В Беларуси на стихийных протестах были задержаны более пяти тысяч человек. Силовики при разгоне мирных акций применяли слезоточивый газ, светошумовые гранаты, стреляли по людям резиновыми пулями. Официально подтверждена смерть одного человека, в больницы попали более 200 человек.
О ситуации мы поговорили с правозащитником Романом Киселевым из Минска.
— Какое количество задержаний сейчас уже на улицах?
— Люди выходят на улицы в разных местах и пытаются как-то координироваться по мере хода процесса. Как известно, сейчас в Минске, как и во всей Беларуси, не работает интернет и главным средством коммуникации является в этом смысле телефон.
— Мы видели видео, на котором сотрудник ОМОНа, угрожая безоружной женщине чекой, которую он готов выдернуть из гранаты, не подпускает ее к себе, чтобы дождаться автобуса – видимо, не хватает уже техники, – чтобы задержать несовершеннолетнего ребенка. Угроза чекой гранаты прописана в каком правиле какого кодекса какого подразделения, чтобы понимать, какими законными действиями руководствуются эти люди сейчас?
— Давайте будем откровенны: никакими законными действиями, конечно же, они не руководствуются. Более того, если наблюдать за тем, как проходили протесты, точнее, как их подавляли в прошедшие два дня, ни в какие разумные кодексы и нормы это, конечно, не укладывается. Но мы видели не только угрозу взрыва гранаты, мы видели конкретные факты взрыва гранат. Светошумовых, но которые убивают и калечат людей. И в этом смысле, конечно же, о соблюдении каких-то серьезных норм говорить не приходится.
Когда в толпу врывается грузовик – это явно тоже ни в каком кодексе не прописано. И сами сотрудники прекрасно понимают, что они действуют вне норм права. Но просто у них такой цели и не стоит. И мы видим то, что видим: стоит конкретная цель – подавить протесты, они этим и занимаются.
— Третий день протестов, давайте попробуем представить себе моральное состояние силовиков.
— Я вам скажу, он не только на взводе, он оказался в ситуации, где ему третий день приходится работать, простите меня за резкое выражение, как собаке. Но действительно, это протестующим легко можно прийти и уйти. Сотрудники работают с утра и до вечера. Они блокируют разные части города. И в этом смысле, конечно же, они уже тоже на взводе и уставшие. А, учитывая, как происходит подавление этих протестов, то тут тебе как еще и психологически ситуация сильно давит.
Среди прочего нужно отметить просто общее состояние общества, которое всецело поддерживает данное движение. И нет никакой симпатии по отношению к сотрудникам правоохранительных органов, в особенности после тех случаев абсолютно не спровоцированного насилия, которое никак не может это общество легитимировать. И вот они, конечно, в таком состоянии. Поэтому это неудивительно.
— То есть находятся на пределе, а это означает, что, находясь на пределе, они могут перестать выполнять свои должностные обязанности или, наоборот, перейти через тот край, когда уже просто они станут угрожать жизни граждан Беларуси?
— Ну на эту ситуацию можно смотреть с двух сторон. С одной стороны, можно допустить то, что чем дольше протесты, тем сложнее просто им будет исполнять свои обязанности и, может быть, для кого-то это будет чересчур. Но нужно иметь в виду, что это иерархия власти. Это значит, что есть очень серьезная угроза санкций. И когда человек откажется выполнять приказ, это серьезный риск получить уголовку и многие лета тюрьмы, так сказать.
— То есть власть давит на этих людей, на милиционеров, изо всех сил, которых раньше не было таких, видимо?
— Смотрите, здесь задействованы достаточно разные силы. Есть милиция, есть специальное подразделение ОМОН, есть специальное подразделение КГБ. И в этом смысле их нужно анализировать по-разному. На самом деле милиция в этом смысле – далеко не самый опасный орган.
— Давайте назовем более опасные.
— Есть тот же самый ОМОН, который составляет порядка полутора тысяч человек на всю республику. Это ребята, которых специально натаскивают на подавление, и самым жесточайшим образом. И вот с ними говорить про мораль, я думаю, не совсем [уместно].
— Роман, сейчас очень коротко про омоновцев, чтобы просто объяснить. Я-то по своей привычке немножко, может быть, заблуждаясь, считаю ОМОН частью милиции. Но, наверное, в данном случае в Беларуси это не так. Вот поясните и объясните по поводу натасканности.
— Я думаю, и для России это немножко другая история. Просто у разных подразделений же разные обязанности. И в этом смысле обычный милицейский, у него в обычной жизни стоят перед ним другие задачи. И милиция более ближе к народу, как бы странно это ни звучало. А у ОМОНа, перед ним стоят другие задачи. Это специальное подразделение, задачей которого является в том числе защита государственного строя в прямом смысле.
— ОМОН – это отдельная история. Вы говорите, подразделения специальные КГБ, и мы еще видели "Антитеррор", они, вообще не понял, что на улице делали. Такое ощущение, что только по журналистам стреляли. Кто еще принимает участие?
— Я еще замечу, что тут армия появилась, это тоже нужно иметь в виду. В городе появилась и армия, она приехала еще ночью, первые подразделения начали появляться, они уже открыто достаточно здесь присутствуют. Их, может быть, пока еще не используют открыто и дерзко, но, я думаю, это просто вопрос времени. И, на мой взгляд, вот тут настанет самый интересный момент, потому что как раз-таки армия является самым незаинтересованным институтом во всем этом, которая преимущественно состоит из срочников.
— Я не очень понимаю, а насколько, кстати, изолированы те самые срочники в армии от того, что происходит вовне, что они прямо не знают, что происходит в стране? Или они все прекрасно знают?
— Я вам сейчас скажу, вот вчера на заправке я общался с двумя срочниками, которых, собственно, пригнали в Минск. Они в курсе, они понимают, что происходит. Более того, они достаточно протестно сами настроены, нам откровенно сказали, что у них в части все голосовали за Бабарико. И они тоже на определенном взводе и, конечно, они ни в кого стрелять не хотят, но боятся, что может настать такой морально-этический момент. Конечно, говорят, что не будут, но тут тоже сложно прогнозировать.
— Мы с вами не знаем, к сожалению, будут или не будут.
— Ну хочется верить, что люди, которые действительно не были как раз натасканы на такую задачу, этого делать не будут.
— А вот полторы тысячи омоноцвев – я так понимаю, это ОМОН и специальное подразделение КГБ. Есть "Антитеррор", про них все понятно. А вот люди, которые ходят с маленькими черными рациями в карманах. Это кто?
— Вот тут вот, мне кажется, я примерно в таком же незнании благоговейном нахожусь, как и все остальные.
— Удивительные люди.
— Неизвестные люди без нашивок, без всего, выбегают из автобусов, забирают людей. Это благо, если заберут, – могут и побить просто очень плохо.
— Это люди, которые могут. Есть такая специальная когорта людей в Беларуси – "люди, которые могут", и у них маленькие черные рации.
— Маленькие черные маски, черные у них еще либо кепочки, либо маска на все лицо, все в черном. Вот знаете, тут когда на это смотришь, мысль про Каддафи, простите за такую вульгарность, так и лезет в голову.
