Вся жизнь Олега Волова была связана с Новосибирском. Поэт, прозаик, художник, основатель литературно-художественного товарищества "Блюмкин приют", издатель подпольных журналов "Зелень" и "Бестиарий", коллекционер современного сибирского искусства, он родился в 1960-м, умер в 2015 году, застав три эпохи новейшей истории России – перестройку и распад Советского Союза, "лихие" (а для кого-то – самые свободные) девяностые, путинскую стабильность с цензурой и уголовным преследованием художников.
Сейчас уникальная коллекция Олега Волова хранится в литературной Студии 312. Организатор студии поэт Антон Метельков и его друзья, поэты Юлия Пивоварова и Станислав Михайлов, рассказывают корреспонденту издания "Сибирь.Реалии", в чем состоит художественная ценность этого необычного собрания рукописей и картин.
– Однажды я побывал в гостях у Олега Волова, и меня впечатлило огромное количество коробок, папок, живописи и арт-объектов, которые находились в его в квартире. Но тогда я, кажется, должным образом не оценил значение этой коллекции и деятельности Олега в Новосибирске.
Антон Метельков: В Новосибирске его тоже до сих пор никто не оценил. На Западе начинают ценить только сейчас. Например, Томаш Гланц – известный европейский славист, большой знаток самиздата, профессор из Цюриха, оторваться не мог от этих документов, картин. Он сказал: "Надо искать какой-то грант в Будапеште…"
– Как произошла встреча цюрихского профессора с коллекцией Олега Волова?
Метельков: Гланца недавно привозили в НГУ (Новосибирский государственный университет. – СР) читать лекции про Кандинского, Малевича и других деятелей русского авангарда. Мы его затащили к себе. Получился незапланированный перформанс, потому что в библиотеке именно в этот день отключили электричество, и Томаш в темноте, при свете двух настольных ламп (в розетках электричество почему-то было) рассматривал картины и самиздатовские журналы из архива Волова. Это напоминало спиритический сеанс, который нашего гостя очень впечатлил и порадовал.
По просьбе издания "Сибирь.Реалии" профессор Гланц написал отзыв о своем посещении Студии 312 и знакомстве с архивом Олега Волова:
– Должен признаться, что его творчество до недавнего времени мне было практически незнакомо. Это мое невежество, которое касается, как я подозреваю, многих ценителей современного русского искусства и поэзии, счастливым образом изменилось в конце зимы этого года, когда я попал в удивительную Студию 312 в здании новосибирской библиотеки. Это неординарный, стихийный архив сибирского андерграунда, которым руководит поэт и культурный активист Антон Метельков, обладающий эрудицией, харизмой, невероятной энергией и талантом к неформальному и увлекательному общению.
В этом открытом архиве, где не существует прописки, заказов и часов работы, серьезно и целенаправленно занимаются собиранием архива самого Волова и всего сибирского андерграунда.
Эта деятельность мне кажется выдающейся главным образом по трем причинам: архив позволяет заняться идеями, переосмысливающими всю историю неофициального искусства в России, которая пишется с точки зрения столиц, где всегда были заграничные журналисты, исследователи, дипломаты, коллекционеры. И куда, конечно, приезжали многие художники из разных частей России. Но означает ли это, что культурная среда “в регионах” была неполноценной по сравнению с Москвой или Петербургом? Думаю, что нет.
Студия 312 – это не архив, который фиксирует, сохраняет и канонизирует культурные ценности и хранит их вечную славу, хотя это измерение тоже присутствует. Но в целом это живой архив, где субъективный и художественно-интеллектуальный подход являются организующим принципом подборки и работы с материалом. Единственная заграничная аналогия, которая мне приходит в голову, – это венгерский Артпул, который его основатель Дьердь Галантай задумал именно как проект и центр, не только склад и музей. В России можно в этой связи подумать о сравнении с МАНИ – Московским архивом нового искусства Вадима Захарова.
С этим связана еще одна удивительная черта наследия Олега Волова и обращения с его творчеством в настоящее время. Это континуальная и отрефлектированная связь прошлого с настоящим. Сегодняшние поэты и другие авторы, художники или критики, собирающиеся в студии и вокруг нее, работают дальше в рамках тех традиций, которые были заданы в перестроечное время. Причем мне кажется, что эта работа ни в коем случае не является вторичной. Но медиальные, эстетические и антропологические основы андерграунда прошлого века оказываются комфортными и для нашей цифровой гипертекстовой культуры. Это большой вызов и источник вдохновения!
