В Беларуси уже несколько недель продолжается кампания по деанонимизации силовиков, принимавших участие в разгоне мирных протестов и избиениях людей, которые вышли на улицы против фальсификации выборов. Все началось с того, что протестный телеграм-канал NEXTA опубликовал более двух тысяч имен сотрудников ОМОНа и других структур, часть – с адресами и телефонами. После этого силовики в нескольких городах Беларуси начали жаловаться на "социальное давление", а в Минске даже были задержаны двое студентов. Их обвиняют в том, что они написали гелевой ручкой слово "убийца" у подъезда, где живет командир столичного ОМОНа Дмитрий Балаба, и тем самым, как сообщает МВД, его "оклеветали".
Насколько успешна может быть кампания по деанонимизации силовиков в Беларуси, особенно благодаря новым IT-технологиям, которые в этой кампании используются? Проект Сибирь.Реалии поговорил об этом со специалистом по криптовалютам из Приангарья Евгением Романенко. Он живет в России, но был арестован в Беларуси в день выборов президента 9 августа и несколько дней провел в СИЗО и тюрьмах.
– Периодически звучат прогнозы, что протестное движение вот-вот "сдуется". Но после инаугурации Лукашенко тысячи людей вновь вышли в воскресенье на протестные акции. Протест не "сдувается"?
– Разумеется, нет. Инаугурация Лукашенко тщательно скрывалась, и режиссура этого мероприятия показывала, что люди отдают себе отчет в ее нелегитимности. Он понимал, что публичная процедура вызовет просто атомный взрыв, но даже тайный спектакль народ взбудоражил. Но второго раза пережить это "уходи, уходи", который включали ему рабочие завода, на встречу с которыми он отважился приехать, Лукашенко, видимо, не захотел.
Чтобы этого не произошло на инаугурации, решили сделать ее только для своих, для тех, кто точно не будет кричать "уходи, уходи". Но народ, разумеется, вышел и в день этого действа, и после, и дальше. Просто видоизменяется характер протеста. Задержания были и есть. Но протест не только не угасает, он модернизируется, модифицируется, люди обучаются. Протест принимает новые формы. Белорусы – партизанский народ, в протестах поэтому неизбежно используются своеобразные партизанские тактики, это уже происходит и будет происходить и дальше.
– Приведите пример.
– Тотальная деанонимизация силовиков, этой кучки людей, которая регулярно, ежедневно, еженедельно на улицах Минска и других городов разгоняет протестующих, задерживает и арестовывает. Это несколько тысяч человек по всей стране, наиболее преданные режиму работники силовых органов. Несмотря на то, что они скрывают свои лица и тщательно маскируются, поскольку боятся, люди находят способы. С кого-то срывают маски, других на записях видеокамер распознают системы идентификации по глазам, тем частям лиц, что не удалось скрыть.
В маленькой стране невозможно долго оставаться неопознанным. Сейчас, думаю, данные примерно 50%, а то и больше, силовиков уже известны. А когда вы узнаете, что ваш друг, соратник, брат, коллега, приятель, сын занимается разгонами и задержаниями, то есть является тем самым омоновцем, которые могут впятером бить беременную женщину, у вас меняется к нему отношение. Начинается социальное презрение.
Эта тактика очень эффективна, силовики ее очень боятся. Например, узнают соседи, что в нашем подъезде живет условный Олег Петрович Евдокимов такого-то года рождения, работник ОМОНа, там-то он засветился, вот его фотка в балаклаве, вот его фотка без балаклавы. Люди понимают, наш сосед – это тот омоновец, тот гад, который нас бил. У него есть дети, жена, машина, квартира, ему начинают разрисовывать машину, перестают здороваться со всей семьей. Начинаются самые разные формы социального давления и презрения, которые, разумеется, ощущаются на всем.
А когда он деанонимизирован, власть его не защищает. Они же почему занимаются этими незаконными разгонами? Они думают, что власть их как бы защитит. Так вот народ им показывает, что власть их не защитит в условиях новой технологической реальности.
