В мае 2023 года бурятская правозащитница Надежда Низовкина узнала, что на нее завели уголовное дело: она отказалась дать показания против своей подзащитной, пенсионерки и одной из главных оппозиционерок Бурятии Натальи Филоновой, которую обвиняют в "избиении" полицейского шариковой ручкой. "Холод" поговорил с Низовкиной об уголовном деле, его связи с мобилизацией в Бурятии и о том, почему она продолжает открыто высказываться против войны и не уезжает из России.
Источник: "Холод"
– Как вы узнали, что на вас завели уголовное дело?
– Я узнала об этом 12 мая от Натальи Филоновой. Она передала мне из СИЗО через другого человека постановление [о выделении материалов ее уголовного дела в отдельное]. Она чудом смогла это переслать, потому что моя фамилия [в СИЗО], видимо, под запретом. [Официально] меня никак не извещали.
Такое постановление (есть у "Холода". – Прим. "Холода") означает, что уголовное дело возбуждено. Позднее источники подтвердили мне этот факт, и в ближайшее время меня ознакомят с материалами дела.
– Но после этого вас никуда не приглашали, не задерживали?
– Я думаю, что приглашения никакого не будет. Меня могут задержать, например, в суде, когда я приеду на очередное заседание к Наталье Филоновой (18 мая Низовкина приехала на заседание к Филоновой, ее не допустили к защите и удалили из зала суда. – Прим. "Холода").
– А когда вас просили дать показания против Натальи Филоновой?
– 15 ноября 2022 года, в день, когда Филонову перевели из-под домашнего ареста в СИЗО. Когда мы вышли в коридор после допроса Натальи – я представляла ее интересы как защитник еще с 26 сентября, – меня окружили следователь и сотрудники в штатском. Они включили камеру и попытались меня допросить как свидетеля. Мы обе протестовали, я тоже включила камеру. В итоге я отказалась дать показания, подписать протокол, дать подписку о неразглашении данных следствия и выключить свою трансляцию на ютуб-канале.
Я сказала, что как защитника меня не могут допрашивать об обстоятельствах, которые мне стали известны после того, как я начала оказывать юридическую помощь. Поэтому, конечно, меня не могут привлечь к уголовной ответственности. Отказ от дачи показаний – не мой каприз, он носит законный и обоснованный характер, а действия следствия – это воспрепятствование моей профессиональной деятельности. Если так можно выразиться, мы с Натальей поплатились друг за друга: я – за то, что отказалась свидетельствовать против нее, а она – что была против моего допроса.
Сейчас, в военное время, стало очень много доносов: добровольных или под принуждением. Дача свидетельских показаний против оппозиционера – это один из видов доносительства под принуждением. Я хочу показать, что можно и нужно этому противостоять.
– А на чем строится логика обвинения, если вас не могут допрашивать?
– Они просто не признают мой статус защитника. Они считают, что опередили меня и статус свидетеля мне был присвоен раньше, чем я вступила в дело Натальи Филоновой. На самом деле все обстоит совершенно наоборот. В дело я вступила 26 сентября 2022 года. Тогда суд рассматривал два административных дела, и сразу после этого началась доследственная проверка.
– Какое наказание вам может грозить по этим обвинениям?
– Эта статья относится к преступлениям небольшой тяжести. Максимальное наказание – три месяца ареста.
– Если показания вы отказались давать еще в ноябре 2022 года, почему дело возбудили только сейчас, как вам кажется?
– Я это связываю с тем, что все это время шло следствие [по делу Натальи Филоновой] и оно завершилось только сейчас. Сейчас самый острый момент, и им нужно застолбить, что я не просто являюсь свидетелем, но и еще каким-то преступником, который отказался давать показания. А на этом основании уже точно не допустить меня к защите Филоновой, по возможности задержать, поместить под арест.
– А с тем, что вы оказываете юридическую поддержку мобилизованным в Бурятии, вы это связываете?
