(Друкуємо мовою оригіналу)
Одна из примет современного мирного, благополучного города – это присутствие в нем огромного количества совершенно праздных людей.
Речь идет не о безработных, чья «работа» заключается в лихорадочном поиске любой работы, в силу чего их праздность редко бывает долгой. Луганск – не в Швеции и не в Германии, и здесь едва ли возможно поколениями существовать на пособие по безработице.
Популяция взрослых, подолгу неработающих людей у нас слагается из инвалидов, пенсионеров, домохозяек. Вторая часть популяции, это, так сказать, люди с «особенными потребностями»
Популяция взрослых, подолгу неработающих людей у нас слагается из инвалидов, пенсионеров, домохозяек. Вторая часть популяции, это, так сказать, люди с «особенными потребностями», чьей профессией является, если можно так выразиться «употребление». Современная концепция алкоголизма и наркомании гласит, что употребление этилового спирта и веществ, меняющих сознание – это осознанное саморазрушение. Из чего можно было бы прийти к выводу, что алкоголики и наркоманы совершенно себя не любят и жизнью своей не дорожат. Так это или нет, летом 2014 года в Луганске было не так уж много людей, чьи «особенные потребности» ни для кого не являются секретом.
Склонные к саморазрушению граждане как-то очень быстро собрались, когда Луганск подвергся обстрелам, и перебрались в более тихие и спокойные точки земного шара. Возможно, обстрелы мешали им со вкусом отдаваться тонкому и вдумчивому саморазрушению. А возможно, привязаны они к жизни куда сильнее, чем представляется современным наркологам.
По мере установления мира и комфорта в Луганске, возвращались и люди с особенными потребностями. Приятно читать сводки «полиции ЛНР», из которых следует, что эта силовая структура борется с наркоманией, не жалея себя, и чуть ни каждый день накрывает притон или обнаруживает в каком-то тайнике несколько мешков марихуаны. Тем не менее, говоря медицинским языком, борьба эта все ж таки, как и всякая антинаркотическая кампания, оказывается борьбой с симптомами, а не причинами болезни.
В норму Коля вошел только однажды, летом 2014 года. Тогда же практически потерял интерес к спиртному
Колю я знаю с десяток лет. Сколько я его помню, этот высокий красивый, молодой мужчина не работает. Жизнь его довольно размерена. Разрушает он себя с помощью самогона и водки. Разрушает не очень успешно, за годы лет употреблений румянец Николая не потускнел, а вес явно килограммов на десять больше, чем требуется при его росте. В норму Коля вошел только однажды, летом 2014 года. Тогда же он в первый, и, вероятно, последний раз в жизни работал волонтером по доставке гуманитарной помощи пенсионерам. Тогда же практически потерял интерес к спиртному. Не совсем, конечно, но привычный режим кейфа на завалинках в компании себе подобных был сломан. Тогда же он впервые жил не за счет матери, сестры или друзей, а на заработанные собственным трудом деньги.
В лице Коли в то время появилось что-то осмысленное. Речь сделалась связной. Оказалось, что у него есть какой-то словарный запас
В лице Коли в то время появилось что-то осмысленное. Речь сделалась связной. Оказалось, что у него есть какой-то словарный запас, он даже способен делать умозаключения, изъясняться сложноподчиненными предложениями. Жил он в то время совершенно один. Родственники уехали в Россию, Коле с собой ехать не предложили, возможно, имея смутную надежду, что к тому времени, когда война закончится, число прописанных на их жилплощали людей уменьшится на одного человека, этого вот алкаша.
Надежды родственников не оправдались. За лето 2014 года Николай окреп и обзавелся новыми знакомыми – практически не пьющими, работающими, вполне адекватными людьми.
Его эволюция родственников интересовала мало. Свой приезд они начали со скандала на тему о том, почему в квартире не прибрано (я напомню, чтобы вы не забыли, что неприбранная квартира находилась в обстреливаемом городе).
Коля мигом перетек в привычную роль человека, чья роль на этой земле заключается в том, чтобы пачкать квартиру
Коля мигом перетек в привычную роль человека, чья роль на этой земле заключается в том, чтобы пачкать квартиру. Пунктом вторым родственники предприняли расследование на счет того, не навещали ли Николая в их отсутствие друзья-алкаши.
