Рабочий день у Сергея Каташова начинается с долгой прогулки.

– Машину я подарил своему сыну, так что пешком сейчас хожу. Минут тридцать ходьбы спокойным шагом до аэропорта. Встал утром, покушал, оделся помылся, жену поцеловал, вышел за дверь – и забыл, что было дома. Меня давно учили: то, что у тебя в семье творится – ругань, там, не ругань, – ты должен забыть про все, как только дверь за тобой закрылась. Ты идешь на работу, думаешь только о работе. Люди, которые сзади сидят, не виноваты. Идешь, о погоде думаешь, с горки смотришь.

На аэродроме пилот первым делом идет в санчасть – с момента прохождения медосмотра отсчитывается рабочее время. Следующий пункт – метеостанция.

В здании аэропорта Сергей показывает нам билетные кассы и объясняет премудрости ценообразования:

– Вот, например, Таштагол – Сензас. Билет стоит 700 рублей, но это для тех, кто там не прописан. А если человек в Сензасе живет, то он платит 120 рублей, потому что есть программа поддержки малочисленных народов, субсидии выделяются.

Но дело даже не в деньгах – дело чаще всего в погоде. Люди из поселков, с которыми есть вертолетная связь, каждый день сообщают, сколько у них желающих вылететь и какая стоит погода. Информацию принимает Надежда Бокова, начальник авиаметеорологической станции.

Сергей Каташов попал в авиацию не без помощи мамы:

– Мама пришла, говорит: “Не хочешь полетать?” Я уже собрался в армию идти, потому что не поступил в высшее летное училище в Актюбинске. А у маминой подружки сын поехал в Кемерово в учебный авиационный центр. И я поехал. А потом мне предложили поехать в чисто ДОСААФовское училище в 72 км от Харькова, город Волчанск. Это было единственное училище, которое готовило инструкторов. Потом у меня распределение было опять в Кемеровский центр, там я пацанов учил, которые были сразу после школы, как и я в свое время. Учил летать.

Из Таштагола Сергей летает с 1991 года. С небольшим перерывом: в 1997 году его избрали депутатом, а потом и зампредседателя городского совета. Эту должность с летной работой совмещать было нельзя. Но и депутатская работа Сергею нравилась:

– Мы писали устав города, основополагающий закон. В этом уставе прописали конкретно статью по коренным народам, шорцам. Нигде такого нету, ни в одном уставе, а у нас было. Законотворчество – вообще интересная работа. Вплоть до того, что есть законы, которые принимали еще в 1930 годы и которые до сих пор существуют, но их почему-то не достают и не показывают, хотя они очень хорошие. Я находил такие законы и смеялся. Мне сказали, чтоб не лез. Люди, мол, должны жить, как мы захотим, а не так как положено по этим законам. У нас же законы двоякие. Хочу – исполняю, хочу – не исполняю, и нигде не докажешь. В небо вернулся лет через пять, в 2002 году. Как сказал один шорец седой, “ты – единственный человек, который оттуда спустился туда и поднялся обратно туда”. Ну, зовет все-таки небо. Все-таки зовет.

Бортмеханика Сергея Каташова тоже зовут Сергеем, но есть и еще один член экипажа, щенок Тима.

– Дома его нельзя оставить, – рассказывает бортмеханик. – Вот, беру его с собой. Все породу спрашивают, я говорю: “Овчарная лайка”, потому что у него мать лайка, а отец – смесь овчарки с ротвейлером. Он охранный и охотничий. Купили дачу, а на заброшенном участке лайка родила, пришлось взять одного. Когда жена дома, я его дома оставляю. А так он со мной.

Добро на полет метеорологи дали лишь на следующий день к полудню, и мы полетели по маршруту Таштагол-Эльбеза-Сензас-Шортайга (он же Усть-Азас). Сергей рассказывает о родных краях:

– Это все улусы шорские. Шорский народ состоит из нескольких племен, их называли в честь князя. Был князь Токмаш, он в свое время платил подати Николаю II в виде пушнины и всего прочего, а тот ему за это даже вроде орден дал. Сейчас они Токмашевы, а раньше были Токмаш. Вот так же, как я Каташев, а род был Каташ. И так несколько племен. В Эльбезе мы приземлялись – там свой род. Нас вообще мало по всему миру. Хотя, говорят, что в Канаде есть наши поселения. Ну по всему миру, я не знаю, может, 60 тысяч человек есть (в России шорцев 14 тыс. чел. – Примеч. НВ). Здесь, видите, мало живет шорцев. Работы нет по деревням, разъезжаются в Междуреченск, Новокузнецк, там в училищах учатся, там и остаются, в основном в шахтах работают.

По словам Сергея, на вертолете он возит в основном продукты в отдаленные поселки. Плюс пенсии и прочие социальные выплаты.

– Они тоже выезжают в райцентр, им надо что-то по безработице, например, оформить, или детские получить. Они за счет этого и живут, потому что работы нет. Они готовы работать, но работы нет. Пособия получают и своим хозяйством живут.

Сергей говорит, что знает в своих краях каждую речку, все горы, все высоты – работать без этого сложно:

– Любая плохая погода, и можно потеряться. А вверх полезешь – можешь упасть, потому что там обледенение, буквально за секунды вертолет покрывается таким толстым слоем льда, что двигатели тебя просто не удержат, будешь падать, как камень. Роэтому надо стараться летать под облаками.

Но работы не хватает и самому Сергею.

– Если бы летали по 30-40 часов, было бы нормально. А сейчас заказчиков нет. Главный заказчик у нас – это администрация Ташагола. Вот Эльбеза – Тулеев туда выставил электростанцию на солнечных батареях, это уже плюс. Они могут использовать промышленный ток, могут что-то пилить, станки какие-то поставить. Для них много возим, они сейчас новые дома строят, уже пластиковые окна там стоят, молодцы. Если есть постоянная электроэнергия, можно поставить и холодильники, тарелки для связи, телевизоры. Все у них уже работает, потому что ток постоянный. А вот Усть-Анзас – поселок вроде большой, но света там нет до сих пор, там стоит дизель-генератор, включают на время, ну а что там на время? Холодильник не включишь, телевизор толком не посмотришь. До сих пор света там нет. Но магазины есть, почта есть, ладно еще. Здравпункт работает.

Сам Сергей Каташев уезжать из Таштагола не собирается:

– Я родился здесь, вырос. И, наверное, здесь и уйду. Я жене так сказал: “Меня не надо хоронить, я не хочу, чтоб меня червяки сожрали”. Ты, говорю, отвези меня в крематорий и сожги. А потом пацанам скажу: “Развейте меня над Горной Шорией”. Я пожелал так. Не хочу в землю ложиться. Всем сказал – и брату сказал, и жене, и детям. Сожгите и развейте. Нормально.