Не буду изображать себя великим провидцем, без меня есть много кандидатов на роль «пророков гражданской войны». Тем не менее, уже в июне мне интуитивно было ясно, что все это быстро не кончится, и что всякая война влечет неизбежное разрушение инфраструктуры и потерю средств к существованию. Для горожан эти последствия роковые, ведь выживание горожанина зависит не от того, поспели ли вишни в его саду, а от того, получил ли он свою зарплату или пенсию.
Работа, за которую я получал средства к существованию, в июне же и пропала. Предприятие мое было закрыто.
Я принял решение искать новую, несмотря на то, что город бомбили. Обратился к друзьям, могущим помочь. То есть, поступил по своему собственному стереотипу.
У других заложников ситуации – другие стереотипы. Например, неподалеку от меня живет ветеран ВОВ. До сентября он просуществовал на сбережения и с надеждой на родственников. Родственники, однако, уехали еще в июне. В начале сентября ветеран надел свои ордена и пошел к «властям ЛНР», требуя, чтобы лично ему выплати пенсию (несмотря на то, что всем пенсионерам ее не платили с июля). В руководстве пожали плечами и ответили, что помочь ничем не могут.
В августе пошли слухи, что в Луганск идет гуманитарный конвой из России. Все мысли обывателей обратились в эту сторону. Обыватели забыли про войну. Про бомбежки. Все мысли и разговоры теперь были только о будущей гуманитарной помощи.
Наконец белые грузовики пришли в город. Горожанам сообщили, что получить «гуманитарку» очень просто. Нужно прийти на пункт раздачи с паспортом. Каждый район был прикреплен к той или иной школе.
В очередях за «гуманитаркой» доходило чуть ли не до убийств. Наводили порядок «ополченцы» с автоматами, только благодаря этому все выжили.
Что из себя представляет «гуманитарка»? Это два кило гречки, три банки тушенки, полкило сахара и пачка чая. Я получал «гуманитарку» два раза. И только потому, что мой сосед занимал очередь для меня и для себя. Каюсь, я бы сам не выстоял очередь в триста человек. Это в первый раз.
На второй раз очередь уж была более семисот человек. Я знаю это точно, потому что номера писали на руке.
Соседу стало плохо на солнцепеке, я его увел. Потом мы все-таки получили «гуманитарку», дня через три.
Вот и все.
Не знаю, кто и сколько раз получал «гуманитарку». Мне говорили, что у кого-то есть бессрочные талоны.
Я, увы, понял, что энергетические затраты на получение «гуманитарки» не покрываются выданными калориями, и больше о ней не думал.
За время блокады я успел поработать на двух работах. Точнее, на полуторах, поскольку вторая работа так и не заладилась. Затем наступила осень. В город стали съезжаться беженцы, заработали больницы, школы, многие предприниматели принялись возобновлять свою деятельность.
В наиболее благоприятном положении оказались бизнесмены, поскольку непременным условием их деятельности было поступление наличных денег от клиентов. Я сейчас не говорю о других проблемах бизнеса в Луганске, они существуют.
У бюджетников ситуация была и есть похуже. В лучшем случае зарплату выдавали сухим пайком, состав его примерно такой же, как у «гуманитарной помощи». Ситуация с денежным обеспечением работающих в бюджетных учреждениях повисла в воздухе, поскольку нет полной ясности с юридическим статусом, школ, больниц. После постановления о том, что Киев снимает с себя все финансовые обязательства перед людьми, работающими в учреждениях на территории Луганска и Донецка, исчезает даже возможность для бюджетников рассчитывать на что-то с этой стороны. С другой стороны – никаких внутренних источников финансирования бюджетных организаций нет, по-видимому, и в самом Луганске. Но многие продолжают действовать, согласно своим стереотипам – люди ходят на работу, несмотря на то, что уже почти полгода не получают зарплату.
Чем это закончится – одному богу известно.
Петр Иванов, психолог, город Луганск
Думки, висловлені в рубриці «Листи з окупованого Донбасу», передають погляди самих авторів і не конче відображають позицію Радіо Свобода
Надсилайте ваші листи: DonbasLysty@rferl.org