Квартира, кстати, от обстрелов не пострадала. Заслуги Коли в этом, конечно, нет. Из окон ее, правда, виднелся наполовину разрушенный обстрелами соседний дом.
Но все это в глазах родственников было малосущественной подробностью на фоне затоптанного пола и гипотетических визитов алкашей в их отсутствие.
В общем, Коле только и оставалось, что перестать сопротивляться. Исходное положение он занял не за один день
В общем, Коле только и оставалось, что перестать сопротивляться. Исходное положение он занял не за один день. Некоторая инерция нормальной жизни в нем еще продержалась. Он пару раз устроился на работу. Но и родственники не покладали рук. Душеспасительные беседы о том, что Николай – дерьмо и алкаш, велись с должной периодичностью. Факт же его трудоустройства особого интереса не вызывал. Ведь на работе можно встретить собутыльников, друзья. Зачем она нужна, такая работа?
На сегодняшний день в жизни Николая все вошло в довоенную норму. Теплые весенние, а после, и летние вечера Коля проводит в уютных местечках, на колесах, лавочках, в беседках, в привычном с юности обществе себе подобных. Питание поступает от родственников, которые кормят его потому что, хотя он и никчемный алкаш но все-таки родной человек, что ж поделаешь. Осмысленное выражение с его лица давно сошло. Пару раз родственники разорились на кодирование, но если сам человек не хочет выбрать жизнь без водки, то никакое кодирование не поможет, что верно, то верно.
Недавно, возвращаясь после концерта в филармонии, я наткнулся на Мишу. Миша – высокий, красивый мужчина, чьи родственники в незапамятные времена обращались ко мне, в надежде вылечить его от «особенных потребностей». Миша был мне страшно рад, захотел рассказать, что с ним произошло за последние два года, а кстати, нет ли у меня сигарет, он хотел купить, но не нашел магазина, где продают сигареты.
Да, лето 2014 года он провел в Крыму, там познакомился с москвичкой, прожил у нее целый год, но теперь, вот, вернулся в Луганск. Работает ли он? Как можно?
Да, лето 2014 года он провел в Крыму, там познакомился с москвичкой, прожил у нее целый год, но теперь, вот, вернулся в Луганск. Работает ли он? Как можно? У него травма, полученная в 2002 году, несовместимая с трудом и занятостью, но я непременно должен послушать, как, живя в Крыму, а после в Москве он разнообразно и интересно удовлетворял свои особенные потребности. А заодно и о других луганчанах с не менее особенными потребностями, которые почти все вернулись домой, потому что теперь в Луганске можно жить так же, как до войны, и много ли надо крепкому здоровому мужчине, который последний раз работал в 2001 году.
Разумеется, Миша не мог не сообщить мне вечно свежую в его мозгу новость о том, что в Голландии марихуану можно курить прям вот на улицах.
Я сыграл с самим собой в игру, задавшись вопросом, кто кормит в Луганске в 2016 году этого бугая, стреляющего у меня уже пятую сигарету?
Чтобы придать этим десяти минутам моей жизни в обществе Миши какую-то осмысленность, я в очередной раз сыграл с самим собой в интеллектуальную игру, задавшись вопросом, кто кормит в Луганске в 2016 году этого бугая, стреляющего у меня уже пятую сигарету? И, конечно, выиграл, с большой точностью предположив, что это родственники, которые любят Мишу отчасти за то, что уверены в том, что они намного лучше него, но, главным образом за то, что он, хоть и падший, но все же родной им человек.
И с этими мыслями ретировался, потому что угощать Мишу шестой сигаретой не хотелось, а извлечь какой-то дополнительный смысл для себя из этой беседы представлялось уже окончательно невозможным.
Петр Иванов, психолог, город Луганск
Думки, висловлені в рубриці «Листи з окупованого Донбасу», передають погляди самих авторів і не конче відображають позицію Радіо Свобода
Надсилайте ваші листи: DonbasLysty@rferl.org
