Официально погибшими в дни протестов в Беларуси считаются три человека. Правозащитники не доверяют данным властей и говорят, что жертв не менее шести. Один из погибших – дальнобойщик Геннадий Шутов, которому во время протестной акции выстрелил в голову милиционер. Следствие утверждает, что погибший напал на сотрудников с арматурой. Родственники Шутова в это не верят.
Дочь Геннадия Шутова Анастасия Баранчук рассказала Настоящему Времени, как родственников сначала не пускали в больницу, как семье отказывались отдавать тело, и о том, что в итоге попало в свидетельство о смерти жителя Бреста.
– Какая у вашего отца была жизнь, о чем он мечтал?
– Работал дальнобойщиком в Польше. Мотоциклами увлекался. Машины любил, байк-слеты. Хороший был человек, всегда всем помогал, плохого никому ничего не делал. Нападать на кого-то, в драках он не участвовал. Все детство, сколько я его помню, знаю, никогда он в драках не был задействован. Добрый спокойный человек. Он всегда мечтал о работе – сидеть в кабинетике, как он всегда говорил. Но пришлось работать дальнобойщиком, так как и заработок неплохой был, и со временем он просто привык, что постоянно в дороге, ему уже не хотелось тут находиться даже. Постоянно ездил, путешествия, дорога.
– Его интересовала политика, новости, интернет? В вашей семье за этим кто-то следил?
– Нет. До этих событий – нет. А когда уже его убили, это интересно стало, каким образом это все происходит. В митингах он не был задействован, не участвовал в них, так как у него не было времени на это, потому что постоянно путешествовал, работал.
– Вы говорили, много было друзей, кто мог помочь. Что это были за люди, с кем он общался?
– Общался с байкерами, у него очень много друзей-байкеров. С кумой, у кумы муж, он постоянно нам в любой ситуации мог помочь. Также эта Наташа, кума, тоже помогала нам постоянно во всем. Можно было к ним в любой момент обратиться за помощью. Мама его, папа, этот Саша, с которым он находился в тот момент, мы с ними поддерживали связь, можно было в любой момент обращаться. То есть общались все, были знакомы лично. На свадьбе они тоже гуляли у нас.
– Как люди реагируют теперь?
– Люди в шоке все. Андрей – ему очень тяжело, потому что он очень хорошо с папой общался, ему очень тяжело это переживать. Он часто приезжает, звонит, тяжело просто ему. Даже несмотря на то, что он кажется мужественным и таким большим дядькой. Но все равно он очень тяжело это переносит.
[Друг] Саша сейчас задержан, поэтому я не могу сказать, что с ним сейчас происходит. Как сказал свидетель, с которым Саша успел пообщаться, он все эти два дня, пока его еще не задержали, искал Гену. Он ходил, у всех спрашивал, где Гена.
Изначально, как мне известно, он был в гараже с Сашей. После этого они собирались ехать домой, и, как рассказывает сожительница отца, она ему позвонила около 22 часов, он сказал, что вызвал такси и собирается ехать домой. У тех двадцатиэтажек он ждал такси. Через полчаса она начала ему звонить, так как он еще не приехал, и уже телефон был недоступен. Я с ним в тот вечер не созванивалась лично, созванивалась сестра.
Где он находился? Как мы знаем, он был в гараже, дальше он приехал туда, я так понимаю, тоже на такси и на такси собирался ехать домой. Там он отдыхал с другом своим. И дальше уже выстрел, "скорая", и мы его начали искать.
– Как искали?
– В больницах. Везде искали. Изначально вообще мы не могли понять, почему у него недоступен телефон. У него он постоянно был включен, он постоянно в телефоне сидел, переписывался с кем-нибудь – друзей много. И по работе звонки постоянно были. Начали очень беспокоиться, потому что телефон стал недоступен. Начали обзванивать РОВД, думали, может, в списках задержанных каких-то он есть. Но нигде его не было. После этого мы позвонили в Жабинковский РОВД, и нам сказали: мы намекнем, где его искать.
После этого мы его нашли в областной больнице города Бреста. С главврачом встретиться нам не удалось. В палату еще в Бресте впустили старшую дочь, она его видела. Он был под аппаратами сразу. Дальше нам сказали, что будут его переправлять в минский госпиталь. После того как он улетел, мы его больше не видели, так как туда не пускают, в госпиталь. Когда приехали родственники его, на входе нам сразу сказали: почему вас так много, вы сюда не войдете. Они нам вынесли список, что понадобится для его лечения. Все это мы купили и привезли, и все на этом.
