По информации украинских властей, уже в пятницу 4 марта в России может быть введено военное положение в связи с войной в Украине (которую власти по-прежнему отказываются называть "войной", а называют "спецоперацией"). Официально власти России эти планы отрицают, но точно так же они до 24 февраля отрицали и то, что готовят нападение на Украину. Третьего марта пресс-служба уполномоченного по правам человека в России Татьяны Москальковой призвала "не поддаваться на подобные провокации", а пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков в тот же день назвал информацию о военном положении с 4 марта "утками".
Какая жизнь ждет россиян, если режим военного положения все-таки будет введен? Настоящее Время задало этот вопрос юристу Анастасии Бураковой: до ликвидации "Правозащиты Открытки" она сотрудничала с этой организацией, которая была признана в России "нежелательной".
— На пятницу в России назначено заседание Совета Федерации, и очень много поступает тревожных сообщений, что завтра могут ввести в России военное положение. Что изменится в правовом поле для всех жителей России, если это положение введут?
— Это изменит совершенно все. Военное положение – это самый суровый правовой режим.
Могут ограничиваться любые права граждан, например право на свободу передвижения – соответственно, может быть закрыт выезд из страны. Может быть запрещено передвигаться в рамках городов. Может быть объявлен комендантский час. Могут быть изолированы люди, которые являются гражданами государства, с которым идет война, – то есть изолированы, условно говоря, все украинцы, которые сейчас находятся в России, – а таких достаточно много, насколько я знаю.
Могут быть мобилизованы военнообязанные граждане. Могут обычные люди привлекаться к работам на тыловых фронтах – то есть к каким-то работам для обеспечения войны. Этот режим дает властям огромные полномочия. Плюс вводится военная цензура медиа, вводится запрет на деятельность некоммерческих организаций и политических партий – они не могут осуществлять никакую свою деятельность. Может быть запрещена деятельность международных организаций, если государство сочтет, что они симпатизируют другой стороне военного конфликта.
Но, опять же, по закону, военное положение может быть введено только в случае, если есть либо реальная угроза, либо уже совершена агрессия в отношении страны. То есть как Россия вторглась в Украину – так кто-то бы вторгся бы в Россию. Такого не было. Но я читаю достаточно много украинских медиа и телеграм-каналов, и сегодня много писали про возможные провокации на границе в сторону России. Там сообщали, что российские орудия, которые сейчас стоят на границе, разворачивают в сторону России сами же российские войска. Я не знаю, насколько это достоверная информация, но не могу исключать, что действительно может быть какая-то провокация, в которой обвинят Украину – для введения военного положения в самой России.
Что это может быть? Тот же сарай на границе, который мы видели еще в начале войны, про который сказали, что это пограничный пункт.
Это может быть какая-то такая история. А дальше президент объявит военное положение, Совет Федерации (у меня нет никаких иллюзий на этот счет) его быстро утвердит, и мы погрузимся в состояние внутренней войны. Это будет уже не только война на территории Украины, но и война на территории России. Военное положение – это очень страшный правовой режим.
— За последнее время в России были приняты или предложены к принятию довольно жесткие законопроекты против тех, кто требует прекратить войну с Украиной. Это и закон об ответственности за распространение "фейков" о войне, и другие. Вы можете как-то прокомментировать, что сейчас происходит в России в юридическом смысле?
— Это похоже на истерику правоохранителей и на истерику власти. Потому что мы видим эти пресс-релизы Генеральной прокуратуры, мы видим блокировки независимых СМИ Роскомнадзором, которые совершенно не соотносятся с законом, – они проведены в нарушение процедуры. Видим, что закрыли телеканал "Дождь", который вел непрерывно трансляции войны, убрали из вещания "Эхо Москвы".
В том числе угрожают людям, которые каким-либо образом выступают против войны: тех, кто выходит на акции протеста, тех, кто публикует какую-то информацию в социальных сетях по поводу реально происходящих бомбардировок мирных городов Украины. Мы видим угрозы в адрес людей, которые каким-то образом пытаются помочь украинским беженцам или украинским военным.
Цель всех этих вносимых законопроектов одна – запугать людей и подавить антивоенное движение, которое в России набрало достаточно большие обороты. Уже больше шести тысяч задержанных за последние дни – это беспрецедентная цифра. В истории современной России после развала Советского Союза это самые крупные задержания. Поэтому, конечно, вот это сегодняшнее заявление Генеральной прокуратуры, что участие в публичном мероприятии – это экстремизм, направлено именно на запугивание людей, которые продолжают выходить на улицы. Они выходят, несмотря на огромное количество задержаний, несмотря на жесткие задержания, несмотря на случаи насилия в отделах, которые становятся достоянием общественности.
Люди не боятся, потому что если начать давить слишком сильно, если страха слишком много, то в какой-то момент он перестает работать. И я думаю, что сейчас, с началом войны, это уже не какие-то выборы или что-то еще, про которые люди говорят: "Я вне политики". Это война, это гибель людей, это агрессивная война и бомбардировки мирных объектов. Поэтому сейчас есть ощущение, что на людей эти все традиционные пугалки, которые работали раньше, больше не действуют.
— Вы говорите, что заявление Генпрокуратуры про "экстремизм" не имеет ничего общего с законом. Можете объяснить почему?
— У нас до сих пор на территории Российской Федерации, как бы смешно это ни звучало, есть Конституция, и она действует. В ней есть 31-я статья, которая гарантирует право на свободу собраний. Но по сути, в релизе Генпрокуратуры сказано, что реализация конституционного права на свободу собраний – это экстремизм. А я еще напомню, что эти акции мирные, на них не причиняется никакого вреда имуществу или здоровью людей, люди просто выходят с плакатами – молодые, пожилые, разные. На самом деле это сюр. Не может реализация конституционного права быть незаконной, это во-первых.
Во-вторых: Генеральная прокуратура обосновывает свой тезис тем, что люди выходят по призыву якобы "деструктивных экстремистских организаций". Но, позвольте: если вы откроете социальные сети, особенно иностранные, которые сейчас не осуществляют цензуру контента пользователей, вы увидите огромное количество призывов выйти и выразить свой протест. Эти акции не организованы какой-то одной структурой или каким-то одним политиком – в них участвуют обычные люди, которые не хотят войны, которые не хотят крови, которые не согласны быть причастными к таким агрессивным действиям в отношении другого государства и в отношении мирных людей. Невозможно определить, кто именно организовал акцию протеста, потому что сейчас это голоса многих тысяч людей.
Генпрокуратура пишет, что люди вышли по призыву экстремистов, но по чьему призыву вышли люди – определить невозможно. Что они будут писать в обвинительном заключении? Как они узнают: человек по собственной воле? А если он не читает соцсети, но подумал, что он против, и вышел? Или он прочел чей-то пост? Как они это будут устанавливать?
Понятно, что сейчас говорить уже о законе и о его исполнении – немножко лукавство. Потому что есть ощущение, что военное время в России – это не только война в Украине. Военное время наступает и в России в части правоприменения. Поэтому, я думаю, что сейчас всех несогласных будут пытаться запугивать. А когда закончится активная фаза конфликта, могут перейти уже к "охоте на ведьм" и к жесткой расправе с внутренними "врагами". А их, по моим ощущениям, в России сейчас очень много – больше, чем когда-либо за последние 15 лет.
