Уже 15-й день продолжается война, которую Россия развязала в Украине, и практически каждый день за эти две недели на руководство РФ накладывались все новые и новые санкции, а западные компании одна за другой объявляли об уходе из страны. Итогом этих санкций уже стало катастрофическое падение рубля и новые правила обращения иностранной валюты в России, которые ввел Центробанк. Однако их эффект пока ощутила на себе лишь незначительная часть населения. А большей части россиян еще только предстоит столкнуться с падением доходов, разрывом производственных и логистических цепочек и другими последствиями санкций.
Российский экономист Владислав Иноземцев, который сейчас живет в Вашингтоне, считает, что Россию ждет "серьезный кризис, самый серьезный с середины 90-х годов, даже серьезнее 1998 года по масштабам падения, по масштабам снижения реальных доходов".
– Как бы вы сейчас описали состояние российской экономики?
– Я думаю, что сейчас это некое свободное падение, но мы не достигли дна. Мы не понимаем всех параметров, новости выходят каждый день. Позавчера, например, это были заявления Банка России о приостановке операций с валютой, фактически о запрете ее продажи. Потом это было заявление правительства о возможности национализации активов иностранных компаний, которые прекратили бизнес в России.
Я думаю, что новости будут приходить постоянно в ближайшие дни. И может быть, через неделю-две, чуть позже мы поймем общую ситуацию в экономике. Но, безусловно, это серьезный кризис, я думаю, что самый серьезный за время с середины 90-х годов. Даже серьезнее 1998 года по масштабам падения, которое будет зафиксировано в 2022 году, по масштабам снижения реальных доходов.
В общем, это очень тяжелая ситуация, и главное – что она требует абсолютно неординарных, нетрадиционных методов ответа. А пока, похоже, мы предпринимаем только то, что всегда как бы и делалось: системные предприятия, много обещаний, ослабление контроля за финансовой системой, когда Центральный банк объявляет об отмене большинства нормативов и так далее. То есть в принципе ничего радикально нового мы пока не предпринимаем.
– А как скоро россияне на себе почувствуют эффект санкций?
– Я думаю, что они уже чувствуют, судя по ответам ваших зрителей.
– Я, честно говоря, не убеждена в этом – они говорят: "Ну ок, повысятся цены – ну что же".
– Люди в России на самом деле способны затягивать пояса, и они действительно будут жить с этими ценами, им придется с ними смириться. Я совершенно не жду никаких социальных протестов, никаких революций в связи с этим и так далее. Но они уже почувствовали санкции: они уже видят курс доллара, они уже видят невозможность работы обменных пунктов. Городской и средний класс уже понимают, что невозможно расплачиваться кредитными карточками на зарубежных серверах, не работает Apple Pay, Google Pay и прочее. Но так или иначе, это будет волна за волной приходить. Я думаю, что полное осознание придет где-нибудь к началу лета.
– И тогда стоит ждать от россиян требования к властям прекратить войну в Украине?
– Нет-нет-нет, ничего от них не стоит ждать. От них давно ничего не стоит ждать. От них стоит ждать только большего терпения и очередных возгласов во славу президента.
– Президент США Джо Байден перед началом широкомасштабного вторжения России в Украину говорил о том, что если Путин на это решится, то по России будут нанесены "сокрушительные санкции" и так далее. Они уже сейчас те самые сокрушительные?
– Абсолютно. Большего невозможно сделать.
– Какие из них наиболее болезненные для России в экономическом плане?
– Я думаю, что наиболее болезненные – это лишение резервов Центрального банка, их блокировка. Это вызвало уже фактически удешевление рубля вдвое, этот факт повлияет очень сильно на импорт, он даст очень мощную инфляцию, я думаю, не меньше 30% по итогам года. В первую очередь именно это обстоятельство подорвало всю финансовую систему России.
И это мы еще даже не видим последствий этих санкций для фондового рынка. А это очень важный момент, потому что для любых инвесторов это был очень серьезный ориентир, с одной стороны. А с другой стороны, сами россияне, сами российские предприниматели понимали оценку своих предприятий фондовым рынком и делали соответствующие стратегии, выстраивали на будущее – это все сейчас идет прахом. Так что я думаю, что удар по Центральному банку – это, безусловно, самый мощный из того, что произошло.
И, естественно, те предприятия, которые сейчас уходят из России либо из-за непонятности с расчетами, либо в знак солидарности с Украиной, либо еще по каким-то причинам, – это тоже будет нести дополнительную безработицу, будет нести дополнительное сокращение ВВП. Опять-таки импорт, который уменьшится, поразит очень многие предприятия. Потому что значительная часть компаний зависит от комплектующих. Вопрос не в том, привезут или не привезут в Россию западную одежду и украшения. Вопрос в том, что очень есть много того, что российская промышленность не производит, но что необходимо ее производствам и предприятиям.
– А нефтяные эмбарго, которые ввели США и Великобритания, а санкции в отношении газопровода "Северный поток – 2"?
– Нефтяное эмбарго – я на самом деле чем больше думаю, тем больше понимаю, что это не самое принципиальное. Потому что да, некоторые страны не будут покупать российскую нефть. Но мировой рынок гибкий. Российская нефть может идти на другие рынки в менее маржинальные страны, в те, которые не будут платить такую высокую цену: в Индию, в Латинскую Америку, еще куда-нибудь. А те объемы, которые высвободятся, поедут в Америку и Европу, то есть я думаю, что речь идет в основном только о перераспределении объемов. Я не думаю, что наш экспорт нефти от этого рухнет в несколько раз. А вот экспорт газа – это более сложный вопрос, потому что он привязан в основном к трубе.
– Но по сути "Северный поток – 2" уже назван кем-то из европейских чиновников просто куском металлолома. ЕС заявляет о том, что хочет радикально урезать импорт газа из России. Это больно по ней ударит?
– Этому не будет замены, но экспорт газа из России очень важен чисто в политическом и геополитическом аспекте. Что касается цены, это приблизительно 13% российского экспорта, и катастрофой это не будет, даже если объем продаваемого газа уменьшится на две трети. Это не убийство.
– А для самой Европы это будет чувствительно?
– Им придется, конечно, немножко пострадать, и цены на газ будут гораздо выше. Но мы вступаем в лето, поэтому я думаю, что это как раз период, за который они сумеют хоть как-то адаптироваться. Если бы это был сейчас конец октября, это была бы действительно катастрофа, но не сейчас.
– Вы уже говорили о фондовом рынке России, где, по данным властей, около 15 миллионов россиян имеют счета. Сейчас российский фондовый рынок закрыт уже который день, торги не проводятся. Объясните, во-первых, почему? И во-вторых, что будет, когда торги откроются?
– Что будет – можно видеть на примере того, что происходило в Лондоне в последнее время, когда "Сбербанк" торговался по одному центу за акцию. То есть на самом деле, когда он откроется, будет пустыня. То, что торги закрыты, – это, наверное, разумный сейчас шаг, это делается, чтобы не допустить окончательной паники. Но когда торги откроются, они откроются с понижением в шесть-семь раз от того, на чем они закрывались. То есть люди, которые входили в эти бумаги на протяжении последних трех лет, обнаружат, что потеряли там минимум треть, а максимум 80% того, что они вкладывали.
– И что за этим последует? Стоит ли ждать каких-то изменений?
– Ничего не произойдет.
– Внутри общества, внутри того, кого называют российскими элитами?
– Нет, я не думаю.
– А что может, по вашему мнению, остановить российскую армию и Владимира Путина?
– Украинская армия и украинские добровольцы.
– А российский народ?
– Исключено, судя по его поведению, исключено.
