Почти 90 процентов голосов за Путина, пусть даже "нарисованных" сотрудниками избиркомов, все равно создают ощущение массовой поддержки российской агрессии против Украины. Как быть в этой ситуации тем, кто находится в России, но не верит её пропаганде? Несмотря на очевидно людоедскую риторику власти, трудно жить с ощущением, что ты идешь против своей страны и соотечественников. Особенно когда близкие люди пытаются оправдывать военные преступления российской армии на полях Украины.
Цензура, доносы, аресты за слова, "лайки" и репосты, за одиночные пикеты или просто за желто-голубые ленточки на одежде. Кажется, жизнь в России давно переплюнула роман Оруэлла. Среди этого агрессивного абсурда снова оказался востребован опыт внутренней эмиграции, к которому прибегали несогласные в СССР или Третьем Рейхе.
Чтобы понять, насколько силен в нынешней России страх и как люди адаптируются к необъявленному военному положению на третьем году войны, мы провели анонимный опрос среди жителей разных российских городов, от Петербурга до Новосибирска.
Мы просили наших респондентов рассказать, насколько притупились их эмоции по сравнению с первыми днями войны. Можно ли привыкнуть к жизни в стране, ведущей несправедливую войну? Насколько опасно выражать "крамольные" мысли в общении с коллегами, родными, друзьями? Думают ли люди об эмиграции и как относятся к уехавшим? Остаются ли у них силы для планов на будущее?
Вот какие ответы мы получили.
"Нас ещё не растоптали"
Анна, 54, творческий работник, Москва
Как мы живем на третий год войны? Я не знаю. Так отвечает теперь на все вопросы мой муж – большой и сильный человек, у которого раньше всегда были варианты. Теперь, в 2024-м, он говорит: я не знаю.
Когда все случилось, я плакала, а он планировал отъезд. Я писала в лифтах (при моем-то отношении к испорченным стенам): "Нет войне" и вешала зеленые ленточки на деревьях во дворе. Рисовала на столбах пацифики и просыпаясь, хваталась за телефон: "Может быть, все кончилось? Ну, невозможно, чтоб продолжалось, это ж не только бред и так нельзя, это против разума!" Ага. Теперь маленькая частная IT-компания, в которой работает мой муж, попала под санкции и, если все станет совсем плохо, мы не знаем, пропустят ли его через границу.
Мы – нормальные люди, обычные – живем от зарплаты до зарплаты. Нам не на что уезжать, если только не продать квартиру. Если продать – значит, навсегда...
Когда мы поняли, что за границу никак – ни морально, ни материально, мы стали думать, куда бы спрятаться подальше от Москвы – хоть в тот же Мышкин или Углич, где вроде нет военных баз и аэродромов. В поисках домика ездили в близкие области. Но, как говорят, одна картинка сильнее тысячи слов. Кладбища вдоль дорог с рядами новых могил под флагами, а у ограды рекламные щиты: вступайте в СВО, дает ощущений больше, чем все тихие как бы улочки маленьких городков.
Потом стали набирать уголовников и выживших освобождать и пошли сообщения: где кого, вернувшись в свои маленькие города и села, убили эти герои-рецидивисты. Это тоже "добавило настроения".
В первый год войны мы закупали крупы и муку, гели для душа и стирки, белье нательное и постельное, заграничную йодированную соль и прокладки и беспрерывно мониторили телеграм. Теперь мы доедаем ту гречку и разучились думать про завтрашний день. Мы не планируем ничего, кроме внезапного (когда вдруг так подступает жуть, что – только побег, а бежать больше некуда) похода в кино в маленький зал, где идут фильмы на иностранных языках с субтитрами. Кажется, что там безопасно и никто не будет тебя долбить рекламой патриот-кино, которая была как шок, когда мы пошли на "Мастера и Маргариту" в ближайший к дому кинотеатр. Правда, сам фильм про вечную историю дал недолгое отчаянное счастье – мы это видим, мы аплодируем на титрах, мы не боимся смотреть в лицо друг другу, когда выходим из зала, даже улыбаясь, как маленькие победители. Ведь нас еще не растоптали, мы выходим из своих нор, и нас не полтора человека, как нам трубят пропагандисты "изо всех утюгов", а телевизор мы давно не включаем, даже канал "Культура".
Все чаще боишься выходить из дома. Раз в неделю в офис – с каждым разом все труднее. Я не знаю, как это объяснить, но, кажется, что в основном все стараются быть "в себе" и как-то поджавшись, что ли, слегка начеку. Пытаюсь вспомнить, когда в трамвае или метро слышала, как молодые смеются и громко разговаривают о чем-то о своем, и не могу. "Мобилизованная нация" – наверное, так это ощущается.
Подобранные лица, тела настороже. Ощущение почти контролируемого страха – это мой третий год войны. Картинка перед глазами становится яркой, и ты – вдруг! – ничего не боишься, только когда приносишь цветы – под стену, к камню или на мост. Теперь еще на кладбище. Только там и тогда – кладешь гвоздики к мемориалу под прицельным взглядом полицейских – и чувствуешь себя свободным и среди своих. Тех, кто рядом борется за чувство собственного достоинства так же, как и ты, цветами. И немного постоять среди своих. Для тех, кому не надо объяснять, где это и о чем – стена, камень, мост и какое кладбище.
Мы не привыкли. Боль есть всегда – больше или меньше, но ноет постоянно. В первые месяцы войны я ходила по Москве и мне казалось невероятным: вокруг – обычные дома, а не те разбитые, что в видео из Украины. Сейчас эти видео со всех сторон границы и, кажется, ни границ, ни сторон уже нет.
"Повсюду фотографии "героев" с пустыми глазами"
Мужчина, 53, преподаватель вуза, Новосибирск
Только спустя год пришлось научиться жить в другой реальности, когда ко всему в жизни добавлен индекс войны. Одновременно к войне адаптировалась и страна, и результат этой коллективной адаптации выглядит отвратительно.
Привычки к этой войне не возникло. Привычка делает происходящее нормальным, а это – по-прежнему не тот мир, в котором хочется жить. Чем-то сильно увлекаться, надолго отстраняясь от происходящего, писать-постить что-либо в инстаграме-фейсбуке – это, видимо, уже только после войны, сейчас неуместно. Удовольствия от работы, общения, книг или фильмов постепенно вернулись, но в виде временных утешений.