– Да, безусловно. Это вторая или даже главная причина. Мобилизованные ко мне обращаются, потому что я не просто оказываю им помощь, но и освещаю эти процессы: стараюсь держать общественность и прессу в курсе того, что в Бурятии ведется вторая скрытая необъявленная волна мобилизации (11 мая 2023 года Низовкина и бурятская правозащитница Александра Гармажапова рассказали, что в феврале в Бурятии негласно началась вторая волна мобилизации. – Прим. "Холода").
Я открыто выступаю против этого, говорю, что грядет, судя по всему, военное положение. То есть я выступаю с максимально радикальных позиций, с каких обычно выступают только эмигранты. Может быть, это еще более важная причина [по которой на меня завели дело], чем процесс Филоновой. Но все это взаимосвязано: Наталья – тоже деятель антивоенного движения.
– Как много людей, которые остаются в Бурятии, выступают против войны?
– Их много, но они находятся в унынии и в страхе из-за процесса Филоновой. Я думаю, что они ждут, когда ее выпустят на свободу, хотя бы с условным сроком, надеются, что тогда случится общественный подъем. Когда против Натальи только возбудили дело, были открытые выступления. Сейчас их нет.
С другой стороны, сторонников войны практически не осталось. Буквы Z исчезли, иногда их можно увидеть только на машинах полиции, но не на частных автомобилях, балконах, футболках. Сейчас в Бурятии непопулярны псевдопатриотические, милитаристские идеи.
– Это связано с тем, что идет скрытая мобилизация, о которой вы говорите?
– Думаю, что это одновременно связано и со скрытой мобилизацией, и с тем, что люди не одобряют репрессивных мер: не только в отношении Филоновой, но и всех привлеченных за "дискредитацию" вооруженных сил. Очень многие пострадали от административного преследования – в Бурятии по этой статье не было вынесено ни одного оправдательного решения. Пострадали и те, кто вообще в политике не участвовал: просто сделал репост или один раз написал что-то в небольшом чате. Конечно, это приводит к тому, что возмущение копится. Продолжается иммиграция в Монголию и другие страны.
– Кого еще вы сейчас защищаете?
– Это все дела, связанные с репостами и "дискредитацией" вооруженных сил. Моя основная задача сейчас – сломать правоприменительную практику по этой статье. Я стремлюсь к тому, чтобы добиться хотя бы одного оправдательного прецедента.
Пока что я смогла снизить штраф пенсионерке из Заиграевского района Ирине Фольц – ей назначили штраф ниже низшего (54-летнюю пенсионерку оштрафовали на 40 тысяч рублей за сообщение в закрытой группе в вайбере на 59 участников, в апелляционной инстанции штраф снизили до 15 тысяч рублей. – Прим. "Холода"), и добилась отмены обвинительного решения по делу [многодетного отца] Евгения Власова – человека из Иволгинского района, которого судили за репосты. Последний случай – это не оправдательное решение, хотя на это были все основания: суд прекратил дело, сославшись на истечение срока давности.
– В скольких делах вы участвовали после начала войны?
– Было несколько десятков дел. Плюс ряд дел, по которым я только консультирую людей из других регионов: я объясняю, в чем заключается состав этой статьи, как держаться на процессе.
– Вы говорите, что стали чуть ли не единственным человеком в Бурятии, который открыто высказывается против войны. Почему вы продолжаете это делать и почему вам не страшно?
– Конечно, я осознаю опасность. Каждый раз, когда я веду эфир на ютуб-канале, я вижу комментарии, что меня нужно привлечь за сепаратизм, шпионаж, "дискредитацию". У меня уже есть административный штраф за "дискредитацию" – 45 тысяч рублей. Но я не боюсь, потому что у меня давний опыт претерпевания репрессий. Я была в СИЗО по 282-й статье (Низовкину обвиняли в возбуждении ненависти к МВД, ФСБ, армии России и ФСИН за листовки, которые она распространяла вместе с правозащитницей Татьяной Стецурой; ее признали виновной и присудили штраф в 100 тысяч рублей. – Прим. "Холода").
