Презентация монографии Елены Савенко "Свободное слово: очерки истории самиздата Сибири" стала одним из самых заметных событий новосибирского международного фестиваля "Книжная Сибирь". Новая книга исследователя неподцензурной и нелегальной литературы охватывает период с 20-х по 90-е годы прошлого века. В течение всех этих десятилетий в сибирских регионах находились смельчаки, которые выпускали и распространяли листовки, газеты, журналы и книги, которые вызывали у читателей куда больше доверия, чем официальные издания. Слепые машинописные, а то и рукописные копии передавали из рук в руки. Нередко с условием "только на одну ночь" – слишком велика была очередь желающих узнать о замалчиваемых советской властью событиях или прочитать запретное художественное произведение. Читали даже с фотопленок, с помощью детского фильмоскопа.
Историк, ведущий научный сотрудник Государственной публичной научно-технической библиотеки Сибирского отделения Российской академии наук (ГПНТБ) Елена Савенко говорит, что материал для книги начала собирать еще в конце 90-х годов:
Четверо руководителей – юношей, почти мальчиков – были расстреляны
– В то время еще не был принят закон об охране личных данных, закрывающий доступ к архивным материалам менее чем 75-летней давности. Это случилось лишь в 2004 году. А тогда можно было по запросам из организации в связи с работой над какой-то темой получить нужные документы. В частности, судебные дела.
– Иными словами, вы успели?
– Да, я успела ознакомиться с первоисточниками по классическому периоду самиздата, то есть от оттепели до перестройки. Лишь позже я стала смотреть материалы за двадцатые, тридцатые и сороковые годы. Так что книга складывалась как пазл. Сначала возникла серединка, а потом вокруг нее уже нарастал материал по другим периодам.
– Среди кусочков этого пазла были ли находки, которые вы оцениваете как научные открытия? Удалось ли вам узнать о совершенно забытых событиях?
– Да, таких вещей было много. Например, в архиве УФСБ по Омской области я получила дело о студенческой организации "Партия народного права", существовавшей с 1927 по 1929 годы. Ее члены подпольно изготовляли и распространяли листовки. Сначала рукописные, потом печатные, когда сделали четыре гектографа. В 1929 году они все были арестованы. Четверо руководителей – юношей, почти мальчиков – были расстреляны.
– Страшное наказание. Тексты листовок действительно были настолько вольнодумными?
– Да, они не соответствовали той идеологии, которая насаждалась. В моей книге присутствуют тексты листовок. Приведу цитату:
Весь народ, измученный, стонет под игом диктатуры компартии. Налоги становятся непосильными. Бесконечные поборы убивают у крестьян всякое желание работать. Все меньше и меньше дает хлеба крестьянин. Правительство хлебных запасов не делает, а последнее отбирает у крестьян и вывозит за границу. Стране грозит голод.
Госпромышленность стоит на мертвой точке развития. Торговля не развивается, а умирает.
Компартия, боясь экономической разрухи и вместе с тем потери власти, решается эксплуатировать рабочих под видом социалистического соревнования, то есть заставляет повышать производительность, не увеличивая зарплаты. Бесхозяйственность, царящая в нашей стране, в условиях диктаторского зажима приведет страну к нищете и гибели.
Все вступайте в партию народного права!
Объединяйтесь в подпольные организации для борьбы с компартией за народную власть! Долой диктатуру компартии! Да здравствует свободная народная республика!
Эта листовка датируется 1929 годом, временем жесткого раскулачивания. А многие ребята из этой студенческой организации были из деревень. Хотя в печатании и распространении листовок участвовали около десяти человек, к ответственности привлечено было 87 человек. В их числе – не только студенты, но и их родственники. Главным идеологом был алтаец Виктор Чевалков. Так вот, когда эту группу раскрыли, арестовали его отца-священника, хотя он не только не участвовал, но не был даже осведомлен о деятельности сына.
