Это был год, когда ушли два Гии – композитор и режиссер, Канчели и Данелия. Год, когда Тбилиси узнал, что в 2021 году станет мировой столицей книги, и вспомнил, как перезимовывал, казалось, нескончаемую зиму 90-х. В этом году здесь память о разбитых отношениях собрали в музей, сняли фильм об августовской войне и пробовали запретить к показу другой, который, в принципе, тоже о борьбе, но совсем другой.
Без сомнений, самым громким событием года стала премьера фильма «А потом мы танцевали». Впрочем, ждали ее не только и не столько киноманы, сколько радикально настроенные националистические объединения, которые намеревались сорвать показ ленты в Тбилиси.
Но до Тбилиси были Канны. В середине мая на кинофестивале во Франции состоялась мировая премьера картины, которую снял шведский режиссер грузинского происхождения Леван Акин. «А потом ты танцевали» – кино о чувстве, вспыхнувшем между двумя танцорами грузинского ансамбля – Мерабом и Ираклием. Идея создания картины пришла Акину, как он рассказывал в Каннах, после событий 17 мая 2013 года, когда православные активисты во главе с десятком священников разогнали акцию против гомофобии в центре Тбилиси:
«Когда я увидел эти кадры в новостях, это на меня действительно сильно подействовало. Я всегда видел Грузию как очень толерантную и открытую страну этого региона. Я подумал, что необходимо сделать что-то на эту тему в Грузии. В принципе, я всегда хотел сделать что-то в Грузии, я очень люблю грузинское кино. Но эта тема сама по себе была важна».
Режиссер рассказывал, что он всегда любил грузинские танцы, более того, сам занимался ими, как и, собственно, исполнители главных ролей – Леван Гелбахиани и Бачи Валишвили. Правда, оба отмечали, что было это еще в детстве, а потому им пришлось заново разучивать танцевальные элементы, прежде чем начать работу над фильмом. Бачи Валишвили даже признался, что за время репетиций скинул около 10 килограммов.
Тогда, в Каннах, кинообозреватель грузинской службы Радио Свобода Гоги Гвахария спросил, были ли готовы актеры к той реакции, которую фильм вызвал у определенной части грузинского общества. На тот момент, правда, речь шла еще только о социальных сетях.
«Да, мы изначально ожидали, что все не ограничится только поздравлениями. Исходя из нашей реальности, к сожалению, это понятно. Но мы получили столько положительных отзывов, что это в какой-то степени балансирует те комментарии, которые приходят с противоположенной стороны», – сказал Бачи Валишвили.
Если в мае события развивались в реальности виртуальной, то уже в ноябре кино не смотревшие, но осуждавшие перешли к действиям: попробовали сорвать его грузинскую премьеру. Устроили акцию протеста у кинотеатров, жгли флаги-ЛГБТ, оскорбляли и бросались различными предметами в обладателей билетов на картину, но в конечном счете все запланированные сеансы все-таки состоялись.
«А потом мы танцевали» Швеция отправляла на «Оскар», правда, в шорт-лист картина отобрана не была. Не прошел отбор и фильм, представленный Грузией, – «Шиндиси» режиссера Дито Цинцадзе, повествующий о событиях августовской войны.
«Это история, произошедшая 11 августа в горийском районе, в селе Шиндиси, – о 17 погибших героях и еще пяти, которых удалось спасти жителям деревни. Мы много думали о том, какую концепцию выбрать, для того чтобы рассказать ее на языке кино. В конце концов мы выбрали, как мне кажется, наиболее оптимальный вариант: фильм начинается с жителя села, с того, как он видит эту войну, как он оказывается в ее эпицентре. Российские военные заманили наших в ловушку, когда они уже возвращались на базу. А дальше – тот подвиг, который совершили наши военнослужащие и простые крестьяне вместе с ними. Мы не стали разделять эти истории и связали их в одну, все, как произошло 11 августа. И, кстати, батальная сцена, которая вошла в фильм, показана в реальном времени – то есть ровно столько, сколько она длились на самом деле», – рассказывал этим летом автор идеи и продюсер картины Эдмонд Минашвили.
Последний грузинский фильм, который попал в пятерку фильмов-номинантов на Оскар, снял Заза Урушадзе. В 2015 его «Мандаринам» удалось вплотную подобраться к статуэтке, правда, победу он так и не одержал. В начале этого декабря стало известно, что Заза Урушадзе скоропостижно скончался в возрасте 53 лет.
