всё то, что определяется словом «коррупция», что в переводе на русский значит растление, разложение, гниение, Россия занимает одно из первых мест в мире. Учёные для описания российской действительности употребляют выражение: «институализированная коррупция». Это выражение означает настоящую катастрофу. Доступнее можно сказать так: имеется в виду, по существу, открытое, узаконенное, пусть и не на бумаге, чиновничье взяточничество и воровство. Институтом называют некое постоянно действующее общественное устройство, приспособление, учреждение, совокупность порядков: президенство, правительство, министерства, суд, рынок, социальное страхование и так далее. Это всё институты государства, которые делают его государством. Оно, в свою очередь, тоже является институтом. И в этом ряду, в этой цепи при Путине окончательно заняла своё место коррупция, совокупность взяточных и воровских порядков и обычаев. Если этот институт упразднить, вынуть это звено из цепи, разлетится вся цепь, рухнет государство, придётся создавать новое, а это легко сказать…
Из Москвы пишет Бирюков Виктор Степанович: «Уважаемый Анатолий Иванович! Слушал как-то вашу передачу и очень удивился, как вы отреагировали на письмо, автор которого сообщил, что в селе, где он проживает, всё порушено: коровники и свинарники, и всё, скота нет, пашня заросла сорняками. И что же вы сказали на это? Вы сказали: да, это, конечно, нехорошо, но, добавили вы, вот что характерно. Многие колхозы и совхозы рассыпались, меньше стало скота и посевов, зато на полках магазинов всего полным-полно. Вот, мол, что значит рынок! Где же вы, Анатолий Иванович, увидели рынок в сегодняшней сельской России? У меня дом в Рязанской области. Приведу пример, ужасный сам по себе. Заготовители прошлым летом покупали молоко по шесть рублей при сеебстоимости восемь-десять. В совхозе, где у меня дом, когда-то было несколько тысяч коров, осталось несколько сотен. И – внимание! – их не доят. «Почему?» - спрашиваю работающих на ферме узбеков. «Невыгодно. Совхоз держит их на мясо». И это вы, Анатолий Иванович, называете рынком? В магазинах полным-полно не потому, что в России сельское хозяйство живёт в условиях рынка, а потому что в стране много нефтедолларов. Меня всё время мучает вопрос, что же будет, когда кончатся нефть и газ. Наверное, опять будут писать: искусственный голодомор. Да, мор, но мор в мозгах путинских управленцев, интеллектуальный мор в рядах путинской номенклатуры. Вот так я вас изобличил, Анатолий Иванович. С наилучшими пожеланиями Бирюков Виктор Степанович».
Спасибо за письмо, Виктор Степанович! Интереснейшее письмо… Меня всё-таки трудно назвать певцом путинизма. Как и вы, я знаю, что путинизм не использовал тучные годы для глубоких экономических и политических преобразований. Для этого надо было вкалывать, а вкалывать при заоблачной нефтяной цене не хотелось. Видел я и заброшенные хозяйства. А теперь, как вы пишете, внимание! В брежневскеи годы нефтяная цена была тоже заоблачной. Зерна покупали столько, сколько в хороший год производила вся Украина. Но полки продмагов были пусты, по стране гудели колбасные электрички. Или я вру? Черню советскую действительность? Сейчас в России капитализм, рынок, уродливый, хищный, чиновничий, но не социализм, будь он неладен. И колбасных электричек нет. Или есть? Я только констатирую факт. И говорю: даже при том, что ребята в Кремле не умнее тех, что протирали там штаны при Брежневе, Россия не покупает хлеб, а продаёт, она - четвёртый в мире продавец хлеба. Украина – третий. А ещё на моей памяти они вдвоём были крупнейшими в мире покупателями. Вы, Виктор Степанович, в ужасе оттого, что совхоз держит коров на мясо. Помню, как однажды бушевал по этому поводу Хрущёв. Сталин не признавал генетику и кибернетику, а Хрущёв – что в природе существуют мясные породы коров, в старину таких называли навозницами.Он ещё острил, ругая на всю страну одного председателя: корова, мол, не знает, что она мясная, она хочет, чтобы её тоже доили, как её соседку, которая считается молочной. Так вот, вы в ужасе, а я обрадовался, когда прочитал у вас, что совхоз не доит своих коров: значит его не заставляют, он имеет всё-таки возможность делать то, что ему выгодно, и не делать того, что невыгодно. Это и есть рынок, то есть, хозяйственная свобода. При совке – я не раз об этом говорил, и мне уже не верят даже старики - чтобы зарезать одну, уже беззубую и безсисюю, корову, требовалось разрешение областного руководства. В поле зрения партии и правительства была буквально каждая корова, судьба каждой решалась лично губернатором по-нынешнему. И Брежнев удивлялся, почему в стране нет молока. Помню его слова: «Как это? При наших объёмах производства нет молока».