На улицах и в быту война почти незаметна, встречается разве что в виде редких букв Z или "социальной рекламы" на московских автобусных остановках (фотографии "героев" с пустыми глазами и в военной форме). Видимо, к большему городскому присутствию войны ни начальство, ни подданные не готовы, будто подозревают, что с этой войной что-то не так. Однако у подданных по вечерам работает телевизор – его, похоже, хватает.
В общении с родными и коллегами, у которых взгляды на войну отличны от моих, за несколько месяцев постепенно все свелось к минимально необходимым деловым коммуникациям. Переубеждать кого-то практически бесполезно: из предлагаемого репертуара ярлыков, псевдоаргументов и мнений "авторитетов" они уже составили картину мира, в которой очевидное зло не выглядит злом.
Друзья в основном разъехались по разным странам. В каком-то смысле с друзьями повезло, среди них не оказалось сторонников войны. В редких случаях были те, кто пытался понять "и другую сторону", но с такими перестал общаться из-за брезгливого отношения к подобной "внутренней жизни".
Персональное экономическое положение ухудшилось не так сильно, если судить по размеру дохода, однако привычное качество жизни, предполагавшее два-три ежегодных европейских путешествия или одежду и технику иностранных марок, к которым когда-то привязался, – этого, конечно, больше нет. Впрочем, подобные "потери" просто констатируешь, они не имеют никакого значения на фоне других изменений.
Эмиграцию постоянно имею в виду, но пока не предпринимаю никаких конкретных шагов. Оформил заграничный паспорт, мысленно собрал чемоданы, но вдохновения по поводу отъезда не испытываю – мир стал другим, и этого "не развидеть". Как у Бунина в "Окаянных днях": нет смысла уезжать куда-то, если сам по себе человек опротивел. Пока получается жить в параллельной вселенной. Но когда начнут заставлять зиговать, надеюсь, успею уехать. К тем, кто уехал, отношусь точно так же, как к тем, кто против войны, но остался в России – это вопрос уникального баланса индивидуальных обстоятельств, представлений, привязанностей и эмоций.
Будущее мало заботит, настолько противоестественным кажется настоящее.
"Прости, что моя страна бомбит твою"
Влад, 22, выпускник колледжа, Томск
До начала полномасштабного вторжения я наивно полагал, что войны остались в прошлом веке, но 24 февраля 2022 года у меня произошло страшное осознание того, насколько война близко, и что моя собственная страна её начала. Весь март 22 года я не мог ни о чем другом думать и слабо надеялся на то, что вторжение должно скоро остановиться. Не настолько же российское правительство кровожадно, верно? Как оказалось, настолько. Сейчас, два года спустя, иногда проходят целые недели, когда я не думаю об Украине. Это неправильно, но это так. В какой-то момент пришлось вспомнить, что я не умер, что есть что-то, кроме мыслей о смерти и разрушениях, даже если ты косвенно к ним причастен.
На третий год полномасштабного вторжения, думаю, даже самый "аполитичный" человек не будет отрицать его влияния на повседневную жизнь. Очевидно, что санкции сильно повлияли на цены и доступность определенных продуктов и вещей. Лично для меня самое неприятное – это отказ от российских карт для онлайн-оплат, ибо я слежу в онлайне за многими интересными людьми и их контентом, за который я хотел бы платить, но не имею возможности.
Мои одногруппники либо ничего не говорили про войну, либо пассивно её поддерживали. При этом парни в группе всеми силами избегали армии, а одна одногруппница боялась, что её муж погибнет на войне. И все равно они не были сильно против "спецоперации", лишь бы на их жизни она не оказала влияния. Справедливости ради, я не думаю, что каждый человек, не высказывающий свою точку зрения, поддерживает войну. Но конкретно в колледже своей позицией я не смог ни с кем поделиться.
Об эмиграции думаю, ибо в России я не могу жить так, как хочу. Не могу высказывать свою точку зрения, не могу жить открыто как ЛГБТ+ человек. Но я боюсь эмиграции, боюсь, что в другой стране я не смогу найти свое призвание, комфортно обосноваться. Но ждать, пока Россия сама по себе станет менее фашистской страной, – так себе вариант.
Телевизор я не смотрю, ибо его у нас в квартире нет уже лет как десять. Все новости я получаю из независимых медиаисточников и людей, которых война напрямую касается.
Мое самое большое сожаление – это то, что я не написал своим подругам-украинкам в первые часы войны. Мы познакомились в 2017 году вместе с ещё двумя людьми и образовали свой чат, где переписывались каждый день. В 2019-м чат стал менее активным, и мы все пошли по своим путям, время от время лайкая публикации в инстаграме. Одна из подруг на начало войны не находилась в Украине, поэтому я знал, что она цела, но мне все равно стыдно, что я так и не написал ей сразу же, хоть я не знаю, что такого мог бы написать. "Прости, что моя страна бомбит твою"? Мы всё ещё переписываемся время от времени, но мне кажется, я упустил какой-то важный момент. Со второй подругой мы не общаемся напрямую с года 19-го, но я знаю, что она жива и цела, и мне этого достаточно.
"Каждый день ждешь какой-то беды"
Алена, 38, домохозяйка, Санкт-Петербург
В первый год войны я думала о том, что надо срочно валить отсюда. Сейчас, на третий год войны, эта мысль остается. Я пытаюсь сделать гражданство другой страны, но муж противится. Мы живем вместе и у нас есть общий сын, но взять ребенка и уехать я не могу по моральным причинам.
У меня нет ощущения, что я привыкла к войне, но зато есть ужасное ощущение привычки к тому, что сейчас произойдет что-то плохое. Каждый день ждешь какой-то беды. Я вчера себя поймала на мысли, что, если ничего не происходит, то есть какое-то странное и страшное ощущение пустоты и ждешь, что сейчас случится что-то плохое.
За два года войны я свела почти на нет общение с людьми, которых плохо знаю. Но, конечно, я все вижу и все слышу. Я слышу разговоры и детей, и взрослых. Недавно, например, в секции, где занимается мой сын, сделали чат с тренером. Я заглянула туда и увидела, что там кругом “Зет”, Путин, мемы всякие не мирные. Это ужасает. Папы детей из секции постоянно обсуждают военные сводки. Это выглядит как наблюдение какого-то футбольного матча, они ждут, кто кого побьет.
