Ссылки для упрощенного доступа

Беспамятные даты

Извиняемся, ничего нет про 4 апреля. Смотрите предыдущий контент

воскресенье 12 февраля 2017

Писарро пленяет перуанского инку. Художник Джон Эверетт Милле. 1845
Писарро пленяет перуанского инку. Художник Джон Эверетт Милле. 1845

475 лет назад, 12 февраля 1542 года, экспедиция испанского конкистадора Франсиско де Орельяны вышла к месту слияния трех южноамериканских рек, самую могучую из которых он назвал Рекой Амазонок.

И ответила Тень:
"Где рождается день,
Лунных гор чуть зрима громада,
Через ад, через рай,
Всё вперёд поезжай,
Если хочешь найти Эльдорадо!"

Эдгар Аллан По. Эльдорадо
Перевод Константина Бальмонта

Блокбастер Стива Спилберга и Джорджа Лукаса "Индиана Джонс и Королевство Хрустального Черепа" запомнился русскими репликами отрицательных героев, лихой солдатской пляской диверсионной группы под гармонь на привале где-то в перуанской сельве и, разумеется, предводительницей этого войска полковником КГБ Ириной Спалько в исполнении Кейт Бланшетт.

Картина, которая вышла на экраны восемь лет назад, оказалась провозвестником новой холодной войны. Но есть в картине и нечто другое – его околонаучная основа.

Индиана Джонс, он же Генри Уолтон Джонс-младший – персонаж вымышленный, однако у него большое количество реальных прототипов. В первой трети XX века на свете было немало таких лихих археологов, владеющих кулаками не хуже, чем головой. Это увлечение распространилось благодаря сенсационным успехам археологии, подобным открытию гробницы Тутанхамона - ее открыл в 1922 году любитель лорд Карнарвон – правда, на пару с профессионалом Говардом Картером. Богатые дилетанты, авантюристы, охотники за древними сокровищами добирались до самых глухих, прежде недоступных уголков планеты, раскапывали курганы, ныряли в морскую пучину в поисках пиратских дублонов и пиастров. В своих путешествиях они зачастую пользовались полулегендарными сведениями и искали мифические артефакты, а иногда, когда ничего не находили, фальсифицировали открытия.

Когда росли Стивен Спилберг и Джордж Лукас, эти искатели приключений уже сделались героями захватывающих повествований, публиковавшихся в специальных иллюстрированных журнальчиках массового чтива. Поэтому, когда Лукасу пришло в голову воссоздать в кино образ героя-археолога, Спилберг понял его с полуслова и тут же согласился.

Главная особенность фильмов про Инди – это то, что сюжеты их вымышлены, но составлены из вполне достоверных исторических и научных фактов. Точно по такому же принципу сочинял свои приключенческие романы для юношества Жюль Верн: ничего подобного подводной лодке "Наутилус" в то время не было, но восстание сипаев в Индии или картины жизни подводного мира описаны точно. Для меня в детстве чтение романов Жюля Верна было увлекательнейшим занятием: я обкладывался энциклопедиями и атласами, чертил по карте маршрут яхты "Дункан" и пытался отыскать в Тихом океане таинственный остров Линкольна.

Один из ключевых эпизодов четвертого фильма про Индиану – поиски могилы Франсиско де Орельяны, в которой старший коллега Джонса Гарольд Оксли обнаруживает "хрустальный череп Акатора". Имя Орельяны занимает достойнейшее место в истории великих географических открытий.

Памятник Франсиско де Орельяны на его родине в Трухильо, автономная область Эстремадура, Испания
Памятник Франсиско де Орельяны на его родине в Трухильо, автономная область Эстремадура, Испания

Подобно множеству других рыцарей наживы, Орельяна происходил из обнищавшего дворянского рода. В начале XVI века эти идальго, ослепленные блеском золота завоеванной Кортесом Мексики и рассказами о баснословных богатствах еще неоткрытых земель, устремлялись в Новый Свет в надежде на удачу. Некоторым она и впрямь сопутствовала. Но чаще, претерпев неимоверные испытания и пролив реки крови, завоеватели находили за океаном свою смерть. Именно это произошло с Орельяной.

Он оказался в Южной Америке еще подростком, возмужал и лишился глаза в составе войска Франсиско Писарро и был участником открытия и завоевания Перу. Страна инков, которую Писарро покорил в 1532 году ничтожными силами, была несказанно богатой добычей. Выражение "золото Перу" вошло в европейские языки как синоним несметных сокровищ. Но конкистадоров тревожили смутные сведения о стране Эльдорадо, где правит "Золотой король" (el dorado – "золоченый"). Она простиралась будто бы к востоку от Перу, за неприступной грядой Анд, где не бывал еще ни один европеец. Индейцы рассказывали, что в этой стране в изобилии произрастает коричное дерево, а золота столько, что из него делают даже оружие. Корица, наряду с другими пряностями, была в то время ценнейшим продуктом. О пряностях обычно говорят, что в Европе они ценились на вес золота, но на самом деле они были дороже золота. Именно пряности были главным стимулом величайших географических открытий Васко да Гамы, Колумба и Магеллана.