– Когда вы в последний раз его видели?
– Я его видела 6 августа. Он тогда приезжал ко мне в гости, навещал внука. Он тогда с ним нянчился все это время, посидел у меня часа два и поехал домой. После этого я уже его не видела.
Информацию в устной форме нам никто не предоставлял. Просто сказали: "Поступил". Почему – непонятно. Прибыл на "скорой", и все на этом. Документы мы пытались получить два дня, двое суток мы ездили в ту больницу, никто нам их не предоставлял. Уже на вторые сутки главврача не было на месте, нам сказали, что он уехал в отпуск. И человек, который его заменял, сказал выдать нам эти документы.
Тут указано, что было две операции, что он поступил 11.08. Ушиб, размозжение головного мозга, тяжелая открытая проникающая черепно-мозговая травма. То есть кровь с ушей, написано, с носа, со рта – везде полностью. При обследованиях ничего проверить невозможно было. Черепно-мозговые нервы проверить невозможно, и вот так все полностью указано. По состоянию: кома глубокая, ШКГ – четыре балла. Ничего они проверить не могли, так как он просто был без сознания. Потом – что это пулевое ранение, в документах не указано. То есть таких данных тут нет.
После того как его отправили в Минск, из Минска нам никакую информацию тоже не давали – делали операции там, не делали, ничего мы не знали. Мы им звонили каждый день, спрашивали про состояние. Состояние, постоянно нам отвечали, стабильно тяжелое. При попытке узнать какую-то информацию, что вообще с ним происходит, как его лечат и так далее: "Только лично". И когда мы лично уже туда приехали, нам тоже ничего не выдали. Сказали, могут выдать точно такие же документы, то есть еще одну такую же копию. И уже мы ничего не требовали от них, этих документов.
Девятнадцатого числа утром в группе одной я увидела, что Геннадий Шутов умер, я начала опровергать этот факт, так как он еще живой был. И вот мы начали звонить в этот госпиталь. И спустя где-то час нам сообщили о том, что он действительно умер. Так как германская клиника вызвалась лечить, реабилитировать отца нашего, я позвонила туда уточнить вообще, что происходит и как это так. У него состояние резко ухудшилось, оно стало нестабильно тяжелым. И после этого буквально полчаса прошло, и он умер. Не выдержало сердце, как было указано, хотя в заключении о смерти указано, что кровотечение пошло, кровоизлияние в мозге началось. И от этого он скончался.
В заключении о смерти указана настоящая причина смерти – то есть ключ там стоит У22, это огнестрельное ранение, все как положено написали. Тело долго не отдавали, не хотели делать вскрытие изначально, пошли вопросы насчет того, что вскрытие отменили, хотя родственники могут отменить его по заявлению. Мы ничего не отменяли. Мы хотели, чтобы была указана причина, что его убили, это огнестрельное ранение. И мы начали звонить, просить, чтобы они сделали вскрытие, что это обязательно, что мы ничего не отменяем. После чего нам сказали, что Следственный комитет отменил вскрытие. На каком основании – тоже не было известно.
Через некоторое время после общения со Следственным комитетом они нам сказали, что от них такой информации не поступало. Это в брестском Следственном комитете. После чего мы опять звонили в госпиталь, там очень все было запутанно и очень долго. Потому что мы звонили в госпиталь, они нам уже сказали, что это минский Следственный комитет отменил вскрытие. Мы опять начали звонить в Брест, потом в Минск. И в итоге вскрытие все-таки сделали.
Было указано, что после вскрытия выдать тело родственникам. Тело нам не выдали. И несмотря на то, что в письменном виде было указано, что после вскрытия тело выдать, нам его не выдавали. Вскрытие было выполнено еще в четверг, а тело нам отдали в воскресенье в обед. Чтобы митинги не собирались, якобы очень много людей хотело приехать, байкеры очень хотели его провести с Минска. Они подъехали к госпиталю в четверг, так как они думали, что сейчас нам выдадут тело, они его проведут. Очень много байкеров было, туда даже машина ГАИ подъехала, потому что они не поняли, что вообще происходит, почему туда так много людей едет.
