Год назад, 14 июля, власти Беларуси задержали правозащитников центра "Вясна". В изоляторе тогда оказались Алесь Беляцкий, Валентин Стефанович и Владимир Лобкович. Так белорусские власти попытались разгромить старейшую правозащитную организацию в стране. Для того, чтобы продолжить правозащитную деятельность, часть юристов и волонтеров "Вясны" уехали из Беларуси.
Как изменилась работа "Вясны" за год, что известно о правозащитниках за решеткой и почему власти Беларуси не прекращают репрессии, Настоящему Времени рассказал юрист правозащитного центра "Вясна" Павел Сапелко.
– Как изменилась работа центра? Что она собой сейчас представляет?
– Пожалуй, это был очень трудный год. Я бы сказал, самый трудный из последних, потому что для нас Алесь, Валентин, Владимир – это не только руководители: это наши друзья, это те люди, с которыми мы могли обсудить большой или не очень вопрос. Это те люди, которые заражали своим стремлением двигаться вперед, своим желанием разрешать какие-то проблемы. Повторюсь, да, это был очень трудный год.
Что сейчас представляет собой "Вясна"? "Вясна" выстояла! Это был, конечно, очень жестокий удар, но это был не разгром организации – "Вясна" работает. Это по-прежнему несколько десятков сотрудников, десятки волонтеров, которые поддерживают нас и в Беларуси, и за пределами страны. За прошлый год не было потеряно практически ни единого направления деятельности "Вясны".
– Что известно о коллегах, об их условиях содержания? Может, что-то пишут в письмах, к слову, как переписка с ними?
– Переписка, к сожалению, очень скудная: доходит, может быть, одно из сотни писем, и выходит одно из десятка писем. И мы, к сожалению, вряд ли вот прямо сейчас можем рассказать что-то большее, что рассказали на сайте "Вясны".
Глубокий кризис права, прав человека, и этот кризис усугубляется
Иногда мы получаем письма от Валентина. Причем я говорю "мы" – это означает, кому-то из нас или наших знакомых приходит письмо от Валентина, и конечно, в той части, которая касается общих вопросов, это становится достоянием сразу всех нас. И мы говорим, что мы получили письмо.
Очень мало сведений о Владимире Лобковиче, очень переживаем за это. Их условия содержания такие же плохие, как у всех политзаключенных Беларуси. К сожалению, есть вопросы и с медицинским обслуживанием: в какой-то части они решаются, в какой-то части не решаются. И это мы говорим только о троих заключенных, членах "Вясны". А есть еще четыре человека, которые были задержаны раньше, и уже двое из них осуждены – это Марфа Рабкова, это Леонид Судаленко, это Татьяна Лосица, Андрей Чепюк. У них есть свои проблемы. Мы тоже об этом знаем.
– Уже год идет следствие [по делу "Вясны"]. Есть ли подробности этого дела?
– Нам известно очень мало, потому что адвокаты находятся под подпиской о неразглашении, и это означает, что за любые сведения, которые они будут передавать о том, как развивается дело, им грозит лишение свободы. Мы знаем только о том, что смогли написать наши товарищи в письмах, и не более того.
Мы знаем от Валентина [Стефановича], что к нему за восемь или девять месяцев практически не приходил следователь, было только два следственных действия. И это объясняет то, как идет это дело.
Зато мы знаем о том, что практически всех тех людей, которые имели отношение к "Вясне", так или иначе вызывали, допрашивали, опрашивали, кого-то задерживали. Скорее всего, это подтверждает нашу теорию о том, что реальных доказательств противоправных действий "Вясны" у следствия нет и, собственно говоря, быть не может.
– Как бы вы охарактеризовали общую ситуацию с правами человека в Беларуси на сегодняшний день?
– Сегодняшняя ситуация в Беларуси – это глубокий кризис права, глубокий кризис прав человека, и этот кризис усугубляется. Мы пока не видим никаких сигналов о том, что кризис выходит на какое-то состояние плато. Все новые и новые люди идут по очереди в СИЗО, все новых людей осуждают на лишение свободы, работают новые составы преступления, которые призваны бороться с разными группами инакомыслящих.
Пока ничего хорошего впереди мы не видим, и все законодательные усилия властей дают нам понять, что впереди аналог Советского Союза очевидный.
– На улицах белорусских городов сегодня нет массовых акций протестов, опасно даже сделать репост в социальных сетях. Тем не менее репрессии не прекращаются. Какую цель преследуют власти, на ваш взгляд?