В 1537 году Писарро послал Орельяну во главе большого отряда на усмирение восстания индейцев провинции Кулата на территории нынешнего Эквадора. Некоторые исследователи считают, что Писарро "своему обыкновению хотел заслать подальше чересчур способного и честолюбивого офицера". Во всяком случае до него два генерал-капитана не справились с этим поручением. В награду он был назначен губернатором Сантьяго и Пуэрто-Вьехо и заложил на реке Гуаяс новый город — Сантьяго-де-Гуаякиль, ныне крупнейший город Эквадора. На пожалованной ему территории (по праву репартимьенто – "распределения" - земли в Новом Свете жаловались вместе с жившими на них индейцами) он стал состоятельным человеком. У него было, как сообщает участник экспедиции Орельяны и ее летописец монах-доминиканец Гаспар де Кархаваль, "множество хороших индейцев... и всякие поместья да стада и много прочего имущества, коего достало б для того, чтобы быть очень богатым человеком, коли он удовольствовался бы тем, что сиживал дома да копил деньгу". Но не таков был характер Орельяны.

Индейцы промывают золотоносный песок. Гравюра из "Всеобщей и естественной истории Индий, островов и материка моря-океана" Гонсало Фернандеса де Овьедо-и-Вальдеса. Издание 1536 года
Индейцы промывают золотоносный песок. Гравюра из "Всеобщей и естественной истории Индий, островов и материка моря-океана" Гонсало Фернандеса де Овьедо-и-Вальдеса. Издание 1536 года

В 1540 году Франсиско Писарро принял решение направить экспедицию на поиски Страны Корицы. Поход возглавил его младший брат Гонсало. К экспедиции решил присоединиться и Орельяна со своим отрядом.

Экспедиция Гонсало Писарро выступила из Кито в феврале 1541 года с необычайной помпой. Отряд насчитывал 220 испанцев (почти все верхом на лошадях, что уже было роскошью), которых сопровождали четыре тысячи скованных одной цепью индейцев-носильщиков, такое же число лам, стада свиней и своры собак, обученных сторожить и преследовать индейцев.

По неизвестной причине отряд Гонсало Писарро выступил из Кито раньше намеченного срока (можно предположить, что Гонсало не хотел делить с Орельяной славу и добычу), и Орельяне пришлось догонять его. Его отряд состоял всего из 23 человек, 14 из которых были всадниками. Кархаваль рассказывает:

"Капитан... решил двинуться вослед за Гонсало Писарро, хотя тамошние старожилы и удерживали его, ибо предстояло идти стороной трудной и воинственной и они опасались, что его убьют, как уже убили многих, кто отправлялся [туда] с гораздо большим войском, нежели у него. Вопреки их увещаниям и несмотря на весь риск, капитан ради службы его величеству порешил следовать за упомянутым правителем".

Отряду Писарро пришлось туго. Как сообщает автор "Всеобщей и естественной истории Индий" Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес, индейцы, непривычные к суровому климату, вымерзали в горах насмерть:

"На них выпало столько снега и началась такая стужа, что многие индейцы замерзли, ибо было на них одежды совсем мало, да и та почти ничего не прикрывала. Испанцы, дабы уйти от мороза и снега и выбраться из той скверной местности, бросили на произвол судьбы скот и провиант, кои с ними были, имея u виду возместить потерю где-нибудь в индейских селениях".

Титульный лист книги Гонсало Фернандеса де Овьедо-и-Вальдеса "Всеобщая и естественная история Индий, островов и материка моря-океана". Издание 1536 года
Титульный лист книги Гонсало Фернандеса де Овьедо-и-Вальдеса "Всеобщая и естественная история Индий, островов и материка моря-океана". Издание 1536 года

Но никаких селений им не попадалось, местность была необитаемой.

Отряд Орельяны тоже, по свидетельству Кархаваля, измотался и понес потери:

"Испытывая бесчисленные злоключения как от голода, так и от стычек с индейцами, которые не раз ставили его в столь опасное положение, что, не будь в дружине более двадцати трех человек, он и его спутники почитали бы себя уже погибшими и мертвыми от их рук, он прошел... от Кито, порастеряв к концу пути все, что захватил с собой, настолько, что, когда настиг Гонсало Писарро, у него, кроме меча и щита, ничего не оставалось, и так же обстояло дело, разумеется, и с его спутниками".

