«Меняет свой облик планета, сквозь годы летящая, становятся пылью и снова встают города». А еще рушатся доминировавшие то там, то сям идеологемы, скачет кривая материальных возможностей населения. Но что остается стабильным в традициях человеческой цивилизации, так это привычка торжественно праздновать наступление следующего года. Или, иными словами, момент, когда наша Земля, мчась на скорости примерно 30 километров в секунду вокруг звезды по имени Солнце, проходит в очередной раз некую виртуальную точку своей орбиты.
Не будем заглядывать в глубину веков и в глухие уголки отдаленных стран, но, по крайней мере, на протяжении всей моей достаточно долгой жизни новогодние праздники были окружены особым трепетом и ажиотажем. Вспомнить хотя бы рязановские «Карнавальную ночь» и «Иронию судьбы…». Даже в советской прессе Новый год называли «самым любимым в народе праздником» (ну, а что народу оставалось в большей степени любить – не обязаловки же шествий под «кумачовыми стягами»!) Но, конечно, была тогда своя специфика – типа предновогодних трудовых обязательств.
А еще вспоминается мне бессменный на стыке семидесятых-восьмидесятых годов прошлого века член бюро Абхазского обкома комсомола и «штатный оратор» всевозможных комсомольских форумов, рабочий завода «Сухумприбор» Родион Шенгелия, который с постоянством, достойным лучшего применения, вставлял в свои выступления на этих съездах, конференциях и пленумах в канун или после очередного новогодья одну и ту же легшую ему на душу фразу: «Вот и еще одни год пятилетки, как отделившаяся ступень космической ракеты, уходит (или ушел) в историю». И хотя тогда все выступления на комсомольско-партийных форумах подвергались обязательному предварительному просмотру, почему-то никому из «цензоров» так и не пришло в голову предложить ему не повторяться из года в год. То ли «цензоры» менялись, то ли они страдали короткой памятью, то ли считали, что ничего плохого, если эта пафосная фраза еще раз прозвучит – красиво же!
А в декабре 1992-го, в совершенно новой исторической ситуации, я участвовал в пресс-конференции, которую давал первый президент Абхазии (тогда он был еще председателем ее Верховного совета) Владислав Ардзинба. Дело было в райцентре Гудаута, куда временно переместились властные структуры Республики Абхазия, ее СМИ и так далее – вот уже около четырех месяцев шла грузино-абхазская война. И вот одна моя коллега по журналистскому цеху задает абхазскому лидеру вопрос «в лоб»: «Мы будем встречать Новый год в своих домах и квартирах в Сухуме?» Вообще-то, как мне потом уже подумалось, Верховный главнокомандующий абхазскими вооруженными силами вовсе не обязан был раскрывать военные секреты, но, с другой стороны, уйти от ответа или сказать «нет» – это значило в тот момент посеять пессимистические настроения среди защитников Абхазии и всех, кто мечтал о победе. Поэтому ему пришлось брать на себя «повышенные ратные обязательства». Не исключаю, что замысел взять Сухум до Нового года существовал, но из-за непогоды, которая обрушилась на Абхазию в новогодние дни, и снежного покрова, очень затруднявшего наступление, оно, так или иначе, началось только 5 января и закончилось неудачей. А вот следующий, 1994-й год все вынужденные покинуть столицу защитники Абхазии и беженцы встречали уже дома…
Но вслед за войной пришли разруха, блокада стран СНГ, экономический упадок, безработица и безденежье… Не так давно человек, которого давно знаю как вполне хлебосольного и компанейского, признался вдруг, как он встречал какой-то Новый год в конце 90-х. У него ко всему прочему были тогда и неурядицы в личной жизни, депрессия, «в кармане вошь на аркане»... И вот вечером 31 декабря он сказал ближайшему соседу, что уходит встречать Новый год то ли к родственникам, то ли к друзьям, а сам – жил один – уткнулся в старенький телевизор с приглушенным звуком. А потом вспомнив о сломанном замке входной двери и представив, что в двенадцать ночи к нему может прийти поздравлять словоохотливая старушка с пятого этажа или завалится с бутылкой домашнего вина любитель говорить нескончаемые тосты с третьего, принялся лихорадочно приколачивать изнутри дверь завалявшейся в квартире доской, чтобы его никто не мог обнаружить в Новый год в его «берлоге».
Постепенно жизнь входила в нормальное русло. А в какой-то момент застолья разного рода стали стабильно превосходить в наших краях по размаху довоенный уровень. Новогодние в числе других принимали нередко гипертрофированные формы. В качестве «противоядия» против взлета цен на рынках в последние дни декабря многие стали прибегать к закупу всех продуктов из категории нескоропортящихся еще за две-три недели до Нового года. Как и в других сферах жизни началось неосознанное в большинстве случаев соревнование между семьями в том, чтобы все было «не хуже, чем у людей», а желательно и лучше: блюда, елочные украшения и сами елки, подарки детям – своим, родственников, соседей... Словом, предновогодняя беготня стала отнимать все больше сил и средств.
Запомнилось выступление одного из членов политсовета партии «Единая Абхазия» в начале декабря 2016 года на расширенном его заседании, обсуждавшем, поддержать ли партии оппозиционный митинг 15 декабря на площадке перед Абхазским драмтеатром. Он долго сидел, слушал бурное обсуждение, а когда поднялся, выпалил с отчаянием в голосе: «Ну, дайте людям спокойно встретить Новый год!» Это было самое короткое и одно из самых эмоциональных выступлений на заседании.
Год назад один тбилисский журналист не без эпатажа публично объявил, что ненавидит Новый год. Ну, Новый год-то, конечно, ни в чем не виноват, виноваты люди, которые ни в чем не знают меры. И, как я понял, эти люди, живущие как в Сухуме, так и в Тбилиси, не отличаются в этом отношении друг от друга: так же многие женщины вместо праздника устраивают себе каторгу бесконечной готовки, так же некоторые мужчины готовы брать кредиты, чтобы раздарить новогодние подарки всем, кому задумали. Различаются лишь нюансы: то, что на грузинских столах называется «пхали», «чурчхела», «хачапури», на абхазских именуют «ачапа», «аджинджуха», «ачашв»… Есть и абхазский аналог сациви, но в разных местах Абхазии его называют по-разному. А еще любопытно было услышать на днях, что не только за абхазскими, но и за грузинскими новогодними столами (несмотря на разрыв дипломатических отношений между Грузией и Россией) по-прежнему популярен салат «оливье», во многих странах Европы известный как «русский салат».
А выход… Выход, чтобы облегчить свою новогоднюю участь, конечно, есть: просто перестать уставлять столы вечером 31 декабря блюдами и тарелками в два этажа, чтобы на нем обязательно было бы все-все-все. Ведь если оставшееся на свадебных столах разберут по домам в сумках и пакетах близкие и средней дальности родственники устроителей торжества, то новогодние припасы в сегодняшней среднестатистической сухумской семье не будут съедены полностью даже с учетом приходящих в первые январские 3-4 дня гостей, и после этого часть их неизбежно придется выбрасывать из холодильника.
Вот как рассуждал на днях знакомый мне сухумский парень, прикидывая, на что будет жить в первую январскую неделю после всех новогодних трат: «Какой-то минимум должен быть в кармане, чтобы по гостям ходить: на шампанское и «рафаэлки». Очень, как мне показалось, типично.
С Новым годом вас! Веселья и гастрономических удовольствий! А культа не из чего не стоит делать, не только из еды.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