Родственники живут на приграничных территориях. Я с ними ничего не обсуждаю, потому что это бесполезно. Мы пытались, но в ответ идет поток сознания из передач Соловьева. С близкими друзьями я разговариваю на тему войны и политики, но очень осторожно. Они видят мою позицию, видят, что я очень эмоционально переживаю. Близкие друзья меня жалеют и говорят, что это нас не касается, просят перестать сильно переживать и жить своей жизнью. Мне иногда кажется, что временами ко мне относятся как к слабоумной.
У меня зарабатывает муж. По-моему, у него все хорошо. В начале мы говорили об этом, а сейчас просто уже не обсуждаем. Да, он говорит, что цены поднялись, но каких-то глобальных изменений нет. С работой у него проблем нет.
Я смотрю независимые медиа: "Медуза", "Инсайдер", Радио Свобода. У меня нет дома телевизора, я специально подписалась на Симоньян, чтобы иногда следить за повесткой их, но все ее посты вызывают у меня блевотный рефлекс, поэтому я редко её читаю. Один раз, еще в самом начале войны, я попробовала посмотреть "Россию 24". Посмотрела буквально 15 минут, после чего целый день потратила на то, чтобы себя убедить, что они сообщили неправду. Это был выпуск про обстрел роддома в Мариуполе, и после просмотра выпуска я на сутки поверила в то, что они говорили с экранов телевизора. Они настолько убедительно доносят информацию, что мне пришлось перепроверять то, что они говорили.
Основное, о чем я думаю, – это будущее. Будущее страны, ребенка и свое личное будущее. Что касается будущего страны, то, если у меня была еще какая-то надежда в начале войны, что это быстро закончится, сейчас этой надежды практически нет. Я думаю, что после выборов будет все очень плохо. Про будущее своей семьи… Тут все переплетено, и мне сложно об этом говорить. Что касается моего будущего и будущего сына, то я буду делать все для того, чтобы уехать.
"Появилась злость на страны Запада за недостаточную поддержку Украины"
Ильяс, 58, нефтяник, ХМАО
Сейчас из-за всех новых законов высказываться на тему войны стало опасно, поэтому самоцензура усилилась. Обсуждаю все только в частных переписках, беседах с друзьями и знакомыми, больше никак.
В начале я ежедневно следил за новостями, злился на власти России за развязывание войны, изоляцию страны и сочувствовал Украине. Сейчас же состояние войны стало чем-то обыденным, а также появилась злость на страны Запада за недостаточную поддержку Украины и за то, что всё ещё позволяют многим людям у кормушки посещать их страны и тратить деньги там.
К войне я уже привык, это привыкание и примирение с новой реальностью в каком-то смысле неизбежно. Это эволюционный механизм защиты мозга, иначе все мы сошли бы с ума. Понятно, что я все равно против, но остановить это не могу – военная пропаганда повсюду. На улицах, по ТВ, в интернете, в газетах, радио вечно говорят о том, что война была неизбежна, что это вынужденная мера в борьбе с каким-то нацизмом и так далее. Я заметил, что очень много людей после 24 февраля 2022 года будто подменили, они стали говорить заезженными тезисами пропаганды, как, например, про "8 лет терпели".
Сказать, что жизнь ухудшилась, – ничего не сказать. После ухода многих иностранных брендов и появления параллельного импорта цены выросли. Удивительно, что первый год доллар стал ниже, чем до войны, однако сейчас он опять высокий, что плохо для россиян. Я могу позволить себе намного меньше на доходы, которые были до войны.
Из-за всего произошедшего я постоянно думаю об отъезде, меня ещё и задерживали, поэтому никакого негатива к уехавшим я не испытываю, отношусь с пониманием. Эту власть, я уверен, невозможно сменить мирным путём, без кровопролития, возможен только вооруженный переворот или революция. Мятеж Пригожина нам это доказал. Демократический переход не для России.
Пока я здесь новости читаю в основном в интернете в оппозиционных источниках, которым доверяю. Есть пара подписок на провластные СМИ для альтернативного мнения. Сейчас я сконцентрирован на построении личного капитала, с другой стороны, жду, когда можно будет проявить свою политическую позицию. Думаю, такой шанс у нас ещё будет.
"Адаптировались, потому что иного выбора просто нет"
Марк, 18, студент, Новосибирск
Живётся нормально, меня как молодого человека это особо не задело. Окружающие тоже адаптировались, потому что иного выбора просто нет. Да, возможно, теперь нужно пользоваться другим софтом или использовать VPN, но это не представляет сложностей, учитывая, что я делал это и раньше. Больше всего волнует отношение к нам как к народу, мир думает, что мы агрессоры, и это может повлиять на будущую возможную эмиграцию, даже если она только в планах.
На улице об этом [о войне] напоминают социальные рекламы, от которых не уйти, ведь ты живёшь в своей стране, где все это и происходит. Иногда бывают конфликты на политической почве среди людей, с которыми общаешься, но это минорно, ибо можно просто поставить эту тему в тёмный список по правилам этикета.
Экономически жить становится с каждым годом хуже, но тут сложный вопрос, связано ли это с СВО? К примеру, рынок недвижимости был очень шатким и до СВО. Курс рубля пострадал, но, наверное, обычному человеку этого не видно в ежедневном формате.
Об эмиграции думает почти вся молодёжь, но уехать может далеко не каждый. Я, к примеру, не против уехать куда-то в страну лучше, как и большинство, но таких возможностей нет, и появится, наверное, только лет через пять, когда я накоплю нужное количество денег, да и вообще, мне только 18 исполнилось...
"Думаю, что мы придем к развалу этой страны"
Олег, 50, менеджер, Петрозаводск, Карелия
Я не уезжаю не из России. Я не уезжаю из Карелии. Это принципиальная разница. Я живу там, где родился, на той земле, которую считаю своей родной. Здесь лежат мои предки.
Никакого антагонизма к уехавшим у меня нет. Это личное дело каждого. Но мне очень не нравится, когда уехавшие говорят, что они выбрались на свободу, а мы – оставшиеся – живем в рабстве. Я считаю, что человек, который внутренне свободен, будет свободен везде. Яркий пример – Алексей Навальный, который не выходил из ШИЗО, был в колонии под строжайшим контролем, но оставался абсолютно свободным человеком даже в тюрьме.