Оба отряда встретились, с огромными трудностями преодолев хребты восточных Кордильер, на склоне вулкана Сумако в нынешнем Эквадоре. В конце концов после двух месяцев исключительно тяжелых блужданий по долинам рек Паямино и Кока Писарро нашел рощу коричных деревьев. Он не знал, что кора деревьев этого вида никакой ценности не представляет. Но деревья росли в столь труднодоступной местности, что Писарро решил все-таки искать Эльдорадо.

Испанское войско во главе с Писарро переходит перуанские Анды в 1533 году. Гравюра из книги Уильяма Прескотта "История завоевания Перу". Испанское издание 1851 года
Испанское войско во главе с Писарро переходит перуанские Анды в 1533 году. Гравюра из книги Уильяма Прескотта "История завоевания Перу". Испанское издание 1851 года

В среднем течении реки Напо Писарро услышал от местных жителей, что земля изобилия лежит "в десяти солнцах", то есть в 10 днях пути. Но к этому времени отряд настолько оголодал и измучился, что Писарро решил встать лагерем и послать Орельяну с его людьми на поиски пропитания. Орельяна с 56 солдатами отправился в путь вниз по течению на бригантине, как гордо испанцы называли грубо сколоченную большую лодку, построенную ими для перевозки грузов, больных и раненых. "Бригантину" сопровождали четыре индейские пироги. Гонсало Писарро так и не дождался возвращения Орельяны и повернул назад. В июле 1542 года остатки экспедиции – 80 человек из 220 – добрели до Кито. Индейцы погибли все до единого. Достигнув Кито, испанцы послали в город за платьем: остававшиеся на них лохмотья уже не прикрывали срам.

Впоследствии Гонсало Писарро жаловался королю:

"И в уверенности, что капитан Орельяна все содеет так, как говорил, потому что был он моим заместителем, я сказал [ему], что буду стоять на месте, [а он] чтобы отправился за едою и смотрел за тем, как бы вернуться через двенадцать дней, и ни в коем случае не заходил в другие реки, а только доставил еду и ни о чем более не помышлял, ибо люди с ним пошли только за этим... Но он пренебрег своими обязанностями на службе у вашего величества и тем, что он должен был сделать для блага войска и всего нашего предприятия согласно тому, что мною, как его начальником, ему было приказано, и вместо того чтобы доставить еду, уплыл по реке, а мы остались без всяких съестных припасов, он же только и делал, что помечал знаками и зарубками [места], где высаживался на берег и останавливался в местах слияния [рек] и в других местах; и по сей день не поступило от него ни единого известия..."

Отряд Орельяны не погиб. Его флотилию несло бурным течением, но не только Эльдорадо, но и никаких признаков жилья, а значит, и еды по берегам не было видно. Голод начал терзать испанцев. Предоставим слово Гаспару де Кархавалю:

"А между тем из-за нехватки съестного мы впали в крайнюю нужду и питались лишь кожей, ремнями да подметками от башмаков, сваренными с какой-либо травой, и столь слабы мы были, что не могли держаться на ногах; одни из нас на четвереньках, другие же, опираясь на палки, отправлялись в горы на поиски съедобных кореньев. Нашлись и такие, которые, объевшись какими-то неведомыми травами, были на волосок от смерти, и походили на безумных и совсем лишились разума. Но так как Господу нашему было угодно, чтобы мы продолжали наше странствие, никто не умер".

На десятый день плавания отряд Орельяны добрался наконец до индейского селения и запасся провизией, но к этому моменту уже всем было ясно, что идти на веслах против такого быстрого течения – задача непосильная.

Распространенная версия гласит, что Орельяна бросил отряд Писарро из честолюбия и жадности, дабы "ценою предательства присвоить себе славу и выгоду открытия". Однако сам Орельяна, вынужденный оправдываться от наветов перед Советом по делам Индий, утверждал, что это было общее решение его подчиненных, более того – требование, с которым он был вынужден согласиться. В доказательство Орельяна представил документ, подписанный всеми членами отряда, в котором они, обращаясь к командиру, пишут: "Именем Бога и короля требуем и умоляем вашу милость не предпринимать похода вверх наперекор течению".

Об этом же свидетельствует и Кархаваль:

"Мы долго судили и рядили, какое нам принять решение, и, обсудив наши горести и заботы, согласились избрать из двух зол то, какое капитану и всем нам казалось наименьшим, а именно, — уповая на Господа нашего и надеясь, что Всевышний сочтет за благо сохранить нам жизнь и пошлет избавление, — плыть далее вниз по реке и или умереть, или дознаться, куда она нас выведет".