Этот год принес и другие печальные новости из мира культуры: в апреле ушел из жизни режиссер Георгий Данелия, а за ним, этой осенью, – композитор Гия Канчели.
«მოკვდა. (голос за кадром) Умер. მორჩა კინო. (голос за кадром) Кончилось кино».
Фактически именно эти слова главного героя «Мимино» Валико Мизандари после кончины режиссера повторил актер Олег Басилашвили, сыгравший главную роль в другом фильме Данелия – «Осенний марафон»:
«Гия был прежде всего требователен к самому себе. Вот эта требовательность, настырность, она и привела к тому, что он стал великим режиссером. И сейчас я могу сказать только одно, повторить слова Резо Габриадзе: с его уходом закончился кинематограф. Начинается какая-то новая эра – хуже или лучше, я не знаю, но то подлинное кино, оно прекратило свое существование с уходом Георгия Николаевича Данелия».
Олег Басилашвили рассказал «Эху Кавказа», что встреча с Данелия изменила не только его отношение к профессии, но и в определенном смысле его самого. Георгий Данелия, по словам Олега Басилашвили, был крайне скрупулезен на площадке: непрестанно искал ту единственную правду, которая должна была присутствовать в картине. Это проявлялось в каждой, на первый взгляд, незначительной детали – начиная с «настоящего», естественного света, который должен был соответствовать времени и пространству, где развивался сюжет, и заканчивая взаимоотношениями персонажей:
«В работе с ним, в общении с ним для меня шире открылся мир. Я увидел в какой-то степени мир его глазами – значительно шире, многообразнее и добрее, чем мне казалось. Потому что главная черта характера Гии – это была его доброта и любовь к окружающему миру. Все его картины пронизаны солнечным светом любви и тоски по этой любви. Работая над «Осенним марафоном», он очень многому меня научил. Не на словах, а на деле. Учил общаться с партнером перед камерой, ничего не изображая. Учил быть самим собой. Самое главное, что я понял, что артист, не имеющий ничего общего со своим обществом, в котором он живет, не имеет права появляться на сцене или на экране. Артист, любой художник должен болеть теми же «болезнями», той болью, которая пронизывает общество, и радоваться вместе с ним всему хорошему, что есть: мечтать о лучшей доле, мечтать о счастье».
«Знаешь что? Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся. Когда мне будет приятно, я тебя так довезу, что тебе тоже будет приятно».
Эта и еще сотня других безошибочно узнаваемых фраз из фильмов Георгия Данелия могли никогда не прозвучать. Как писал режиссер в своей автобиографической книге «Безбилетный пассажир», решение пойти на режиссерские курсы пришло к нему внезапно. Но в 30 он уже снял свой первый полнометражный фильм «Сережа». Начинать следующий было страшно: хотелось, чтобы дальше было так же – с успехом, призами на фестивалях, статьями в газетах. Но потом, как писал режиссер, он понял: если думать об успехе, можно вообще больше никогда ничего не снять.
Поэтому он продолжил снимать, и в конечном счете вышло так, что фактически каждый его фильм – эти, как их часто называют, печальные комедии сразу становились «народными», цитируемыми чуть ли не наизусть.
О своей личной жизни Георгий Данелия говорить не любил. В книге он много писал о маме, своей тете – Верико Анджапаридзе, а о личном ничего. Вернее, почти ничего:
«Я любил, и меня любили. Я уходил, и от меня уходили. Это все, что я могу сказать о своей личной жизни».
Впрочем, в случае с первой влюбленностью Георгий Данелия все-таки не удержался:
«Она каждый день ходила через наш двор в булочную за хлебом. Она была... Даже описать не могу. Она была как мечта. Я долго собирался и наконец отважился познакомиться. Как это делается, я видел в кино.
– Девушка, который час? – крикнул я ей вслед.
– Дурак, – сказала она, не оглядываясь.
Мне было шесть лет, а ей – девять».
В книгах Данелия можно найти и воспоминания о его друге и композиторе, написавшем музыку к его фильмам, – Гии Канчели. Однажды скрипач Гидон Кремер попросил Канчели написать пьесу для симфонического оркестра по мотивам музыки к фильмам «Кин-дза-дза!» и «Слезы капали». Канчели ее написал и внес определенную деталь: во время исполнения оркестранты произносят «Ку» – слово из вымышленного чатлано-пацакского языка в фильме «Кин-дза-дза!».