Но тело тогда не выдали. И в воскресенье не дали никому собраться из байкеров. Там в течение получаса очень быстро позвонили и сказали: "Все, в течение получаса забирайте". Но люди тоже работают, не все могут в любой момент просто сорваться и приехать туда. И не успели собраться. Там, может, человек пять успело подъехать именно в тот день, хотя они очень хотели.
Да, бумаг тут очень много, конечно, они написали, но непонятно немного. Также, когда уже папу сюда привезли, ранение было, как указано здесь, проникающее. То есть проникающее ранение, не сквозное. Хотя вот при осмотре, когда тело его сюда передали, было видно, что прямо в центре головы. Получается, пуля в центр попала изначально. И был вот здесь как выход от пули. То есть оно сквозное, как нам было понятно. То есть как это было видно. Потому что не могли найти пулю. Очень странно, ведь металлический предмет – и не найти? Интересно. Может, им аппараты не позволяют или как? Как тогда в Бресте людей лечат?
– Сами вы понимаете, кто стрелял в вашего [отца]?
– В отца, как мне пишут свидетели, очень много сообщений о том, что стрелял военный, именно военный. То есть не милиционер никакой, не ОМОН, а именно военный. И вообще как-то даже написали, что военный из Марьиной Горки. То есть мне просто написали: "Вы знаете, что стрелял военный из Марьиной Горки?" Я написала: "Нет, но спасибо". Вот такие уточнения были уже.
Рассказывают о том, что они видели, как отец со своим другом сидел на лавочке. К ним подошли какие-то люди. Один из них запрыгнул на лавку или на ограждение это бетонное. После чего у него выпал пистолет с кармана, и вот друг, который с папой был, он успел убежать. И сразу выстрел в голову был просто, и все. То есть без предупреждения, никаких больше выстрелов не было. Потом тот, кто выстрелил, отбежал и выстрелил в воздух. Но когда он выстрелил в воздух, он попал в 11-й этаж, в окно.
Пуля там была изъята сразу же, в тот же вечер. Гильзы тоже находили. И вот как рассказывали свидетели, что мусор обычно вывозят в девять утра, а вывезли именно тогда в семь утра почему-то. И один из сотрудников милиции нашел гильзу, как они и сказали, и выбросил в мусорку. Вот тоже там уточняли – в левый ящик. И в семь утра забрали мусор, вывезли – тоже это людям было непонятно. Долго искали там, что-то искали, очень много сотрудников туда приехали, и ОМОН, и милиция, и Следственный комитет.
В пять утра приехала машина, помыла тот участок, где была кровь отца. И вот как его положили в "скорую", тоже, получается, люди рассказывают: как будто он уже мертвый был. Его просто взяли, кинули, и все. Как бы уже все. Вообще люди просто не понимали, за что его убили и почему вот так просто. Он ничего не делал. И вот многие уточняют, что в руках ни у отца, ни у друга ничего не находилось, не было никаких палок, дубинок, монтировок и так далее. То есть ничего не было, просто сидели.
– В доме, где это все случилось, стояла камера?
– Да.
– Что из нее вы смогли получить?
– Из нее ничего не смогла получить, но свидетели рассказывают, что в 12 часов ночи туда уже Следственный комитет поднялся, и это видео они получили с дома, той камеры. Также там на 18-м этаже тоже есть камера, WikiLink обслуживает. Я даже не связывалась с WikiLink, я думаю, что, как изначально рассказывали, якобы в тот день трансляция не велась почему-то. То есть такое. Камеры там стоят, все фиксируют. Именно то место снимают вот эти камеры из дома. Видео у меня нет. Ну, надеюсь, увижу когда-нибудь, может, через несколько лет хотя бы.
– Какие у вас ожидания от расследования?
– Никаких. Как я сейчас это вижу, то на хорошее я даже не надеюсь пока что. Но, возможно, что-то будет хорошо. Как они утверждают, что они хотят все сделать по закону, но исходя из того, что происходит в стране, по какому именно закону они хотят делать – непонятно.
– Почему так сомневаетесь, что возможно справедливое расследование?
– Сомневаюсь, потому что не одного моего отца убили, уже несколько людей пострадали, погибли. Там, насколько мне известно, тоже никаких дел не возбуждено, ничего такого нет. И я сомневаюсь, что по поводу убийства моего отца тоже будет возбуждено уголовное дело. Но в любом случае надеюсь.