В результате Орельяна и совершил свое великое открытие: он пересек южноамериканский материк с запада на восток по могучей реке, названной им Рекой Амазонок (Rio de las Amazonas), потому что среди прочих приключений пришлось его отряду и сражаться с женщинами-воительницами, которых никто из европейцев кроме них больше никогда не видел, но брат Гаспар описывает во всех подробностях:

"Сии жены весьма высокого роста и белокожи, волосы у них очень длинные, заплетенные и обернутые вокруг головы. Они весьма сильны, ходят же совсем нагишом — в чем мать родила, и только стыд прикрывают. В руках у них луки и стрелы, и в бою они не уступают доброму десятку индейцев, и многие из них — я видел это воочию — выпустили по одной из наших бригантин целую охапку стрел, а другие — может быть, немногим меньше, так что [к концу боя] бригантины наши походили на дикобразов".

Маршрут экспедиции Орельяны (1541-1542)
Маршрут экспедиции Орельяны (1541-1542)

Свое открытие Орельяна сделал спустя всего полвека после того, как каравеллы Колумба впервые бросили якорь в Новом Свете. Сегодня трудно даже представить, чем были тогда для европейцев эти экспедиции в Западное полушарие. Наверно, их можно сравнить только с началом космической эры.

Вернувшись в Испанию, Орельяна не мог думать ни о чем, кроме Амазонии. Он получил королевскую капитуляцию — патент на право завоевания и колонизации новооткрытой земли — и был произведен в ее будущие правители. В мае 1545 года он отправился в новую экспедицию. Путешествие было плохо подготовлено. Из четырех кораблей до устья Амазонки 20 декабря 1545 года добрались два: один Орельяне пришлось оставить на островах Зеленого Мыса, потому что часть моряков, и в их числе три капитана, отказались продолжать плавание, другой потерпел кораблекрушение и пропал.

Все повторилось: голод, стычки с индейцами, смерть от болезней... В ноябре 1546 года от тропической лихорадки умер и сам Орельяна – спутники утверждали, что в нем иссякли жизненные силы и вера в успех. Остаткам экспедиции удалось добраться до острова Маргарита близ атлантического побережья. Точное место захоронения Орельяны неизвестно.

Историк Гонсало Фернандес де Овьедо был отрицательного мнения об Орельяне. Свое повествование о нем он заканчивает так:

"Возвели этого капитана Франсиско де Орельяну в аделантадо и правителя реки Мараньон и дали ему четыреста человек с лишком и неплохую армаду, и прибыл он с той армадой к островам Зеленого Мыса, где из-за болезней и по собственному своему нерадению потерял изрядную часть из тех людей, что служили под его началом. И с тем, что у него было, не считаясь ни с какими препонами, пустился он далее на поиски тех самых амазонок, коих никогда не видывал, но о коих раззвонил на всю Испанию, чем и посводил с ума всех тех корыстолюбцев, что за ним последовали. И в конце концов добрался он до одного из устьев, через которые Мараньон впадает в море. Да там он и погиб, и с ним вместе большинство людей, которых он привел с собой; те же немногие, что выжили, добрались затем, как я уже сказывал, совсем изнемогшие, до нашего острова Эспаньола. И так как этот капитан не свершил ничего путного, чем можно было бы похвалиться и что заслуживало бы благодарения, достаточно с вас, читатель, этого краткого отчета об этом скверном деянии, творцом коего был упомянутый рыцарь, и сознания, что пагубным помыслам последнего пришел конец, равно как и мозгу, их измыслившему. А по сему перейдем к другим кровавым и суровым событиям, коим самое время прийти на память и описывать кои — моя обязанность".

Королевское семейство перед толпой на балконе Версальского дворца. Маркиз де Лафайет целует руку Марии-Антуанетте. Неизвестный художник.
Королевское семейство перед толпой на балконе Версальского дворца. Маркиз де Лафайет целует руку Марии-Антуанетте. Неизвестный художник.

Продолжение рассказа. Начало читайте здесь.

Изгнанный из России Екатериной II французский дипломат Эдмон Шарль Жене получил новое назначение. Революционная Франция верила в то, что братский американский народ поможет ей в борьбе с монархиями Европы...

Летом 1792 года Жене возвращался на родину со смешанным чувством тревоги и надежды. Он принес присягу революционному правительству, как и его обожаемый король, поклявшийся на конституции. Но революция на этом отнюдь не закончилась. В апреле правительство жирондистов объявило войну Австрии, позднее – еще и Пруссии. Отношения правительства с монархом были крайне напряженными. Против Жиронды выступала более радикальная партия монтаньяров во главе с Дантоном, Маратом и Робеспьером. Людовику грозило низложение.