Эта деанонимизация идет крайне широко. Белорусы – это IT-страна, айтишники белорусские – лидеры протеста, потому что на них власть наехала по самой жесткой программе. И они вступили в открытую войну. А сами понимаете, когда люди, вооруженные самыми современными технологиями, воюют против неандертальцев, пусть даже вооруженных дубинками, понятно, кто проиграет.
– А как режим Лукашенко наехал на IT-сектор?
– Это конфликт властей с белорусской компанией PandaDoc, американским стартапом, который имеет порядка 200 работников. Его основатель открыто объявил об инициативе помощи силовикам, которые добровольно уволятся из органов, обещал им материальную помощь.
После заявления на его офис в Минске наехали, арестовали по явно подложным обвинениям ключевых менеджеров, главбуха и так далее, посадили по надуманным обвинениям, шьют им уголовку. То есть чистой воды уголовное преследование бизнеса за политическую инициативу их основателя, разрушение компании.
Этот кейс стал известен всему миру, всему IT-сообществу. И это фактически означало объявление властью войны всему белорусскому IT-сегменту. А это тысячи очень умных людей мирового класса, которые имеют доступ к самым современным информационным технологиям. Это фактически война глупого государства против IT-сектора, который она же и взрастила.
– Деанонимизация силовиков и последующее давление общества уже привело к тому, что они стали уходить из органов добровольно?
– Безусловно. После одного из последних эпизодов, когда в Сеть были слиты данные примерно тысячи силовиков, то есть произошла массовая деанонимизация, многие силовики уволились и обратились за помощью в фонды поддержки, подобные тем, что организовала PandaDoc (например, Фонд солидарности BYSOL). То есть они приняли решение уходить из органов или в состоянии принятия этого решения сейчас находятся.
Разумеется, эти сливы приводят к оттоку, потому что большая часть белорусских силовиков, разумеется, не поддерживает действия узкой группы отъявленных бандитов в балаклавах, которые ничем от преступников не отличаются, они не хотят с ними иметь ничего общего.
Деанонимизация – как та вода, которая точит камень. Единожды деанонимизирован, в безопасности силовик уже не будет находиться. Сейчас связь с органами создает больше проблем, чем благ.
Но все же число силовиков не сокращается "стремительным домкратом", это еще не массовый отток, только ручеек. Понятно, что хватает нескольких тысяч особо приближенных для того, чтобы раз в неделю совершать массовые задержания или для ежедневного патрулирования улиц, потому что протесты в основном сейчас сконцентрированы в Минске.
– Евгений, вы недавно приезжали в Минск. В столице намного опаснее? Нужно соблюдать какие-то правила безопасности на улицах, чтобы тебя не задержали?
– Простые прогулки по не самым главным улицам, с высокой вероятностью, не приведут к тому, что вас задержат. Задержания стали более интеллектуальными, скажем так, тупых массовых задержаний первых недель протеста нет. Силовики сами измотаны, вымотаны этой "работой" тяжелой. В пиковые моменты, как прошедшее воскресенье, разумеется, концентрация силовиков на улицах и задержания выше. В обычные будние дни, наверное, можно говорить о том, что ходить безопасно.
– Даже ночью?
– Ночью тем более. Сейчас как раз ночь является безопасным временем. Смысл задержаний в том, чтобы задерживать публично гуляющих в светлое время суток, чтобы люди видели, – это же устрашительные задержания, они не направлены, как в 1937 году, на выведение людей из оборота, они направлены на какую-то публичную демонстрацию применения силы. Поэтому все самое опасное – в светлое время суток.
А вот если ты вышел в то место, где традиционно гуляют мирные протестующие, конечно, вероятность задержания высока. Силовики работают в определенных местах, это не значит, что они ездят по городу и хватают где попало кого попало: у них, полагаю, есть какие-то квоты, что должно быть задержано такое-то количество людей в сутки. Может быть, и на свое усмотрение работают. Кто знает, какая у них сейчас логика.