«Когда оркестр приехал в Москву выступать в консерватории, Гидон пригласил меня на репетицию (Канчели в Москве не было) и спросил, есть ли у меня какие замечания. Замечаний у меня не было. Но я сказал, что не возражаю, если они вспомнят, что у слов есть авторы. И на концерте серьезная женщина объявила:
– Айне кляйне Данелиада! Музыка Гии Канчели. Слова Георгия Данелия. (Про Габриадзе она забыла объявить.)
Гидон указал на меня дирижерской палочкой, я встал и поклонился – скромно и как бы нехотя (этому я научился у Гии Канчели на его симфониях). Раздались аплодисменты. Пьеса прошла с успехом. Гром аплодисментов. Гидон снова показал на меня палочкой. И я опять скромно и нехотя кланялся. А потом в фойе меня окружили восторженные любители музыки, и я раздавал автографы. Много!
Писал: «Желаю счастья! Ку!», «Желаю счастья! Ку!»
А какой-то юноша крикнул:
– Величайшему композитору двадцатого века Канчели: «Ура!»
И все его поддержали.
Я понял, что меня чествуют, потому что думают, что я Канчели, и ушел домой в плохом настроении».
Массовый постсоветский зритель знает Канчели именно благодаря киномузыке, хотя делом всей его жизни была музыка «серьезная» - симфоническая и камерная. С одной стороны, Канчели говорил, что не знает, как бы сложилась его жизнь, если бы не работа над музыкой к фильмам. А с другой, его даже как будто немного обижало, что его основная деятельность остается незамеченной грузинским слушателем:
«Я не знаю, что такое популярность. Я абсолютно не считал бы себя популярным, если бы не работа с (Георгием) Данелия и Робертом Стуруа. Потому что моя основная сфера – это симфоническая и камерная музыка, и в музыкальных кругах в мире меня знают как автора симфонической и камерной музыки, в то время как в бывших республиках Советского Союза, а самое главное на моей родине, мою симфоническую и камерную музыку знает, может быть, пара сотен человек. И это я сейчас преувеличиваю даже», – говорил Гия Канчели в интервью «Эху Кавказа», записанном к его 80-летнему юбилею.
Есть такой, очень короткий, порой даже еле заметный миг, который разделяет прозвучавшую музыку с аплодисментами. Это тишина. Но тишина не абсолютная, а вобравшая в себя все отзвучавшее до нее. К этой растворяющей музыку тишине Гия Канчели, как правило, очень аккуратно подводил слушателя.
«Большая часть моих произведений завершается очень тихо. Вот эту тишину я очень ценю», – говорил Гия Канчели в интервью грузинской службе Радио Свобода.
Режиссер Роберт Стуруа, с именем которого связана театральная глава жизни Канчели, убежден, что этот композитор сыграл очень важную роль для создания нового лица театра Руставели, и даже полагает, что без Канчели и его спектакли, и он сам были бы иными. Стуруа в беседе с «Эхо Кавказа» вспомнил один из последних разговоров, который состоялся между ним и Гией Канчели:
«Однажды я пришел к нему в больницу, поздно ночью. Я говорю ему: «Ты все равно умрешь раньше меня». Он говорит: «Нет, ты умрешь». И так мы, шутя, спорили. И вот я выиграл, к сожалению».
В апреле в Тбилиси прошла выставка фотографа Гурама Цибахашвили – «Зима, которую мы пережили». Зима – это бесконечно длинные и холодные 90-е. Те, кто ее пережил, – попавшие в объектив фотографа писатели, музыканты, художники, – артисты, создававшие искусство тогда, когда до него, казалось бы, никому не было дела.
«Фальшивая страна рушилась. Мы уже знали, что это неизбежно. Как и другие, эти изменения были необходимы и болезненны. Просто мы как-то не думали, что придется пережить боль и поэтому поначалу только лишь радовались».