А ведь в свите королевы состояли две сестры Эдмона, Анриетта и Аделаида. Обе они вышли замуж за придворных и превратились в мадам Кампан и мадам Огюйе. Первая уже овдовела. Она была главным ходатаем Эдмона перед Марией-Антуанеттой, но теперь королеве самой нужны были помощь и поддержка.

Аделаиду Огюйе королева называла "моя львица". Эта характеристика полностью подтвердилась в ночь с 5 на 6 октября 1789 года – ночь "похода женщин" на Версаль. Толпа, осадившая дворец, пылала особенной злобой к королеве. Парижский сброд и опьяненная вседозволенностью беднота грозились выпустить ей кишки и вырвать сердце. Во дворце царила паника.

В ту ночь Аделаида была одной из двух дежурных камеристок королевы. Увидев ранним утром залитых кровью лейб-гвардейцев, она не потеряла самообладания, а разбудила королеву, помогла ей одеться, сопроводила ее в покои короля и, как могла, успокоила. Командующий Национальной гвардией маркиз де Лафайет переломил ситуацию. По его совету король, королева и дофин вышли на балкон, и переменчивая толпа приветствовала их криками "Да здравствует король! Да здравствует королева!".

Несмотря на такую близость к престолу, Жене получил новое назначение. Да и некому, вероятно, было проверять его лояльность режиму: всего за два месяца с того дня, как Жене покинул Петербург и еще не успел добраться до Парижа, у Франции сменилось шесть министров иностранных дел. Шестой, Лебрен-Тондю, был среди них политическим долгожителем: он продержался почти год и был казнен в декабре 1793-го.

Гораздо большее значение, чем служба его сестер при дворе, имело дерзкое противостояние Жене русскому самодержавию, которое он, уж верно, сумел расписать самыми яркими красками, а также его щедрые пожертвования в фонд Национальной гвардии (Эдмон расстался даже с золотой медалью, которой наградил его шведский король, и серебряным медальоном – подарком Екатерины). Вождь жирондистов Жак-Пьер Бриссо в одном из выступлений назвал Жене "настоящим демократом". Ожидавший указаний в Варшаве Жене получил распоряжение спешно возвращаться: французский дипкорпус, состоявший главным образом из аристократов, сильно поредел, дельных людей не хватало.

К тому времени, когда Эдмон Жене прибыл в Париж, французская монархия перестала существовать. Власть перешла к Национальному конвенту. Король, королева и дофин были заключены в тюрьму. Мадам Кампан и мадам Огюйе оставались с королевой вплоть до ее ареста. Как последний знак верности Аделаида передала королеве, которую отправляли в тюрьму, 25 луидоров – все свое достояние.

Жене назначили послом в США. Он был рад новой должности. Америка была его специальностью, к тому же братской революционной страной. Но отбыть к месту назначения Эдмон не спешил. Он дожидался окончания суда над Людовиком. Жирондисты хотели сохранить ему жизнь. Жене должен был сопровождать бывшего монарха за океан, в изгнание. Однако из этого плана ничего не вышло. Большинство в Конвенте проголосовало за смертную казнь. За казнь голосовал и Бриссо.

21 января Людовик был обезглавлен. Эдмон Жене покинул Париж на следующий день. Он ехал в Рошфор, где его ждал 32-пушечный фрегат L’Embuscade. Он еще находился на берегу, когда 1 февраля Франция объявила войну Англии, Нидерландам и Испании.

Казнь Людовика XVI. Гравюра Исидора Станисласа Хелмана по рисунку Шарля Моне. 1794.
Казнь Людовика XVI. Гравюра Исидора Станисласа Хелмана по рисунку Шарля Моне. 1794.

Сестрам Анриетте и Аделаиде спасла жизнь присяга, которую их брат принес революции, и его репутация "настоящего демократа". Но Аделаида отняла у себя жизнь сама. Через 10 месяцев после казни Марии-Антуанетты, 26 июля 1794 года, в разгар якобинского террора Аделаида Огюйе покончила с собой от отчаяния и страха расправы. Она выбросилась из окна. Ее дочь Аглая-Луиза стала впоследствии женой маршала Нея и фрейлиной императрицы Жозефины – они были подругами юности: обе воспитывались в пансионе тетки Аглаи мадам Кампан.

L’Embuscade вышел в рейс 20 февраля. Зимние штормы и отсутствие попутного ветра сильно задержали плавание. Вместо Филадельфии фрегат прибыл в Чарльстон в Южной Каролине. Американские авторы обычно пишут, что корабль сбился с курса, а французские – что капитан Жан Батист Бомпар изменил курс по метеоусловиям.