У меня было ощущение, что эта война рано или поздно начнется. В первый раз оно появилось в 2014 году, когда вертолеты летели в сторону Крыма и когда увидел российских солдат в Крыму, которых выдавали за "вежливых людей". Потом это ощущение стало усиливаться. Было понятно, что война начнется в течение нескольких дней, когда по телевизору показывали заседание Совета безопасности и когда российские власти признали "ЛНР" и "ДНР".
Я бы не сказал, что мы проснулись в другой стране, мы проснулись в стране, в которой засыпали. Единственное, что за последний год появилось некое привыкание. Сперва это была острая боль, а теперь эта боль просто с тобой присутствует. Наверное, появился элемент привыкания, и ты понимаешь, что это очень надолго. Конечно, к этому привыкать нельзя. В принципе, нельзя привыкать к ненормальности. Но если нет возможности уехать, то, как мы здесь обычно говорим, можно уйти в свою "внутреннюю Карелию". Достаточно отъехать от Петрозаводска на 20–30 километров – и ты уже в лесу, и ощущаешь себя другим человеком.
Я живу одним днем. Что касается страны… Я пережил развал одной страны и думаю, что мы придем к развалу этой страны. Но это меня не пугает. Я думаю, что это неизбежный процесс.
"Мир с Украиной ни завтра, ни через год не наступит"
Михаил, 48, менеджер, Новосибирск
На третий год войны ты вроде как и знаешь, что она есть, но мало что вокруг о ней напоминает. Z-символики стало гораздо меньше, чем это было в начале войны. Она осталась на общественном транспорте, но глаз уже давно замылился, и ее не замечает. Никто из моих коллег войну не поддерживает, при этом мы ее почти не обсуждаем. Просто все всё понимают. Мои родители, люди пожилые, поддерживают СВО. Первое время говорил с ними об ужасах несправедливой войны, но быстро понял, что понимания я не получу (они меня просто не слышат), и перестал это делать.
Привыкнуть к тому, что твоя страна агрессор и твои соотечественники каждый день убивают ни в чем не повинных людей, невозможно. Как и к тому, что тысячи россиян гибнут не пойми за что или становятся калеками.
Война и вызванные ею санкции бьют по карману. Цены в магазинах обновляются если не каждую неделю, то уж каждый месяц точно. По ощущениям продуктовая инфляция составляет 25–40% в год. Зарплата тоже подросла, но не адекватно ценам в магазинах. Каждый месяц становишься чуть беднее.
Об эмиграции не думаю. К уехавшим отношусь с пониманием, но верю, что у них будет возможность (а главное, желание) вернуться в новую свободную Россию. Без них построить здоровое государство будет очень сложно, если вообще возможно.
Информацию черпаю из телеграм-каналов и ютуба ("Дождь", "Живой гвоздь", "И грянул Грэм", "Редакция"…). Телек не смотрю с 2009 года.
О будущем думаю. И мысли очень грустные. По крайне мере, в ближайшие шесть лет нового президентского срока г. Путина жду только ухудшения уровня жизни, усиления репрессий, появления новых законов против несогласных с политикой Кремля. Очевидно, что мир с Украиной ни завтра, ни через год не наступит.
"При атаке беспилотника ты просто буднично звонишь в страховую"
Наталья, 40, работает в ретейле, Санкт-Петербург
Раньше я жила как в том анекдоте про обыск: "Сынок, я не интересуюсь политикой".
Так было до 21.02.22, до совещания Совбеза. Накрыла паника, ведь очевидно, что следующий шаг – признание независимых (?) территорий регионами РФ, а это развязывание рук. Мысли, конечно, были низменными: как же мои все кредиты – планируемое вылезание из финансовой дыры, и много таких, мещанских, наверное, мыслей.
И ещё вдруг меня осенило: я же, вашу мать, налогоплательщик, получается, и от моего имени вообще ВЕСЬ этот абсурд творится!
Не успела переварить эти мысли, как наступило 24.02.22.
Я испытала шок – нет, этого не может быть! Мы же все выросли на доктрине "миру мир", к нам ветераны в школу приходили перед 9 Мая, и песня звучала: пусть всегда будет солнце...
Казалось, что вот сейчас мы все как выйдем – а всех не пересажаешь. Потом проходит неделя-две – и новый шок: оказывается, больше половины твоих знакомых-коллег не то что верят ТВ, а отказываются верить видео, что называется, с места событий. Тебе начинают говорить про "не всё так однозначно", "это русофобия просто" и тому подобное.
Далее начались разговоры о "ядерке". Паника. Страх. Злость. Мысли "ну если ядерка, то давайте, чтоб уж сразу всех".
Через пару месяцев уже воспринимаешь это просто как фон.
Лето 2022-го.
Выходишь из сумрака, понимаешь, что от того, что свою жизнь ты "ставишь на стоп", ничего не меняется, можно разморозиться.
Разморозилась.
Осень 2022-го. Мобилизация.
Впервые начинаешь задумываться: а не пора ли уехать?
Начинаешь считать и понимаешь, что максимум, куда ты можешь эмигрировать, – это в ближайший лес, и то на тёплое время года.
Человек постепенно ко всему не то чтобы привыкает, но адаптируется.
К концу 22-го уже с долей цинизма воспринимаешь посыпания голов пеплом уехавших, потому что, ребята, будем честны, вы тоже не ангелы и смогли уехать сразу, потому что хорошо так заработали на "коллабах" с режимом.
Про экономическую сторону.
Нищие нищают, богатые богатеют, тут тоже ничего нового.
Средний класс формально есть, по факту его давным-давно уничтожили. Формально инфляции типа нет, на деле на 1,5 тысячи вы купите себе в магазине пару йогуртов, предметы гигиены и хлеб.
Если вы пройдёте по улице, может быть, вы ничего и не заметите, но вот уже 2 года в воздухе витает напряжение. В принципе, по лицам всё понятно. По взгляду. По посещаемости кинотеатров (кстати, это больший показатель, чем отчёты Росстата, посмотрите заполняемость залов на "Мастере и Маргарите"...).
Я бы описала нынешнюю атмосферу как замедленную съёмку, возможно, один из эпизодов "Звёздных войн" или "Властелина колец", тех частей, когда всё плохо, просвета нет, и мы находимся в нижней точке синусоиды. И именно это даёт надежду, потому что затем парабола идёт наверх. Наверное, иррациональная вера в то, что лучшее завтра однажды наступит, не даёт скатиться в уныние, даёт силы вопреки всему продолжать жить и не бояться.
