В Беларуси на стихийных протестах были задержаны более пяти тысяч человек. Силовики при разгоне акций применяли слезоточивый газ, светошумовые гранаты, стреляли по протестующим резиновыми пулями. Официально подтверждена смерть одного человека, в больницы попали более 200 человек.
О задержаниях в Беларуси мы поговорили с руководителем правозащитного центра "Весна" Алесем Беляцким.
— Что известно о количестве пострадавших?
— Данные очень разрозненные, мы сейчас пробуем их обобщить, но можно смело говорить, что официальные цифры – это более 200 человек, которые сегодня объявил Минздрав. Где-то в этом районе и есть количество тех людей, которые получили помощь в больницах. Многие не обращались туда, потому что боялись, что будут зафиксированы и после этого [для них] наступят какие-то последствия. Сейчас люди очень осторожны стали вообще в отношении любых официальных структур. Многие обращаются, потому что травмы очень тяжелые.
— Тяжелые травмы – это какой характер ранений?
— Резиновые пули, светошумовые гранаты, избиения при каких-то контактах с силовиками, черепно-мозговые травмы.
— Черепно-мозговые травмы от ударов по голове или от разрывов гранат?
— Тяжело сказать. Мы видели на кадрах, как людей сбивали машинами, очень сильно избивали. Тут разные варианты.
— А если человек с черепно-мозговой травмой попытается опротестовать действия милиции и пойдет в суд, то что с ним будет?
— Ну суды же под контролем у исполнительных властей. Ничего не будет. Хотя правды надо добиваться, в любом случае мы будем юридически помогать.
— То есть милиция бьет по голове, ничем не рискуя?
— Абсолютно. Сейчас полная безнаказанность. И то, что происходит этот произвол – задержание на участках, задержания людей так, как возле Окрестина стояли люди – так же стояли в Гомеле возле приемника-распределителя, где сидели их родственники, и их тоже задержали, посадили.
Вчера вечером задержали родителей, которые приехали к районному участку, где сидел несовершеннолетний сын, задержанный во дворе. Их задержали, а сына отпустили, потому что более трех часов держать не могут.
Тут абсолютно какие-то ужасные случаи происходят, и это все делается специально, чтобы посеять страх, чтобы людей заставить не выходить на протестные акции.
— Только и слышишь, что кого-то задержали.
— В эти дни счет идет на сотни и на тысячи. На самом деле более пяти тысяч. Тут мы можем в какой-то степени верить статистике Министерства иностранных дел, потому что они [обычно] занижают эти цифры или же дают их очень нехотя, а сейчас они с удовольствием называют эти цифры, опять же, чтобы люди испугались. Вот такие у нас цифры, и они проходят сейчас практически каждую минуту, потому что в Минске люди тем не менее выходят, и это происходит на окраинах города, в спальных районах.
Я сейчас смотрел телеграм – в Серебрянке вышли люди, шли по тротуарам, подъехал ОМОН, начал выхватывать. Это проверенная во все эти дни тактика, когда они просто бросаются на мирных демонстрантов и захватывают людей.
— Сейчас я вижу, что в российском агентстве ТАСС опубликован репортаж из городов Беларуси – не из Минска – и из этого репортажа следует, что никаких протестов в городах Беларуси не происходит, что ничего особенного: погудели 10 минут машины, и все кончилось. Как на самом деле сейчас выглядят белорусские города?
— Обычно это днем все утихает, а вечером вдруг где-то вспыхивает. В Бресте, например, сейчас идут задержания. В каких еще городах – сказать сложно, потому что остаются проблемы со связью. Задерживают наших правозащитников. Буквально сегодня в Борисово задержали моего коллегу, который мониторил там ситуацию. Одним словом, таких масштабных репрессий мы еще не испытывали, причем по всей Беларуси.
— Кого-то из этих пяти тысяч задержанных отпустили?
— Только несовершеннолетних, потому что их не имеют права держать в распределителях и в три часа составляют протоколы. Но они все равно будут рассматриваться на комиссиях по делам несовершеннолетних. Просто так здесь никто не уйдет от ответственности.
— То есть задержанные люди на улицу вернуться уже не могут, они остаются где-то?
— Да, почти все остальные остаются где-то, за редким исключением. Кого-то все-таки выпускают. Есть ограничения, например, если у женщин есть несовершеннолетние дети, или если [у человека] есть официальная инвалидность – их не имеют права держать в этих местах. Хотя мы иногда фиксируем случаи, когда не обращают внимание и на детей, и на инвалидность – все равно держат.
— Условия задержания и история про то, что люди до конца не знают, где находятся их родственники, суды в местах, где люди задержаны, а не в судах, – объясните, как это устроено?
— Когда бывает такой вал задержаний, то фактически они имеют право проводить эти выездные судебные заседания, хотя, конечно, это нарушение, потому что люди, которых судят, фактически не имеют возможности получить какую-то адвокатскую помощь.
— Я правильно понимаю, что в некоторых городах кончаются места для задержанных?
— Да, все наполняется. И мне кажется, что еще пара дней такой интенсивности, и тюрьмы бы остановились.
— И перестали бы задерживать?
— Не знаю, может быть, открыли бы стадионы, как это было в Чили в 70-х годах.
— Известно что-нибудь о личности погибшего и о том, как это произошло?
— Мы следим за этим, но пока еще точной информации нет. Министерство внутренних дел как будто бы знает его, но они тоже медлят с объявлением фамилии, опять же, наверное, с целью не вызвать возмущение людей.