У Редъярда Киплинга есть рассказ "Брат Широкая Нога" (перевод Марины Бородицкой), в котором описано это плавание, увиденное глазами случайно оказавшегося на борту контрабандиста:

Капитан Бомпар и господин Жене день за днем толковали все об одном и том же: какое великое дело совершила Франция, да как Соединенные Штаты примут ее сторону в войне и помогут ей разбить англичан. Жене – тот чуть ли не силой собирался заставить Америку воевать за Францию.

Сомнительно, что Жене обсуждал свои планы с Бомпаром, – они принадлежали к разным слоям общества, – но намерения его были именно такими.

Доставив в Америку Эдмона Жене, L’Embuscade 31 июля того же года атаковал в Нью-Йоркском порту и сильно повредил британский фрегат «Бостон». Этот бой изображен на полотне Жана Антуана Теодора Гюдена.
Доставив в Америку Эдмона Жене, L’Embuscade 31 июля того же года атаковал в Нью-Йоркском порту и сильно повредил британский фрегат «Бостон». Этот бой изображен на полотне Жана Антуана Теодора Гюдена.

Для США начало 1793 года стало переломным моментом истории. Джордж Вашингтон, утомленный многотрудными обязанностями и постаревший, очень не хотел избираться на второй срок. Но он видел, что его кабинет раздирают противоречия, и только он силой своего авторитета в состоянии держать разлад под контролем. Избирался он, как и в первый раз, на безальтернативной основе. 4 марта он принес присягу. За церемонией, как и тогда, наблюдали горожане, но прежнего энтузиазма не проявляли.

В стране полным ходом шла борьба партий, оба вождя которых, Александер Гамильтон и Томас Джефферсон, были членами правительства: первый – министром финансов, второй – государственным секретарем. Федералисты Гамильтона – Адамса контролировали Сенат, в нижней палате большинство составляли республиканцы Джефферсона. Оставаясь внешне учтивыми, министры вели схватку через партийные газеты, которые не стеснялись в выражениях.

В 1785–1789 годах Джефферсон был послом США в Париже и своими глазами наблюдал революцию. И не просто наблюдал, а считал ее общим делом, продолжением американской революции. Американская республика, в свою очередь, строилась по заветам Монтескье и Руссо. Автор Декларации независимости, Джефферсон помогал Лафайету писать Декларацию прав человека и гражданина – текстуальные совпадения в них не случайны. Эксцессы насилия Джефферсон считал неизбежной платой за обновление общества. Он писал в январе 1789 года из Парижа Джеймсу Мэдисону – для пущей важности по латыни:

Malo periculosam, libertatem quam quietam servitutem

"Я предпочитаю опасную свободу спокойному рабству". И продолжал по-английски:

Я считаю небольшие восстания благом, они столь же необходимы миру политики, сколь бури – миру физическому.

У Вашингтона было неоднозначное отношение к французской революции. Бастилия пала через два месяца после его первой инаугурации.

Революция, имевшая у вас место, столь велика по размаху и столь важна по своей природе, что нам едва удается составить о ней представление. Мы, тем не менее, верим и горячо молимся о том, чтобы ее последствия стали благом для нации, в чьей счастливой судьбе мы весьма заинтересованы, и чтобы ее благотворное влияние ощутили будущие поколения.

Так писал Вашингтон своему другу Лафайету, воевавшему в рядах Континентальной армии, в Париж в октябре 1789 года. А днем раньше он отправил туда же послание послу США Говернеру Моррису, в котором сообщил о своих дурных предчувствиях:

Совершенная во Франции революция настолько изумительна, что не укладывается в голове. Если она закончится так, как предсказывали последние донесения, то эта нация станет самой могущественной и счастливой в Европе. Однако я все же боюсь, что, хотя она и достойно вышла из своего первого пароксизма, это не последний спазм, который ей суждено испытать, прежде чем все окончательно уляжется. Одним словом, революция слишком велика, чтобы завершиться так быстро и столь малой кровью.

Моррис, один из самых блестящих и остроумных людей своей эпохи, посылал президенту подробнейшие депеши, остающиеся одним из ценнейших источников по истории Великой французской революции.

После низложения Людовика Лафайет был объявлен изменником и в августе 1792 года бежал из страны, но был взят в плен прусскими войсками и заключен в крепость (Пруссия, напомним, находилась в состоянии войны с Францией, а Лафайет был одним из французских военачальников). Вашингтон продолжал поддерживать переписку с маркизой де Лафайет и как мог утешал ее, а она горько упрекала его за то, что Америка не сделала ничего для того, чтобы снять оковы с человека, который так много сделал для американской революции. Но что мог в то время сделать для освобождения узника из прусского застенка президент такой второстепенной страны, как США!

По мере усиления террора крепли голоса тех, кто считал, что французы зашли слишком далеко в своем революционном рвении. Гамильтон называл вожаков террора "головорезами, от которых разит кровью убитых ими граждан".