Эта цитата Гурама Цибахашвили открывала экспозицию. Сразу за ней следовали фотографии, черно-белые сцены из жизни людей. Сегодня более чем известных, тогда – не всем. Минус 30 лет: кинокритик Гоги Гвахария клеит афишу у входа в Дом кино. Минус 25 лет: художники Нико Цецхладзе и Олег Тимченко застыли в витрине магазина, изображая манекены, – это один из первых перформансов в Грузии, пусть это слово здесь большинству, вероятно, еще незнакомо. Минус еще пару десятков: писатель Лаша Бугадзе, хотя тогда и не писатель еще, а просто маленький мальчик в аккуратной рубашке, надетой под джемпер с ромбовидным вырезом, позирует неподалеку от своего дома.
«Это повседневная жизнь, которой жили тогда эти артисты. Из-за того, что они были моими друзьями, я часто проводил время с ними и снимал то, как они жили. Прошло 20, 25, много лет... и сейчас все это перешло в иное измерение. Эти люди стали старше, стали известными, оказалось, что они в определенном смысле создавали культуру 90-х. То лучшее, что у нас осталось от того периода, я полагаю, создали именно они. В тот крайне сложный переходный период они сумели сделать те важные шаги», – рассказывал фотограф.
Искусство 90-х не похоже на сегодняшнее: движимое только что обретенной свободой, оно создавалось без оглядки на какие-либо условности, шаблоны, мнения и тенденции. Оно не шлифовалось и не подгонялось под какие-либо стандарты или выстроенные пусть самим же артистом планки. Сейчас же, считает Гурам Цибахашвили, все границы в той или иной степени обозначены, все названо своими именами, в то время как в 90-е артисты создавали нечто, что тогда могло даже не иметь названия:
«Сегодня артист или художник изначально думает о том, какое место он занимает в обществе и, исходя из этого, создает свои работы. Думает о том, какое место займут его работы в обществе. Тогда было иначе. Художник был один на один с собой, его работы никого не волновали – время было такое, люди думали о хлебе, выживали, поэтому то, что делалось тогда, было более глубоким, более настоящим, чем даже, возможно, то, что делает тот же художник сегодня».
Зима длиною в пару десятков лет закончилась. Впрочем, поклонники «Игры престолов» знают: за каждой «вырванной», бесконечно долгой зимой после небольшой передышки придет следующая. Весь вопрос в том, полагает Гурам Цибахашвили, насколько подготовленными мы ее встретим.
Еще один, переживший 90-е артист, Олег Тимченко прошлой зимой экспонировал новую серию. «Открытки» – это около 20 работ, сюжеты которых, как и следует из названия серии, были навеяны автору старинными открытками. Серия получилось очень романтичной и целомудренной, в отличие от предшествовавшей ей черно-белой «Территории любви». «Открытки», как объяснял сам Олег Тимченко, – это скорее про влюбленность или любовь платоническую: в них на смену черному и белому пришли ядовитые желтый, фиолетовый, синий, розовый – флуоресцентные краски, – немного уорхоловского поп-арта по сюжетам старинных открыток.
«Это рекламные краски, их вообще в живописи не используют. Но они мне нужны были для этой темы. Я хотел сделать эти работы так, чтобы они прошли на грани китча, чтобы получился гротеск – вот дальше уже некуда, поднять до конца этот тон красочный, сделать ядовитым, ярким, но чтобы не перебарщивать. Вот как когда поют: последнюю ноту берут, а выше уже не возьмешь – голос высокий-высокий. Такие же краски здесь использованы – самые высокие тона».
И еще про любовь, а вернее про то, что она все-таки проходит: в мае хорватский Музей разбитых отношений показал в Тбилиси свою коллекцию и пополнил ее грузинскими экспонатами. Этот музей собирает вещи, которые люди из разных стран мира жертвуют ему в память о завершившихся отношениях. К каждому экспонату прилагается и небольшой текст. Без этих текстовых дополнений все эти предметы так и остались бы обычными вещами, лишь по какой-то странной случайности собранными вместе. Как желтые трусы и крышка от кастрюли почему-то оказавшиеся рядом. Или накладная грудь и палатка. А еще ключи, свадебное платье, разделочная доска, спичечный коробок или картина с отпечатками двух рук. Узнать, что на ней не хватает еще одного, можно только прочитав текст рядом:
«Мы должны были жить в доме, полном цветочных горшков, со стенами молочного цвета и маленькими балкончиками. У нас должны были быть девочка с волосами цвета солнца и мальчик с аккуратными чертами лица. На этом холсте отпечатки наших рук. Сиреневые – мои, красные – твои. Чтобы эта картина была совершенной, не хватает только отпечатков маленьких ручек наших воображаемых детей. Когда я смотрю на нее, представляю эту комбинацию. Я хотела бы «пожертвовать» ее музею как символ нашей несбывшейся мечты и отпустить ее навсегда».