Из забавного: 2 года назад от словосочетания "ядерное оружие" тебя колотит, сейчас при атаке беспилотника ты просто буднично звонишь в страховую и спрашиваешь, если вдруг что, это подпадает под страховой случай?
Умом понимаешь, что всё это, конечно, днище, переживать это уже не можешь.
"Рост цен не заметил только тот, кто в магазин не ходит"
Егор, 30, работает на заводе, Санкт-Петербург
В первый год было очень мрачно и больно из-за потока убийств, разрушений, бесконечно тиражируемой ненависти в соцсетях и СМИ.
Не могу сказать, что удалось привыкнуть, но восприятие серьезно изменилось, пришло фундаментальное понимание, что механизм возникновения войны заложен в саму схему текущего способа организации жизни людей, то есть государства, политики, армии. Война и все, что с ней связанно, теперь воспринимается как индуцированный бред, ставший реальностью только потому, что сотни миллионов людей поверили спятившим политикам. Привыкнуть не получается, жизнь по факту разделилась на до и после.
Война видна на улицах городов, в транспорте, торговых центрах, учреждениях. В общении с людьми эта тема тоже регулярно поднимается, но в первый год разговоров на эту тему было намного больше, и они были более эмоциональны. Экономическая ситуация, конечно, стала тяжелее – рост цен не заметил только тот, кто в магазин не ходит.
О будущем мысли такие – это первая война, которая происходит в условиях тотального доступа широких масс к информации. Чувствую, есть очень хороший шанс на то, что победой она закончится для цивилизации в целом, а не для одной из сторон. И победа эта будет заключаться в обнаружении механизма организации жизни людей на планете таким образом, что никакая война просто не будет возможна. Думаю, мы свидетели болезненного этапа эволюционного процесса для человечества, где успешный исход – это трансформация homo sapiens в следующий вид, одной из отличительных черт которого станет тотальный отказ от войны и насилия.
"Представить себе классное будущее при Путине я не могу"
Анастасия, 35, сотрудник коммуникационного агентства, Москва
Если честно, тексты в духе "как там живут "оставшиеся" кажутся пошлостью. Текст "как живут оставшиеся в Украине люди" – понятен и оправдан, их объединяет одна опасность. Оставшихся россиян никакое такое обстоятельство не объединяет.
Раздражает сама попытка определить "оставшихся" как некую социальную страту, потому что это странная попытка подвести всю разношерстную социальную группу под единый знаменатель.
Невозможно и непродуктивно жить каждый день как в первый день войны. Внешне может казаться, что жизнь после начала войны по формальным признакам существенно не изменилась. Половина друзей уехала, но с оставшимися мы ходим друг к другу в гости. Ходим на работу, в кино. Смотрим развлекательный контент. Вот только концерты почти исчезли как факт по понятным причинам. По хорошим концертам из прежней жизни я, наверное, скучаю не меньше, чем по дешевым авиабилетам. На этом всякое "мы" заканчивается. "Мы" все разные.
Войны нет в повседневных разговорах, но у меня на работе часто обсуждают санкции и экономические новости. Или, например, в день похорон Навального у меня была рабочая встреча, и человек, с которым мы ничего не обсуждали, в какую-то из пауз просто сказал, что в Марьино уже очереди: было здорово знать, что человек в курсе всего.
После стояния в километровой очереди на Борисовское кладбище стало легче. Сказалось пресловутое "нас много": много взрослых и пожилых людей. Теперь в метро легче представить, что этот человек тоже мог быть в Марьино, – и не испытывать к нему превентивной неприязни.
Прилеты по Одессе, например, не обсуждают. Не пересылают в чаты, как в первые дни войны. Многие пообщались с психологами и уже давно уяснили, что думскроллинг разрушителен. Для меня лично, помимо усугубления депрессии, это было бы попыткой красоваться на фоне чужого горя "я такой неравнодушный, думаю о чужих страданиях нон-стоп". Я думаю молча. Когда на Пасху 2022 года в Одессе погибла 3-месячная девочка Кира с мамой – меня это выпотрошило изнутри. Кажется, я плакала. И чуть телефон не выронила этой зимой в метро, когда увидела, что выживший тогда отец Киры, Юрий Глодан, погиб на войне.
Совсем недавно снова в Одессе от налета погибли дети, в том числе трехмесячный мальчик. У меня больше не было слез плакать. Решила, что все, что я пока могу сделать рационального, – запоминать.
Как выяснилось, у многих проблемы с исторической памятью и логическими цепочками. То, что многие оказались "зетнутые", – это полбеды, но когда это мои ровесники, люди 35–40 лет, которые вдруг пытаются найти оправдания происходящему, – это боль. Когда это оппозиция, которая завернулась в "белые польта" и оказалась неспособна ни защитить уехавших от дискриминации, ни "оставшихся" от упреков в бездействии, – тоже.
Экономически жизнь пока ухудшилась не трагически. Инфляция ощутима, поехать в отпуск без кредитки опять не получится, но если рост цен не разгонится после выборов – может, и получится к новому году выйти в ноль.
Мысли о переезде возникают. Представить себе классное будущее в текущей России при Путине я не могу. Поэтому надеюсь прокачать деловой разговорный английский и через полгода начинать мониторить LinkedIn в поиске вариантов.
Мне 35 и, наверное, с этого года начала примеряться к мысли, что у меня, скорее всего, не будет детей. Сложно даже представлять себе материнство, когда горизонт планирования сужен и в перспективе рассматривается переезд в другую страну.
"Основное чувство – тревога"
Виктор, 52, сотрудник киноиндустрии, Санкт-Петербург
Можно не замечать войну, если захочешь, если новости читать не будешь. Но так, конечно, не получается. Основное чувство – тревога. Обычно она в латентном состоянии, но при любом триггере повышается и на некоторое время земля может снова уйти из под ног, как 24 февраля или 21 сентября. Картаполов что-то говорит, Приднестровье просит помощи, смерть Навального – что угодно может заставить думать о том, что происходит на самом деле.
Ощущения войны нет, каким оно было в первые месяцы. Всё притупилось, но "все всё понимают". Но аполитичное и атомизированное общество не готово противопоставить что-то этому кошмару.
Проявления и отголоски войны постоянно попадаются в деталях, от этого нельзя спрятаться. За последние полтора года, куда бы я ни летел, везде в аэропортах, особенно московских, встречаются люди в форме, которые следуют туда или обратно. Время от времени встречаются люди в форме и с протезами. Таких я видел в Москве, Петербурге и Дагестане. С ними бывают женщины и дети, вероятно, они для них герои.