– Похвала западного профессора напоминает вечную для России историю: пока из-за границы не приедут и не скажут "вау", местным жителям не будет интересно то, что делается в их собственном городе.
Станислав Михайлов: Его друзья всегда ценили деятельность Олега. Литературно-художественный самиздат, который он выпускал в 1980-х годах, альманах "Зелень" и другие подпольные издания, на тот момент был для нашего поколения как глоток свежего воздуха. И постыдно то, что профессиональное художественное сообщество и к Олегу, и к той коллекции, которую он собирал, относились всегда через губу, как к дилетанту.
– Он не был членом Союза художников, писателей?
Юлия Пивоварова: Конечно же нет. Его отец когда-то занимался росписью всяких ДК – обычная халтура для того времени: бригада самодеятельных художников, которые рисовали какие-то настенные панно, всю эту беллетристику советскую. И Олегу, видимо, от папы передалось стремление собирать вокруг себя людей, художников, поэтов и так далее.
– То есть он организовал неформальный союз. И, видимо, умел вдохновлять людей?
Пивоварова: Вдохновлял всех вокруг. Когда в 80-х возникло МЖК, молодежный жилищный комплекс, туда переехало очень много творческой молодежи с семьями. Они строили для себя квартиры на улице Высоцкого, на окраине города. Там была школа, в которой работала Валентина Волова, жена Олега, руководившая детским театром, где позволялось делать всё что хочешь. Олег, например, устраивал там выставки молодых авангардных художников.
– Без разрешения советских и партийных органов?
Михайлов: Такие уже были времена. Олег выставлял абсолютно несоветских художников. Я помню выставку Лены Селивановой – жены знаменитого гитариста Димы Селиванова, который играл в "Калиновом мосте" и "Гражданской обороне". Так вот, она рисовала удивительно мощные эротические картины. Для тех времен такая выставка была просто фантастикой. Олег это сделал, потому что он никого не боялся. Всегда вел себя абсолютно безбашенно. И ничего ему за это не было.
Метельков: Ну, "органы" за ним, конечно, следили. Исследовательница сибирского самиздата Елена Савенко мне рассказывала, что в архивах КГБ, когда они были недолгое время открыты, ей удалось обнаружить все номера альманаха "Зелень" и "Бестиарий". Это тоже было издание, которое делал Волов. Так что в КГБ есть всё: куча информации про Олега и авторов, которых он печатал. Видимо, за ним негласно наблюдали.
"Особый всплеск издательской активности поэтов-"неформалов" приходится на 1986–1989 гг. Евгений Иорданский, а также художник и поэт Олег Волов организовали свою "тусовку". Она просуществовала до мая 1990 г. В Нарымском сквере тогда было место, где собирались политики. В противовес политикам поэты и художники организовали свою художественную площадку. О. Волов устраивал выставки плакатов, а Е. Иорданский еженедельно выступал там и привозил туда свои машинописные сборники, рассказывал о поэтах, которые были опубликованы в этих книгах, распространял их произведения среди интересующихся читателей. Оставшиеся экземпляры затем брошюровались и переплетались в отдельные тома"
Виктор Iванiв. Архив поэта Е.П. Иорданского как источник по истории литературного движения и самиздата Сибири 1960–1980-х гг.
Когда закончилась перестройка и рухнула советская власть, Олег Волов, неожиданно для своих друзей, на несколько лет стал меценатом неформального новосибирского искусства
Метельков: В середине 90-х годов возле МЖК развернулась огромная барахолка, которая была опоясана серым бетонным забором. И вот однажды Олег, набравшись храбрости, пришел к хозяину этой барахолки и говорит: "Давайте я ваш унылый забор распишу цветной рекламой". Он всегда был выдумщик, но обычно его выдумки не приносили никакой материальной выгоды. А тут как-то так получилось, что его идея понравилась человеку с деньгами, бизнесмену. Директор барахолки сказал: "Отличная мысль!" Олег тогда собрал бригаду друзей-художников, они расписали один забор, потом второй (художников было много), и пошел бизнес.
Пивоварова: Вот эти вот авангардные художники, которым нечего было есть, стали вкладывать свои таланты в эти заборы. Олег им хорошо платил. К нему тогда пошли заказы, это вдруг стало модно среди новосибирских бизнесменов – всякие фирмы просили что-нибудь им разрисовать, ларек или какой-нибудь другой объект. Вот художники и развлекались таким образом. А заодно и кормились. Такое было возможно только в девяностые годы.
– Что-то из этих росписей сохранилось?