Идея создания этого музея, который является одним из самых посещаемых в Загребе, принадлежит Дражену Грабишечу и его девушке. Вернее, бывшей девушке. А появилась она именно тогда, когда они приняли решение расстаться:
«Мы просто сидели на кухне и обсуждали, что теперь делать, кто что заберет. И там была одна вещь, это была своего рода шутка – у нас был игрушечный кролик, которого мы брали в путешествия, когда ехали куда-то по отдельности. Т.е., когда она не могла поехать – кролик ехал со мной, и наоборот. Мы фотографировали его и отправляли друг другу. И вот потом мы встали перед вопросом: кому достанется кролик? Мы вдруг подумали, как было бы здорово, будь какое-то место, куда бы мы могли его просто отправить, чтобы не делить. Я – артист, она – арт-продюсер, и мы вдруг поняли, что это звучит как хороший проект. Уже позже мы рассказали об этом нашим друзьям, они – своим, и мы собрали небольшую коллекцию. Людям это нравилось, но потом ко всему этому подключились СМИ, и это было как...» – здесь Дражен издал звук, имитирующий ветер, и развел руками, демонстрируя, вероятно, ураган.
Несмотря на то, что каждая история из этого музея – история завершившейся любви, его основатели полагают, что это далеко не всегда рассказ с несчастливым концом:
«Для меня это музей любви. Он об эмоциях, об отношениях людей и о том, как они расстаются, о том, что, да, все это было, но эти люди двигаются дальше. Иногда мы получаем истории людей, которые не могли больше находиться в отношениях, не могли терпеть, хотели этого. Но некоторые из историй - они о том, что прошло время после расставания, люди продолжили жить своими жизнями, но поняли, что это была самая большая любовь в их жизни, и захотели поделиться этим».
Этой осенью стало известно, что по решению ЮНЕСКО Тбилиси в 2021 году станет Всемирной столицей книги. Это значит, что в течение всего 2021 года в грузинской столице будут проходить различные мероприятия, основная цель которых – популяризация чтения. Среди прочего, программа, с которой грузинской столице удалось победить в отборе, предусматривает открытие детской библиотеки – такой в Тбилиси на сегодняшний день нет.
«Я видела детские библиотеки во многих странах, даже в тех, которые менее развиты, чем Грузия. Это очень хорошее пространство. Вещь необходимая: здесь даже речь идет не о том, хотим мы этого или нет, – это как метро, которое есть в городе. Есть еще одна важная деталь – библиотеки должны быть современными. Те, которые есть у нас сейчас, не могут заинтересовать подростков. Ребенку должно быть интересно в библиотеке, он должен чувствовать, что это не что-то, съеденное временем, а нечто, касающееся его жизни, из его настоящего», – полагает детская писательница Тея Топурия.
Помимо библиотеки планируется также создание приложений и интерактивных книг для детей. В течение года пройдет несколько книжных фестивалей и конкурсов. Будет создана литературная карта Тбилиси, горячая линия, по которой можно будет получить советы, касающиеся той или иной литературы. А в общественном транспорте и по радио будут транслировать аудиокниги.
Ниния Мачарашвили, исполнительный директор Объединения мультифункциональных библиотек Тбилиси, на вопрос, насколько готова грузинская столица к такому масштабному проекту, отвечает:
«Эти два года у нас именно для того и есть, чтобы хорошо подготовиться и успешно осуществить все запланированное. Выбирая город-победитель, ЮНЕСКО по большей части оценивает, насколько проект устойчив и рассчитан ли он на долгосрочную перспективу. Так, к примеру, если мы делаем детскую библиотеку, это означает, что библиотека останется в городе, что другие библиотеки Тбилиси будут обеспечены новыми книгами и т.д.».
Всего за право стать Всемирной столицей книги в 2021 году боролось 15 стран. Грузинская столица примет эстафетную палочку от малайзийской. В 2020 году Куала-Лумпур, в свою очередь, получит статус Всемирной столицы книги от города Шарджи (ОАЭ).