Парадоксально, но моя жизнь, личная и профессиональная, если закрыть глаза на войну и пандемию, с 2020 года только улучшалась. При этом я не могу планировать своё будущее. Точнее могу, но с большими рисками. Я не знаю, возможно, мы сами заслужили эти риски.
"Все кусачие, озлобленные, с нарушенной психикой"
Ильфат, 59 лет, безработный, Тюмень
Друг мне постоянно говорил, что будет война, я не хотел в это верить. Поначалу я в шоке скроллил ленту, но тогда у меня были отношения, и это как-то сгладило, потом расстался с девушкой, и навалилось. Постоянно смотрел сводки, соцсети, да и сейчас смотрю. В основном экспертов, и читаю независимые СМИ, а пропагандистские каналы вызывают только отвращение. Не углубляться в это невозможно. Я вообще не впечатлительный особо человек, да и мне казалось, что все быстро закончится: захватят часть земель и посадят марионеточную власть. Все пошло не по плану, как всегда. В момент мобилизации испытал страх, призывали ведь всех, чуть ли не одноруких и одноногих калек. Было ощущение, что доберутся до тебя.
Сейчас ощущается безнадежность, привык жить в новой реальности, так же поглядываю сводки и обзоры, думаю об отъезде и откладываю почти все деньги, повезло, что квартира своя. Такое ощущение, что привыкли все, даже те, кто топили за войну, кричали "уничтожите этих нациков", теперь игнорируют все, что связано с войной. Есть такое ощущение, что для них война где-то там и нас не касается. А у меня три брата сейчас воюют, они младшие офицеры и пошли сами, потому что они таких денег никогда в жизни не видели, и у них выбор – либо спиться, либо воевать.
Война очень сильно озлобляет людей – все кусачие, озлобленные, с нарушенной психикой. Плакаты на улицах тоже не дают забыть о происходящем, но постепенно подсознание заставляет тебя их не замечать, потому что так легче.
Легче не думать, потому что ты не живешь, а выживаешь фактически. Мой уровень жизни сильно упал: на продукты и товары первой необходимости я трачу в два раза больше, чем раньше. О нормальном отпуске я вообще забыл.
Конечно, я хочу уехать.
"Это похоже на потерю близкого человека"
Елена, 39 лет, экскурсовод, Санкт-Петербург
Я отношусь к тем людям, которые включают утром сразу все источники информации, смотрю "Дождь" и слушаю все, что произошло за ночь, и этим же день и заканчивается. Ты постоянно видишь сожженные, разбомбленные места – хоть ты там и не жил, и не родился, но они для всех нас родные, нет такого россиянина, у которого не было бы капли украинской крови. У меня в семье украинцы есть, и хоть я не была в местах, которые вижу по новостям, для меня это такое же ощущение, как будто бомбят Зеленогорск или что-то еще под Петербургом – и ты ничего не можешь сделать. Это постоянный источник депрессии.
У меня перед окном школа, в которой голосование идет, и ходит по двору парочка спецназовцев в жилетах. Я работаю в центре, выхожу из метро "Гостиный Двор" и постоянно вижу автозаки – кольцо сужается. В метро стоят на входе люди, которые фильтруют всех входящих, кого-то им надо обыскать, и они все с дубинками, причем помахивают ими. На Невском не только автозаки, там еще на фургонах с решетками написано "Росгвардия" – демонстрируется постоянная готовность, и это простой рабочий, будний день.
Эмоционально это похоже на потерю близкого человека. А ещё кажется, что ты внутри тонущего батискафа. То есть ты живешь в своем микромире, пытаясь наполнить его обрывками из прошлой жизни, у всех абсолютно порушенной. При этом твой батискаф продолжает движение ко дну.
Я не была никогда активным участником митингов и шествий. Я работаю в экскурсионной сфере, всю жизнь занималась просвещением, пытаясь строить и создавать диалог культур – и препятствуя разрушению во всех смыслах этого слова. А сейчас связи с большой культурой рвутся, к сожалению.
Я выросла на том, что война недопустима ни в каких смыслах, это зло, которое не может быть оправдано. Сегодня это крамола. И вот это становится травмой жизни. Хотелось бы идти вперед, а не возвращаться на столетие назад. Кроме того, из-за войны я потеряла работу, то есть и в этом смысле проиграла. В бытовом отношении – магазины как-то опустели, бензин подлетел в цене.
К уехавшим отношусь с сочувствием и пониманием, желаю им вернуться. Сама уезжать не планирую, нет такой возможности, поэтому надеюсь дожить до улучшения ситуации в стране – чтобы будущее наступило. Вот только сроки этого наступления отдаляются – к сожалению, есть ощущение уходящего берега.
"Россия осознанно идет по пути Северной Кореи"
Денис, 35 лет, ведущий праздников, Новосибирск
Я до сих пор не приспособился. Постоянно сталкиваюсь с вопросом: "Ты за кого?" Большинство уверены, что "мы правы, мы молодцы, спасаем мир". Даже если только ставишь под сомнение, задаешь вопрос: "А что если...", тут же встречаешься с агрессией. У них нет никаких аргументов. Они сразу начинают орать и обвинять в том, что я – предатель родины. Сейчас стараюсь избегать любых диалогов на эту тему.
По сравнению даже с прошлым годом чаще стал встречаться с участниками войны. В аэропорту их всегда прямо десятки, а то и сотни. В этот момент ощущение, что ты что-то должен сделать. Когда встречаешься с военными глазами, неловко, они как будто осуждают, что ты такой детина на гражданке. Первый год войны народ был в какой-то заморозке, мало кто общался, мало кто встречался, отмечал какие-то события. В этом году люди уже стали праздновать и свадьбы, и юбилеи. Вот на таких праздниках встречал людей, которые вернулись с войны с посттравматическим синдромом. Один раз за еврейский анекдот, который рассказал с украинским акцентом, мне прям прилетело. На меня с кулаками кинулся экс-вагнеровец с криками, что он мочил "укропов" не для того, чтобы потом дома слушать их шутки. А если таким вернувшимся с войны капля алкоголя попадает в рот, у них совсем падает флаг, и там в ход идут не только кулаки.