Следующее письмо: «Дорогой Анатолий Иванович! Я помню вашу передачу с древнего времени, когда многие мои друзья и родственники считали, что все письма на «Свободу» сочиняет какой-то ушлый литератор. Может быть, постепенно им стало ясно, что правду нельзя придумать, поэтому они отвалились от «Ваших писем», и мне стало не с кем обсуждать передачи. Среди тех, кто вам пишет, есть лучшие люди России, не испорченные лёгким достатком, умеющие работать и довольно точно выражать свои мысли, часто увесистые, всегда замешанные на чести и совести. По-детски заражаешься желанием воспрянуть духом, выгрести мусор из всех углов своей комнаты и души, опять взвалить на плечи свой крест. Крест личности – занятное сооружение. Вертикальная планка – это свобода говорить и действовать, как считаешь нужным, а горизонтальная – ни с кем не разделяемая ответственность перед Создателем и всеми людьми, с которыми приходится иметь дело. Мне кажется, только «человек под крестом» и может разрешить глобальный кризис современности. Наивно было бы думать, что та же коррупция рассосется, если мздоимцам и ворам отрубать руки. Нет, вся надежда – на увеличение числа совестливых людей. Я всё-таки верю в Россию, как в страну чудес. Она похожа на сказочный огромный многоэтажный монолит. И если даже несколько этажей этого здания смердят ложью, кровью и развратом, другие расцветают. Чего стоит, например, массовое перерастание послушных детей в непослушных подростков. Они тянут свою нить эволюции, создают свою культуру и, немного подучившись, сделают даже новую экономику, как это ни странно.
Надо внимательно к ним присматриваться. Чем плоха, скажем, «финансовая техника молодежи», пришедшая с Запада, особенно Паевые фонды? Они позволяют зарабатывать на жизнь, участвуя в умственных играх в системе объединенных капиталов. Надо только перестать дрожать. С уважением Владимир Григорьевич Ражников, Москва».
Спасибо, Владимир Григорьевич! Мне показалось интересным ваше предположение, что некоторые люди слушали эту передачу до тех пор, пока думали, что письма выдумываются автором. Значит, были, а может быть, ещё и остались, люди, которых писательский вымысел, полёт фантазии интересует в иных случаях больше, чем голая действительность. Это, между прочим, отрадно, я их понимаю. Можно не читать ничего, кроме того, что пишут о современности настоящие писатели, и будешь знать её лучше, чем человек, который не отрывается от экрана и газет… Вы говорите о таком средстве от коррупции, как совестливость. Что ж, её вполне можно рассматривать как общественный институт. Более того, сегодня всё настойчивее говорится о совести как о главном общественном институте, хотя в России он пока выглядит просто жалким по сравнению с мощью института коррупции. Институциональность этого зла проявляется так просто, что становится страшно. Если вы занимаете взяточный пост, вы не можете не брать. Ведь вам должны отстёгивать вашу долю нижестоящие, и это было бы ещё полбеды, но вы, в свою очередь, должны отстёгивать вышестоящим. Если откажетесь и вас за это не тронут, будет парализована вся отрасль, где вы подвизаетесь. Поэтому чиновника-взяточника наказывают только в особых случаях. Случай первый, очень редкий: надо делать вид, что борьба со злом ведётся, приходится кем-то жертвовать. Случай второй: чиновник стал брать не по чину. Коррупция как институт утвердилась в России с незапамятных времён. Было выработано правило: каждый бери по чину. Кто берёт не по чину, от того рано или поздно избавятся. Но на место одного взяточника, обязательно посадят другого. Иначе не бывает, иначе, как сказано, – паралич, потеря управляемости. У меня есть друг, большой специалист в своём деле. Его земляк, вельможа, большой труженик и, естественно, взяточник, предлагает ему место в своём ведомстве. Кабинет, машина, секретарша, штат служащих. Мой друг говорит ему: «Согласен, но я не буду брать взяток. Думаю, один такой вам не помешает». В этом месте его рассказа я смеюсь: «Так вы ни черта и не поняли в этой жизни». – «Да, - отвечает он. – Разговор продолжения не имел. Теперь я всё понимаю в этой жизни».