Все молодые коммунисты возглавят церкви как артисты
Еще об одной драматической судьбе я узнала во время работы в Фонде редких книг Томского университета. Просматривая в каталоге перечень машинописных экземпляров, я наткнулась на упоминание о том, что имеется такая единица хранения: "Максим Веснин. Роман в стихах "Борьба за права человека", Томск, 1976". Мне выдали две толстые машинописные тетрадки. Было видно, что их неоднократно читали. На страницах стояли "крыжики", отмечавшие разные интересные абзацы. На обложке чьей-то рукой было выведено, что Максим Веснин – это псевдоним. Что на самом деле автор – Анатолий Николаевич Зорин, который был арестован, был приговорен к расстрелу, сошел с ума и так далее. Как оказалось, надпись сделана человеком, у которого были поверхностные и не совсем достоверные знания о судьбе автора. С помощью правозащитного общества "Мемориал" и архива надзорных производств я начала поиск. Выяснила, что в первый раз Анатолий Зорин был арестован еще в сороковых годах. Это случилось на Дальнем Востоке, куда уроженец Томска попал по окончании института. Поводом для репрессий стали рукописи, надо признать, сомнительные. Это были рассуждения о национал-социалистах. Летом 1945 года автор трактатов "антисоветского содержания" был осужден. Срок отбывал в Магадане. После появляется второе дело. За что – установить не удалось, но я проследила по документам, что его этапируют через всю страну и помещают в ленинградскую психиатрическую больницу. Там он пробыл некоторое время, а затем был переведен в Томск, в такую же лечебницу. Поэма – это фактически переложение биографии автора, который пишет: "И в темницу он сел за общую тетрадь". Вторая часть поэмы датирована 1976 годом. Значит, с этого времени Зорин уже на воле. Описывается, как он идет по городу. И тут же – примечательные строчки:
Придут года и мир узнает,
Эпоха новая настанет
Демократических свобод,
Каких не ведает народ.
Все молодые коммунисты
Возглавят церкви как артисты.
– Когда говорят о самиздате, в первую очередь вспоминают выходившую в Москве с 1968 года "Хронику текущих событий". Что-то аналогичное в этот период было в Сибири?
– В Сибири не существовало такого мощного правозащитного движения. Скорее, были единичные сторонники, которые распространяли здесь ту же "Хронику" и другой самиздат. Одним из таких людей был новосибирец Александр Дмитриевич Рыбаков. Еще несколько лет назад он был жив, мы успели пообщаться. В моей книге я публикую протокол об изъятии вещественных доказательств из дела Рыбакова. Что же у него изъяли во время обыска? Молодые современные читатели, быть может, удивятся: многие вещи, которые инкриминировались ему как нарушение, сейчас стоят в каждой библиотеке. Это и Солженицын, и Бродский, и Айги.
Еще я рассказываю о наших подписантах из новосибирского Академгородка. Это дело 46 ученых, которые в 1968 году написали письмо в защиту московских самиздатчиков. Многие тогда были уволены с работы. А письмо попало на Запад и стало достоянием гласности. Тогда развернулась целая кампания в поддержку уже этих инакомыслящих.
И все-таки в Сибири долгое время основной массив самиздата был литературно-художественным. Впрочем, и в нем поднимались злободневные вопросы
– Все изменилось в перестройку?
Повсюду были свои очаги культурного андеграунда
– Да, это был информационный взрыв. У меня в монографии есть библиографический указатель неподцензурной периодики, которая выходила в Сибири с 1920 по 1990 годы. В этом перечне 203 названия. Из них около 130 – те, которые вышли как раз в годы перестройки. Это несанкционированная пресса самой разной идеологической направленности. В том числе – даже национал-патриотические издания. Очень много было неформальных объединений в поддержку перестройки, – со своими листовками и альманахами. Появилась и едкая политическая сатира – тут следует упомянуть издававшуюся в Бердске независимую политическую газету "Дневной Юрьев".
В это же время возникает много неформальных объединений литераторов. Они активно выпускают свои брошюрки. Когда в конце 80-х годов Андрей Вознесенский побывал в Барнауле, он написал "По предчувствиям моим Барнаул – четвертый Рим". Действительно, в городе тогда была активная неформальная культурная жизнь. Но я думаю, что если бы поэт в это время побывал в других сибирских городах, он и им мог дать такую же оценку. Повсюду были свои очаги культурного андеграунда. Кстати, не только литературного, но и музыкального.
– Вы умеете в виду такой нашумевший в свое время феномен, как сибирский рок?
– Да, и у него была своя рок-периодика. В Улан-Удэ выходил журнал "Вантуз". В Красноярске – "Красный рок". Неформальную культуру Новосибирска освещали "Мангазея" и "Тусовка". В это время лидер рок-группы "СПиД" Михаил Поздняков написал:
Я знаю, паскуды, чего вы хотите.
Монеты, тряпье, заграничные шмотки!
Но ты обломись, да и вы не орите,
Я этим роком заткну ваши глотки!
Я видеть в упор не хочу ваши морды,
От ваших советов мозги мои ссохли!
Живу как хочу, невзирая на годы.
Я знаю, что души у вас передохли.
Активное неприятие социалистических реалий прослеживается в большинстве песен сибирского рока, – говорит Елена Савенко.