К уехавшим отношусь с пониманием, не осуждаю и не обвиняю в измене родине. Из близкого окружения довольно многие уехали: кто-то в Азию (Таиланд, Бали), кто-то в Европу, один – в США. Сам пока решил остаться в России, но если что-то будет угрожать моей безопасности или безопасности семьи, то придется уехать.
Информацию о происходящем, в том числе на войне, черпаю из разных источников: ютуба, телеграма, от эмигрировавших друзей. Но точно не из телевизора, потому что это лишь пропагандистская машина, там никогда не показывают вторую сторону, там и намека нет на объективность.
Вообще, сейчас живу с постоянным ощущением напряжения и тревоги. Знаете, есть выражение, что война заканчивается, когда умирает ее последний свидетель.
Это получается, что еще как минимум два поколения после нас будут расхлебывать происходящее сейчас. Россию ждет долгий период восстановления международных отношений. В ближайшей же перспективе вижу еще большую изолированность. Сейчас Россия осознанно идет по пути Северной Кореи, ежедневно превращаясь в озлобленную, закрытую, неспособную к изменениям страну. Материальное положение людей постепенно будет ухудшаться, просядут все сферы жизни: здравоохранение, образование, культура. Возможно, когда народу реально не будет хватать на хлеб, начнется бунт. Потому что гнойник рано или поздно все равно прорвется. Я хоть и оптимист, но надежды на светлое будущее нет, ожидания пессимистичные.
"Я начал замечать войну гораздо сильнее, чем раньше"
Николай, 20 лет, студент, Санкт-Петербург
Такие теперь обстоятельства жизни: мы живем в воюющей стране.
Приходится думать, что говоришь, слова должны соответствовать обстоятельствам, поэтому какие-то вольности или приколы на тему той же Украины, которые были возможны раньше, теперь больше неуместны. Я не потерял никаких людей, правда, многие уехали, и с ними контакты или прекратились, или уменьшились. Но я ни с кем не прекратил общение из-за разногласий. Я считаю, что в общении, в дружбе, в разного рода отношениях могут быть разногласия и разные взгляды, в том числе по очень важным политическим проблемам, даже по таким, из-за которых льется кровь. Это нормально. По любой теме могут быть разные мнения, в том числе диаметрально разные. И я абсолютно не считаю, что из-за этого надо прекращать отношения – если это отношения именно человеческие, а не то, что мы соратники, общее дело какое-то делаем.
Сначала был шок, он просто физически очень сильно влиял на мое состояние и на жизнедеятельность в течение нескольких месяцев [войны]. Но в течение следующего года, можно сказать, что вся эта ситуация меня даже как-то закалила немножко. Новости больше не пугают. С этим можно жить как с постоянным фоном жизни.
Правда, недавно я начал замечать войну гораздо сильнее, чем раньше, потому что в несколько известных мне мест прилетели беспилотники, произошли взрывы, так что дальние отголоски войны даже в таком физическом виде пришли прямо сюда. Или вот недавно шел по улице, там стоит помятый УАЗик, привезенный с фронта, сбор денег идет на такие же медицинские УАЗики, и подобные вещи постоянно встречаются.
Но с людьми, которые живут внутри России, очень редко обсуждаются такие темы. Даже когда говорили о прилете в одно место, связанное с моей работой, там никого это, по сути, не волновало. Сказали, что риски остаются прежними. В общем, это не самая приоритетная тема сейчас для большинства людей, кроме особо политизированных.
Тех, кто уехал просто из-за того, что началась война, я не понимаю. Потому что в принципе рисков для обычного человека не так уж много – кроме тех, кого могла коснуться мобилизация, но сейчас все даже с этими рисками живут спокойно.
У меня самого таких мыслей и планов нет. Я не собираюсь ни участвовать в войне, ни сбегать от нее. Конечно, я думаю о том, что дальше будет со всеми нами, про исход войны. Есть варианты относительно быстрой заморозки, есть варианты большого прорыва в пользу России, а есть и катастрофические варианты, в которых, наоборот, придется оборонять уже свою территорию, обо всем этом невозможно не думать.
И экономическая ситуация, которая сложилась с 2022 года – очень многие вещи придется налаживать, создавать новые коридоры, это все задачи очень, очень сложные, и как мы с ними справимся, не будет ли какой-то нестабильности внутри страны – конечно, все это очень волнует и беспокоит. Но думать об этом слишком долго большей части людей просто некогда.
"Об отъезде я много думаю"
Ксения, 41 год, менеджер по рекламе, Новосибирск
С начала войны и до сегодняшнего дня я ни на секунду не забывала о ней [о войне]. И, если честно, не понимаю людей, которые усиленно отгораживаются от информационной повестки, связанной со СВО, стараются не замечать трагедию, которая происходит по обе стороны границы. Разрушенные города, убитые и покалеченные люди, дети. К таким, кстати, относятся и многочисленные патриоты, окружающие меня, в частности, на работе. Лозунги и слова восхищения Путиным они выкрикивают с готовностью, но на убитых соотечественников, осиротевших детей им плевать. Здесь полная черствость и безразличие.
Помимо эмоциональной нагрузки, усугубились многие бытовые проблемы: рост цен на еду, лекарства, одежду, дефицит запчастей для машин и т. д. При этом в моем случае зарплата не растет, и я постоянно в поиске подработок, чтобы кормить семью.
Об отъезде я много думаю. Но главное, что мешает этому, – старики-родители. У моего отца онкология. Оставить их сейчас и уехать – немыслимо. А тем, кто находит моральные, физические и финансовые возможности ехать за рубеж, желаю только удачи. Это нужно делать хотя бы ради будущего детей, которые должны расти на свободе, получать хорошее образование, а не чахнуть под вопли Соловьева и Скабеевой и дремать на "Уроках о важном".
Тем, кому сейчас за 40, кто не имеет капиталов, как я, за границей будет невозможно достичь того уровня жизни, который они могли позволить себе в России. Большинство эмигрантов повторят судьбу белой эмиграции начала XX века и пополнят ряды официанток, таксистов, доставщиков еды, прислуги. Но свобода и будущее детей, я уверена, стоят того.
"Я до сих пор не приспособилась жить в воюющей стране"
Елена, 31 год, пиарщица, ХМАО
Когда я узнала, что началась война, я была просто в таком шоке, что перестала есть и спать. Я обзванивала родственников в Украине и постоянно извинялась, мне было очень горько, что наша страна разносит целые города в соседнем государстве. Я до сих пор не приспособилась жить в воюющей стране, а просто заткнула рот, потому что толку от того, что я сяду, не будет никакого. Плохо сплю и ем, с трудом набираю вес.