Сейчас я добиваюсь реабилитации по этому уголовному преследованию. Меня помещали в психиатрическую больницу (в 2012 году Низовкина вышла на Красную площадь с плакатом "Лубянка должна быть разрушена"; за это ее по решению суда ненадолго отправили в психиатрическую больницу имени Ганнушкина. – Прим. "Холода"), я устраивала много сухих голодовок. Я просто привыкла и расцениваю это все как профессиональные риски.
Мне постоянно предлагают эмигрировать. Но тогда я не смогу здесь, на месте, помогать, вести судебные процессы. Я боюсь, что, если уеду за границу, ситуация с правами человека рухнет в бездну.
– Если вас посадят, вы же тоже не сможете этим заниматься.
– Конечно. Тем не менее сам процесс [надо мной, если он состоится] я буду стараться использовать как судебную трибуну в борьбе против военной диктатуры, репрессивных статей Уголовного кодекса, мобилизации и военной цензуры. Такой процесс тоже будет вкладом в антивоенную деятельность. Игра стоит свеч, я считаю.
– Людям, которые вам предлагают эмигрировать, вы что отвечаете?
– Я отвечаю, что у нас и так почти вся бурятская оппозиция эмигрировала и что я категорически не вправе оставить Бурятию без помощи в такой сложный момент.
– Что думают обо всем этом ваши родственники?
– Все мои родственники живут в далеких регионах Центральной России. Они никак с моей деятельностью не связаны, мы не контактируем, чтобы они не подверглись опасности. У меня нет детей, мужа, и это моя осознанная позиция. Я умышленно не создаю семью, чтобы силовые структуры не смогли оказывать на меня давление через нее. Поэтому в этом отношении я чувствую себя свободной.
– То есть вы в каком-то смысле повторяете путь Валерии Новодворской.
– Тут большое сходство с Новодворской. Я начала свою деятельность примерно в том же возрасте. Она распространяла листовки со своими стихами, я тоже. Тем более что я тоже член "Демократического союза" (первая политическая партия в СССР, основана в 1988 году группой советских диссидентов и правозащитников; датой прекращения деятельности принято считать 2014 год, когда умерла правозащитница и политик Валерия Новодворская. – Прим. "Холода"). Она один из примеров для меня, наряду с [журналисткой "Новой газеты"] Анной Политковской, другими диссидентами и нынешними правозащитниками.
– В Бурятии, как и в целом в России, осталось мало людей, которые продолжают открыто высказываться против войны. Что дает вам силы продолжать это делать?
– Мне придает силу амбициозность моих задач. Перед собой я ставлю задачу не только прекратить войну, я считаю, что необходимо ликвидировать ФСБ как институт в принципе, ликвидировать профессиональную армию. Я считаю, что нужно начать борьбу за разоружение России. Нужно отказаться от войны как метода.
Бурятия сейчас подверглась жесточайшей дискриминации, поэтому именно она должна сказать свое слово за прекращение этой войны и за прекращение будущих войн. Кроме того, я настаиваю, что Бурятия должна заявить о независимости, бороться за свой суверенитет и в одностороннем порядке выйти из войны с Украиной, не дожидаясь ее исхода. Я говорю об этом публично. За это мне и угрожают статьями за сепаратизм и за шпионаж.
– Если так случится, что вас отправят под арест, кто будет представлять ваши интересы?
– Я буду отказываться от любых назначенных адвокатов, и искать какого-либо адвоката по соглашению я тоже не буду. Я считаю, что любой защитник только помешает мне вести радикальную протестную линию защиты, использовать судебную трибуну для выражения своих политических взглядов. Поэтому, как и всегда, я буду защищать себя сама.