В начале апреля Вашингтон уехал отдохнуть от всех этих треволнений в свое фамильное поместье Маунт-Вернон. Он еще не успел, как делал каждое утро, объехать верхом свои владения, как из Филадельфии примчался курьер со зловещей вестью: в Париже казнен король Людовик.

Вашингтон был потрясен. Он поспешил в столицу – и не узнал города. Вот еще одна цитата из Киплинга:

Народу там было – как на ярмарке! Повсюду толпились и прогуливались нарядные леди и джентльмены. Кто пел, кто размахивал французскими флагами, а капитан Бомпар и его офицеры – и даже кое-кто из матросов – произносили речи насчет войны с Англией. Раздавались крики: "Долой англичан!" – "Долой Вашингтона!" – "Ура Французской Республике!".

Это еще чересчур мягкое описание. Город бурлил. Пели "Марсельезу", ликовали по поводу казни короля. Какие-то балаганщики устроили аттракцион: смастерили гильотину и к вящему восторгу публики отрубали голову чучелу Людовика. Соратники Джефферсона открывали свои клубы по примеру якобинских. Вице-президент Джон Адамс писал о тех днях:

Десять тысяч человек на улицах Филадельфии ежедневно угрожали выволочь Вашингтона из его резиденции и учинить революцию в правительстве или заставить его объявить войну Англии на стороне французской революции.

Филадельфия. Третья президентская резиденция. Джордж Вашингтон жил в ней с ноября 1790 по март 1797 года. Художник Уильям Бретон.
Филадельфия. Третья президентская резиденция. Джордж Вашингтон жил в ней с ноября 1790 по март 1797 года. Художник Уильям Бретон.

В такой атмосфере и оказался новый французский посол, ступивший на американский берег 8 апреля в Чарльстоне. Он попросил американцев величать его "гражданином Жене".

Гражданин посол встретил восторженный прием. В его честь давались обеды, он без устали произносил речи, звал американцев на борьбу с тиранами. В Филадельфию он не торопился. Какие там верительные грамоты, что за церемонии, когда народ жаждет идти в бой за общую свободу!

Инструкции министерства предписывали Жене начать переговоры о новом торговом договоре, добиться от США первой выплаты в счет погашения огромного долга перед Францией (первый платеж должен был составить три миллиона ливров, или полмиллиона долларов, из общей суммы долга 10 миллионов долларов), получить поддержку в морской войне против Англии и Испании и побудить американцев напасть на испанские владения, Флориду и Луизиану.

Жене, видя такой энтузиазм населения, взялся сразу за последний пункт. По дороге в Филадельфию – а добирался он почти месяц – посол открыл запись во "Французский революционный легион на реке Миссисипи" для предстоящего вторжения в Луизиану и выдавал лицензии тем, кто желал стать приватиром французского правительства и нападать на британские торговые суда.

Вашингтон диву давался, читая донесения о поведении посла. Уединившись в своей резиденции, он мрачно слушал своих министров.

Джефферсон говорил, что Соединенные Штаты должны уважать свои международные обязательства. По договору о союзе, заключенному в 1778 году на случай войны любой из двух стран с Англией, Америка обязана вступить в войну на стороне Франции. Нарушение договора будет и предательством идеалов американской революции. Монархи Европы только и ждут, когда одна из двух на всей Земле республик предаст другую.

Гамильтон напоминал президенту: 90 процентов американского импорта приходится на Англию, а таможенная пошлина – главная статья доходов федерального бюджета. Англия также главный потребитель американского экспорта. Без торговли с Англией экономика Америки немедленно рухнет, правительство станет банкротом. Кроме того, поддерживать якобинцев, заливших кровью страну, аморально. Наконец, договор заключался на случай оборонительной войны, а в данном случае страной-агрессором является Франция.

Президент погружался в тяжкие раздумья. Его стремление держаться подальше от европейских конфликтов оставалось несбыточной мечтой. Нарушать договоры нехорошо, тем более что Франция и впрямь оказала неоценимую помощь борьбе североамериканских колоний за независимость – и кредитами, и оружием, и знающими военное дело офицерами-добровольцами. Но Вашингтон как никто знал: слабые вооруженные силы молодой республики не выдержат новой масштабной войны.

19 апреля на заседании кабинета он поставил на голосование три вопроса. Первый: проект прокламации о нейтралитете в англо-французской войне. Второй: следует ли правительству США принять посла Французской Республики? Третий: если принять, то на каких предварительных условиях или без таковых?