Пытаюсь иногда вразумить своих родственников, которые считают себя патриотами, из-за этого не общаюсь с отцом и многими знакомыми. За два года войны я привыкла, наверное, только к виду крови и растерзанных тел в новостях, и это страшно. Пыталась помочь всем, кто в этом нуждается, во время мобилизации составляла маршруты до границ, ездила ребят провожать. В это время моему родственнику пришла повестка – я не успела, а через год он погиб, хотя не хотел идти на войну, но пошёл, потому что боялся, что иначе его посадят.
Уже без привычных слез смотрю на разрушенные дома. Думаю, это придётся долго лечить с психотерапевтом. Часто мы обсуждаем это все с друзьями, я вижу, что они хотят зажмуриться и делать вид, что ничего не происходит, но все равно в разговоре как-то мелькает тема войны. Она, по ощущениям, стала вечной. Каждый месяц кто-то у кого-то погибает, кто-то пропадает без вести. Кроме того, постоянно мы видим рост цен, только молочка за год подорожала в полтора раза. Я не знаю, как покупать технику в квартиру, на что обслуживать машину. Я стараюсь брать подработки, только так и вывожу.
Часто засматриваюсь на страны Европы, где, мне кажется, жить сейчас лучше и, по крайней мере, спокойнее. Хотела бы уехать и навестить родственников в Украине.
"Мысль об эмиграции как спасательный круг"
Иван, 41 год, риелтор, Тюмень
В последнее время я смотрю, как в больших городах люди выходят на акции в память о Навальном, поддерживают Надеждина, меня это мотивирует, но сам я стараюсь держаться подальше от всего этого, потому как в небольших городах нас лучше видно. От любых массовых мероприятий держусь подальше, от военкомата тем более, не вступаю в споры с Z-патриотами, работаю неофициально, чтобы налоги не платить, всегда могу собрать вещи, чтобы уехать.
Я учился на участкового и работал некоторое время. Как-то верил, что смогу помочь людям, но когда вижу, что творят нынешние "стражи закона", то просто ужасаюсь.
Вообще, мы очень далеко от войны, но часто я встречаю здесь этих "героев" с покалеченной психикой. Аж коробит от них. Ко всему привыкаешь, но один раз я решил поспорить на отдыхе с контрактником, который был в отпуске – он меня едва не проткнул шампуром.
Я стараюсь это не обсуждать ни с кем, не делюсь мыслями, только с близкими людьми. Все привыкли более ли менее, все выгорели от этого, и мы не знаем, что будет дальше. Смотрим эфиры западных телеканалов и российских, которые уехали, читаем телеграм-каналы независимых СМИ, оставляем подписи, ходим на выборы и ждём.
Мне кажется, все устали от войны, роста цен. Зарплаты, конечно, тоже немного растут, но не так интенсивно – я нашёл вторую работу и как-то выживаю с собакой. Цены на продукты улетают куда-то в космос, растёт коммуналка. В итоге появилась масса неудобств в поддержании нормальной жизни.
Мысль об эмиграции как спасательный круг. Я уже уезжал в Казахстан во время мобилизации. Даже пограничники говорили, что уехали бы, в неформальной беседе. Я уехавших поддерживаю, тем более появилось много друзей среди них.
Будущее в России туманно как никогда, стараюсь анализировать и просчитывать варианты развития событий и иметь уже готовые решения. Российская стабильность не стабильна, хотелось бы поднять свой доход, чтобы не умереть с голоду при дальнейшем ухудшении ситуации, либо уехать. Единственное место, где я чувствую себя более-менее безопасно, – это квартира, закрытая на три замка и с задернутыми шторами!
Какое будущее, дружок?
Иван Б., 52, литератор, Москва
Если бы меня спросили об этом в первый год войны, то ответ был бы другим. В нём сплетались бы ужас, недоумение, ощущение дурного сна, который вот сейчас оборвётся – и всё вернётся в состояние приемлемой нормальности.
Реальность же такова, что человек существует в природе благодаря различным адаптивным свойствам психики.
Таким образом россияне, не принявшие войну в самом начале, не принимают её и по сей день, но вынуждены свыкаться с фактом её существования и влияния на их жизнь. Альтернатива – психический срыв, ментальный надлом, деструктивное поведение, ведущее к тюремному заключению и полной гибели всерьез.
Вариант эмиграции – утопический для большинства даже имеющих загранпаспорт (таковых в РФ примерно 30 процентов). Престарелые родители, домашние питомцы, отсутствие востребованных компетенций и прочее. Мои энергичные и далеко не бедные друзья, уже получив гражданство Израиля, выяснили, что никаким образом нельзя перевезти туда попугая Жако, ни за какие деньги.
Уехали гордые, потому что им унизительно жить в дурном изводе феодализма. Уехали реально опасающиеся за свою жизнь. Уехали дальновидные, просто чтобы увезти отсюда детей, избавить от сомнительного удовольствия пребывания в среде гнилой архаики и профуканных перспектив к развитию.
Те, кто остался, повторюсь, вынуждены приспосабливаться, замыкаясь в себе, в узком внутреннем кругу, где не так велика вероятность, что на тебя донесут.
Посещение похорон убитых оппозиционеров, протестное голосование за фуфлыжного спойлера главного и единственного кандидата,– всё это проходит по разряду самоуспокоения, идущего из семидесятых: "возьмёмся за руки, друзья, чтоб не пропасть по одиночке".
На деле же мыслящие люди, подобно выродкам из "Обитаемого острова", как раз по одиночке и пропадают, а некоторые в неё попадают.
В свете (а точнее, тьме) вышеизложенного разговоры об экономике или каком-то будущем бессмысленны. Какое будущее, дружок?
При этом, ну, что ж, и в Римской империи люди жили во время Нерона. И грустили весьма, и чахли, будучи высланными на берега Эвксинского понта.
Жили в СССР с его гипертрофированным интернациональным долгом.
В этом смысле опыт двоемыслия позднего брежневизма может послужить спасительной соломинкой для утопающего. Однако она же ломает спину верблюду.
Впрочем, два брата-жреца социальной инженерии писали и об этом. Несчастный Саракш, где твой бесстрашный Максим Камеррер?
Мы не разглашаем имя автора этой публикации из-за угрозы уголовного преследования по закону о нежелательных организациях в России.