Метельков: Нет, конечно. Может быть, только на фотографиях у кого-то в домашнем архиве.
– Зато вы сохранили собранную Олегом коллекцию сибирского неформального искусства. Насколько я понял, коллекция занимает почти всё это помещение?
Метельков: Олег всю жизнь собирал рукописи и картины. Что-то ему дарили друзья, что-то он у них покупал, чтобы поддержать материально. Таким образом составилась огромная коллекция, которая занимала очень много места в его небольшой квартире. После смерти Олега нам удалось спасти значительную часть этой коллекции. Те, кто её видел – а к нам приходили специалисты из городской картинной галереи, и много откуда-то ещё, – все говорят, что это очень интересно, в смысле истории новосибирского искусства. Но никто не знает, что с этим делать: нет каталога, и профессиональные искусствоведы не хотят с связываться с таким объемом работы. А так все нас хвалят и говорят, какие мы молодцы, что это сохранили. Здесь, в Студии 312, хранятся десятки объектов из воловской коллекции. Вот, например, шкаф с деревянными футлярами, которые Олег сделал собственноручно. Каждый посвящен какому-то поэту или художнику. Есть футляр Маковского, классика неофициальной сибирской поэзии, футляры Юлии Пивоваровой, Игоря Лощилова, есть футляр с романом самого Олега Волова – "Унзерли", который он писал всю жизнь, создавая бесконечный текст. Всё это не опубликовано.
– Как вы считаете, сохранилось, благодаря деятельности Олега, что-то важное, ценное?
Пивоварова: Конечно! Во-первых, это работы очень много хороших художников, ушедших из жизни. Вот Денис Федяев, например. Саша Шушунов. Виктор Веркутис, который в дурке теперь пожизненно, кажется, сидит, где-то далеко за городом, так что неизвестно даже, как к нему попасть. Работы Веркутиса сохранились у Олега в коллекции. И конечно, очень много рукописей.
Метельков: Новосибирск – это такой город-коммуникатор, где все уходит куда-то, непонятно куда, все сидят на чемоданах, и тут, казалось бы, культурный слой не накапливается. Молодые люди думают, что вся культура где-то там – в Москве, в Питере. И не знают, что прямо здесь, на соседней улице, есть потрясающие вещи.
– Но вот конкретно по поводу архива Волова у вас есть конкретные идеи, как его представить любителям современного искусства?
Метельков: В первую очередь нужно архив отсканировать. У нас в ГПНТБ есть отдел редких книг, я надеюсь, что его сотрудники нам помогут создать цифровой каталог коллекции. Это всё нужно упорядочить. Затем надо издать печатный каталог, выпустить календарь, набор открыток, постеров. Это могло бы стать новым городским брендом. Анна Терешкова (глава департамента культуры Новосибирска. – СР) позиционирует Новосибирск как город авангарда, конструктивизма. Тут у нас все время вспоминают Эль Лисицкого, чья первая выставка в СССР состоялась именно в Новосибирске. Но это всё относится к первой половине ХХ века, а прямо сейчас, совсем недавно, в городе работали Виктор Iванiв (умер в 2015 году. – СР), Олег Волов – самые настоящие современные авангардисты.
– Какой наиболее яркий проект Волова вспоминается вам сейчас?
Метельков: Мне кажется, тут важен не какой-то отдельный проект, а вся история, художественная среда, которую он создавал, некое надышанное творчеством пространство.
Михайлов: Жизнь Волова – это и есть главный проект.
Пивоварова: Я помню, у Олега была серия выставок, которая называлась "17 невидимок". Он выставлял художников, которых мало кто видел. Для живописи это такой удачный каламбур: художники-невидимки.
– Вы верите, что архив Волова будет интересен широкой публике, станет частью истории искусства?
Михайлов: Трудно сказать. Сейчас для живописи, для современного искусства, в Новосибирске абсолютно неблагоприятные времена, я бы сказал – дикие. Когда упомянутая уже Терешкова создала Сибирский центр современного искусства и устроила выставку "Родина" – её наша "православная общественность" обвинила в антирусской пропаганде, а выставку два раза запрещали. "Медгерменевтика" (московская арт-группа. – СР) однажды делала у нас выставку в Художественном музее, так к ним пришли представители православной общественности и казаки с нагайками. Дальше – больше. И сейчас все уже боятся делать что-то необычное, эпатажное – ничего такого и близко быть не может.
Пивоварова: Да. И казакам теперь скучно… Разгонять-то больше некого.