Автор следующего письма обращает внимание на некоторые перемены в российской телевизионной пропаганде. Похоже, что разрешено в каких-то случаях не врать про советское прошлое, показывать сталинизм более-менее таким, каким он был, заодно и хрущевизм, и брежневизм. «Да, - пишет он, - сейчас это звучит чаще и громче. Думаете , почему? На мой взгляд, потому, что открытыми способами начальство выяснило, что большинство наших соотечественников с отвращением относятся к умникам, интеллигентам, критикующим Сталина и вообще советское время. Не только бородАвчатые коммуняки, но и простые ушлые обыватели не дадут в обиду совок. Они искренне не понимают, что плохого в том, что при Сталине каждую весну понижали цены и было безопасно гулять по ночной Москве... Помню, как я был потрясен одним письмом к вам, на "Свободу", в котором житель небольшого города или поселка перебирал своих соседей по критерию: кто чем запачкал свою бессмертную душу, как спился, кого убил, покалечил, как проворовался, сколько сидел. Предельный ужас. Однако... Мы не сходим с ума, потому что Господь создал нас полифоническими. Покаяние в нас должно жить всегда, но и радость нового дня не должна гаснуть».
Автор этого письма хочет сказать, если я правильно его понял, что показывать какую-то часть правды про советское прошлое разрешили потому, что большинство всё равно останется при своём высоком мнении о том прошлом, а горстка очкариков получит свою кость и будет довольна. Приоткрыть завесу над прошлым, чтобы выпустить интеллигентский пар. Убивается два зайца: телевидение становится хотя бы местами похоже на человеческое и в то же время остаётся под контролем, демократия остаётся управляемой. Не знаю, насколько это соответствует действительному ходу руководящей мысли… В разговоре о предыдущем письме я употребил выражение «потеря управляемости». Для высшего начальства нет более страшного выражения. То, что оно означает, является ему в ночных кошмарах. Потеря управляемости – это когда тебя перестают слушаться. Ты принимаешь решения, отдаёшь приказы, в ответ – ни слова возражения, протеста, все берут под козырёк, но никто ничего не делает, сплошной самотёк. Таким кошмарным самотёком в глазах единоначальника выглядит демократия. Отсюда выражение: «демократию развели». Пожалуй, уже не совсем уместно вспоминать советское время, как-никак прошло двадцать лет, пора перестать оглядываться, и я уже не раз давал себе такое слово, чтобы вскоре взять его назад… Так вот, чуть раньше, чем «потеря управляемости», в советском номенклатурном языке (это ещё при Брежневе, но поближе к Горбачёву) зазвучало выражение «не владеть обстановкой». Когда руководителю района делали выволочку наверху и завершали её словами: «Вы не владеете обстановкой», это звучало как приговор. Жизнь не должна идти своим путём. Всё должно быть под контролем или хотя бы под присмотром. Потеря управляемости происходоит не потому, что нижестоящие не хотят выполнять распоряжения вышестоящих, хотя бывает и это, а потому, что не могут, нет у них сил и средств.