– Очевидная цель всеобщего запугивания. Когда люди запуганы, они перестают искать информацию, они перестают делиться информацией, они иногда просто перестают критически мыслить, к сожалению. Это хорошо знакомо тем, кто жил во времена Советского Союза, когда ты просто не знаешь, что может быть по-другому. Когда за любое неосторожное слово тебя, твоих близких могут постичь репрессии: исключение из вуза, увольнение с работы. Все то же самое – пока что не в таком всеобщем виде – мы можем наблюдать в Беларуси. Но для того, чтобы это все заработало, нужны репрессии. И эти репрессии сейчас идут и не останавливаются.
– За несколько месяцев до освобождения человека еще в заключении на него заводится новое уголовное дело. Ужасный пример: Екатерина Андреева – журналистка телеканала "Белсат". Мы новую тенденцию наблюдаем?
Когда люди запуганы, они перестают искать информацию, делиться информацией, иногда перестают критически мыслить
– Вряд ли это новая тенденция. В принципе все эти варианты были отработаны еще раньше, но просто не в таких масштабах. Можем вспомнить, как Николаю Дедку добавляли срок заключения, когда он отбывал свой первый срок лишения свободы. Можем вспомнить еще какие-то случаи, когда заменяли политзаключенным ограничение свободы на лишение свободы. На общем фоне более 1200 политзаключенных мы знаем сейчас более 13 случаев, когда возбуждались уголовные дела по статье 411 уголовного кодекса, которая наказывает за противодействие администрации, то есть за нарушение правил отбытия наказания, по сути.
– Более 1200 политзаключенных – официальная цифра, которую называют правозащитники. Можем говорить, что людей, осужденных по политическим статьям, больше?
– Конечно, тех людей, кто мог бы быть признан политзаключенным, гораздо больше. Не на порядок, конечно, но это как минимум несколько десятков человек, а может быть – и сотен. Но, к сожалению, мы знаем не обо всех тех, кто был осужден в связи с выходом на акции протестов, в связи с публикацией комментариев в социальных сетях. Эти люди часто сами не рассказывают, что с ними происходит, часто родственники считают это неважным или опасным.
– Почему продолжается давление в местах заключения, где условия, мягко говоря, и так тяжелые?
Мы видим очень частые случаи жестокого обращения с политзаключенными в колониях
– Власти считают, что если люди нарушают предписанные ими законы и идут все равно на эти массовые мероприятия, на акции протеста, высказываются о происходящем, то, может быть, их не страшит само по себе лишение свободы, поэтому нужно добавить туда каких-то дополнительных страданий. И они этих страданий добавляют.
Одно – это то, что люди сами по себе лишены свободы. Во-вторых, надо заметить, что практически никто из политзаключенных не выходит по разным видам досрочного освобождения. В-третьих, мы видим очень частые случаи жестокого обращения с политзаключенными в колониях, когда их могут регулярно избивать, помещать в штрафные изоляторы. Зачем? Для того чтобы напугать, чтобы второй раз не повторялось, для того чтобы люди, которые окружают политзаключенных, ужаснулись и сами не высказывали каких-то протестных настроений.
– Мы можем говорить, что к тем методам, которые использует власть в отношении оппонентов, политических заключенных, ранее власть не прибегала?
– Прибегала. Просто это, повторюсь, когда было не так много политзаключенных, это не ужасало своей повсеместной распространенностью и частотой. Об этом знали те, кто интересовались этой темой, те, кто были рядом с политзаключенными. Многим это казалось неважным и неинтересным. Сейчас это пришло в жизнь почти каждого, кто более-менее интересуется ситуацией в Беларуси.
Беларуси еще придется нести ответственность за свое участие в этой войне на стороне агрессора
Конечно, некоторые методы совершенствуются. Раньше не было практики постановки на учет как склонного к деструктивной и экстремистской деятельности, но были те же самые попытки стравить политзаключенных с остальной массой заключенных – использовать неформальные отношения в среде заключенных для того, чтобы оказать давление на политзаключенного. Все это было.
– Как на ситуацию с правами человека в Беларуси повлияла или изменила война в Украине?
– К сожалению, Беларуси еще придется нести ответственность за свое участие в этой войне на стороне агрессора. Я имею в виду – Беларуси как государству.
Как это повлияло на состояние дел с правами человека? Как любое воюющее государство, власти с удовольствием поспешили затянуть еще туже гайки на всех направлениях. Четко обозначили, на чьей стороне находятся сейчас наши власти. Мы, например, видим, что к людям, которые применяли партизанские методы с техникой страны агрессора, сейчас предъявляют в том числе еще обвинение в измене государству, измене Беларуси. Это уже прямо говорит, с кем себя ассоциирует Беларусь.