Сейчас в целом, конечно, стало для прохожих безопаснее, но в целом это просто качественное изменение ситуации в иную сторону. После этой "инаугурации" градус протестов не упал, но поводов выходить на улицу добавилось.
– А как белорусы модернизировали тактику уличной борьбы?
– Например, люди научились правильно ходить по улицам. Быстро организовывать сцепки, не разбегаться. Тактика уличного протеста предполагает некоторые организованные действия, чтобы ущерб был меньше. Например, когда вас начинают хватать – не надо разбегаться, чтобы не хватали по одному, наоборот, нужно держаться в сцепке. Сейчас люди ходят исключительно в сцепках в несколько рядов. А толпе сцепленной противостоять невозможно совершенно: ее не то чтобы схватить, даже выдавить нельзя.
А помощь арестованным, списки, встречи из СИЗО – этот механизм работает уже давно, еще со времен самоорганизации в пандемию коронавируса, когда власть бросила жителей на произвол судьбы. В частности, самоорганизация финансовой помощи, помощь из-за рубежа – это все давно работает.
"Народная инаугурация Тихановской". В Беларуси – 50-й день протестов. ФОТО
Отдельно я бы добавил потрясающую креативность белорусов. Те слоганы, лозунги, костюмы, в которых они выходят на демонстрацию, показывают, насколько люди далеко ушли ценностно, мировоззренчески от тех, кто пытается их подавить. Одним своим видом, иногда целым перформансом заявляют, что протест непотопляем.
– Например?
– Кто-то на демонстрации сейчас выходит в свадебных платьях, раскрашенных в бело-красно-белый, в цвета флага.
Здесь сработал гендерный фактор. Все-таки у большинства силовиков на женщин рука не поднимается, то есть идет давление на уровне психологии. И в итоге весь мир в фоторепортажах видит, как черные нелюди, укутанные в маски и балаклавы, с дубинками противостоят светлым открытым женщинам. Эстетика белорусского протеста даже на уровне картинки убедительно показывает, кто добро, а кто зло. Люди на демонстрации выходят в основном в белых цветах с национальной символикой, отмененной Лукашенко, с бело-красно-белыми флагами, яркими транспарантами. Лозунги, которые они креативят, бьют просто не в бровь, а в глаз, отдельная коллекция уже набралась. Все это здорово воодушевляет самих людей.
На бытовом уровне уже появились коды – ты из тех или из этих. На уровне фраз, поведения, внешних знаков. По одежде вы видите, что это свой или не свой. Это нельзя назвать разделением или гражданским конфликтом – это можно назвать самоидентификацией, консолидацией той части жителей, которая желает перемен. В магазине встречаются двое за прилавком: "Жыве?" – "Жыве!" И люди понимают, что нас очень много, мы везде. Этот протест не задушишь, не убьешь.
– Как думаете, почему Лукашенко продолжают поддерживать элиты – министры, крупные руководители, начальники силовых ведомств, на которых он сейчас опирается?
– Во-первых, у них уже в крови принцип продвижения наверх, который действует в Беларуси, – компетенции ничего не значат, важна только личная преданность. Которую они и демонстрируют из последних сил. Во-вторых, у многих из них не только все накопления, сбережения, недвижимость связаны с режимом Лукашенко, но и жизнь. Хотя не сомневаюсь, что все они уже приготовили запасные аэродромы за рубежом, чтобы при необходимости туда скрыться.
К тому же нет никакой уверенности, что за демонстрацией преданности не стоит ожидание сигнала, когда можно будет продемонстрировать, напротив, несогласие с режимом. Некоторые белорусские дипломаты уже публично уходят с должностей. Пока это точечно. Что должно случиться, чтобы приобрело массовый характер? Да кто знает?! Может быть, критическая масса должна накопиться. Уже сейчас понятно, что далеко не все военные его [Лукашенко] поддерживают и основная масса чиновников по сигналу "переметнется".