Виктор Степанович Бирюков, как вы слышали, написал нам о том, что в его местности заготовители платят за молоко меньше его себестоимости. Я и этому радуюсь, Виктор Степанович. Дают столько, сколько оно стоит на рынке, а не в производстве. Так и должно быть. Только так! Вот ещё одно письмо на эту тему, но о мясе – из Тюменской области. Пишет Григорий Осипович Надточий, бывший совхозный экономист. Он считает, что труженикам сельского хозяйства там мало платят за мясо. Нам то и дело приходится получать письма из России, авторы которых требуют, чтобы американская радиостанция «Свобода» побудила российскую власть давать сельским жителям за молоко, мясо, шерсть «справедливую» цену. Справедливая цена во все времена и у всех народов понимается одинаково: больше, больше и ещё раз больше! Люди, кстати, не хотят знать, что российская власть не покупает ни молока, ни мяса, ни шерсти – ничего сельскохозяйственного. Покупает потребитель этих товаров. Посредником служат торговцы, оптовые и розничные. Частные торговцы, а не власть. Всё просто. Есть покупатель. У него есть деньги. И есть торговец-мясник, молочник и так далее. Он знает, какой товар у него охотнее всего возьмёт покупатель. Он прикидывает, куда ему отправиться за тем же мясом: в Мещёру или, например, в Нижнюю Австрию. Покупателя, токаря или дворника, не интересует, откуда мясо на прилавке, из Мещёры или Нижней Австрии, - он покупает то, что лучше и дешевле. У кого-то соображения политические, философские, поэтические – хочется, чтобы процветала сибирская деревня, мещёрская, не говоря о кубанской. А у потребителя мяса соображение простое, потребительское: купить что лучше и что дешевле. Кто-то хочет, чтобы власть заставила население покупать плохое и дорогое российское мясо только потому, что оно родное. Но власть не может бесконечно заставлять людей делать то, что им невыгодно. Господин Надточий скажет: да нет, я хочу, чтобы власть изыскала средства для подъёма деревни не у потребителя, а где-нибудь. Но где, у кого? В конечном счёте деньги будут отняты у обыкновенного городского жителя, токаря и дворника. Требование поддержать отечественного производителя особенно горячо повторяют большие патриоты и борцы за справедливость. Но они никогда ясно не говорят, за чей счёт его поддержать, а если будешь настаивать на ответе, скажут: за счёт богатых. Но ни один из них не задумывается, на сколько хватит той суммы, которая наберётся, если раскулачить всех богатых.
Письмо из Пермской области, из города Красновишерска: «Мне тридцать девять лет, «Свободу» слушаю с 1992 года. Армейскую службу проходил в Чехии, под Прагой. За время службы я три раза был в Праге на экскурсии. Успел поработать на фарфоровом заводе в Карловых Варах. То, что я видел, меня поражало. Чистота улиц, уважение к памятникам истории. Я знал, что меня ждёт по возвращении домой, в какую жизнь я окунусь, с какими порядками столкнусь. Я знал, что горбачёвская «перестройка» - это ненадолго, что это всё рухнет, когда появится кто-то вроде Путина. Я знал это, Анатолий Иванович, в 1990 году, совсем молодым человеком. Я хотел после службы остаться в Чехии, меня никто не стал бы искать, никто не выгнал бы. Но в России у меня были родители, простые рабочие, я должен был к ним вернуться. Все эти годы я слушал «Свободу». Меня три раза выгоняли из университета, два раза – с работы. Два раза подавал в суд – бесполезно. Не буду описывать всё это подробно, не хочу жаловаться. Скажу одно: вас плохо слышно, и это для меня трагедия. Четыре телевизионных канала и московское радио – это что-то ужасное, невозможно терпеть. Не уходите с волны: таких, как я, много». Фамилия, имя-отчество, адрес… Какое грустное письмо! Не знаю, что сказать ещё, да и времени уже нет.