Пространную запись дискуссии оставил Джефферсон. Относительно нейтралитета Гамильтон сказал, что при его объявлении союзнический договор с Францией автоматически денонсируется. В конце концов, он заключался с монархией, а теперь Франция – республика, и США вправе расторгнуть или видоизменить его. Посла принимать не следует, ибо тем самым США подтвердят, что договор остается в силе. Джефферсон возражал, что по Конституции право объявлять войну и заключать мир принадлежит Конгрессу, а не исполнительной власти – туда и надо перенести дискуссию. Договор с Францией денонсировать не следует, посла, разумеется, принять безо всяких условий. Джефферсон предлагал не торопиться с объявлением нейтралитета. "Данный подход, – пишет современный российский исследователь, – косвенно благоприятствовал Франции".

Джефферсон одержал победу по второму и третьему вопросу, но проиграл первый. Прокламация была опубликована 22 апреля.

Документ издан от имени и за подписью президента, он же верховный главнокомандующий. Вашингтон говорит в нем, что "обязанности и интересы Соединенных Штатов требуют искреннего и добросовестного проведения дружественной и беспристрастной политики в отношении воюющих государств". "Я убеждаю и предупреждаю граждан Соединенных Штатов быть осторожными и не предпринимать ничего, что может помешать подобному расположению", – продолжает он. И заканчивает:

Я также заявляю, что граждане Соединенных Штатов, которых признают виновными в совершении противоправных действий, либо в соучастии или в подстрекательстве к преступлению по законам государств против вышеупомянутых Держав, а также тех, кто попытаются провести товары, признанные контрабандой по современным законам наций, не получат никакой помощи от Соединенных Штатов, чтобы смягчить наказание или оспорить конфискацию; кроме того, я проинструктировал чиновников преследовать всех, кто, по мнению судов Соединенных Штатов, нарушает законы государств по отношению к воюющим Державам или к любой Державе отдельно.

Пожалуй, этот текст может послужить образцом для некоторых государств и в наши дни!

Когда Жене наконец прибыл в Филадельфию в первых числах мая, он еще застал там атмосферу всеобщего ликования. Процитируем еще раз Киплинга:

Целые толпы народу приветствовали французского посла: того самого господина Жене, которого мы высадили в Чарльстоне. Он разъезжал по улицам на коне с таким видом, будто он тут хозяин, и громко призывал всех и каждого немедленно отправляться воевать с англичанами.

Интересно, что чувствовал Жене, видя, как американцы казнят чучело короля, которого он некогда обожал? Во всяком случае, он был потрясен, увидев в вестибюле президентской резиденции бюст Людовика, а на стене гостиной – медальоны с изображением королевского семейства. Рассказывая об этом американским друзьям французской революции, он называл казненного короля по-революционному, Капетом, и говорил, что эти изображения – "оскорбление Франции".

Аудиенция состоялась 18 мая. Вашингтон держался подчеркнуто холодно. Вот отрывок из сериала Тома Хупера "Джон Адамс" – в нем показана и атмосфера в городе, и казнь чучела короля, и разговор президента с послом. В роли Эдмона Шарля Жене – Сирил Десур, Джордж Вашингтон – Дэвид Морс, Александер Гамильтон – Руфус Сьюэлл. Томас Джефферсон (Стивен Диллэйн) не произносит в этой сцене ни единого слова, но видно, что ему мучительно стыдно за посла.

Вашингтон: Теперь, когда между вашей страной и Великобританией объявлена война, мы должны оставаться нейтральными, посол Жене. Соединенные Штаты – молодая и независимая нация. В наших национальных интересах держаться подальше от дел, к которым мы не имеем никакого отношения.

Жене: Дело Франции – разумеется, дело и Америки, и всего мира. Угроза Франции – это угроза Америке. И у нас есть договор, господин президент. Договор, заключенный тогда, когда вы воевали с Англией.

Гамильтон: Напомню послу, что свой договор с Францией мы заключили с королем Людовиком. Убийство короля делает это соглашение необязательным для нас.

Жене: Тысячи ваших граждан называют себя нашими братьями. С тех пор, как я прибыл в Америку, я нашел много желающих воевать.

Вашингтон: Извольте воздержаться, посол Жене, от дальнейших попыток завербовать наших граждан для участия во враждебных действиях. Я не разрешаю вам снаряжать приватиры, чтобы они участвовали в вашей войне с Англией.

Жене: Не вам говорить мне это.

Вашингтон: Выбирайте выражения, сэр.

Жене: Народ прикажет мне, как он приказывает вам.

Вашингтон: Посол Жене...

Жене: Вы еще меня услышите, сэр. И тогда я буду говорить с вами от имени миллионов. И вы подчинитесь. (Откланивается.)

Гамильтон: Хваленая французская дипломатия.

Вашингтон: Господин Джефферсон, посол Жене лишился рассудка.

Прокламация о нейтралитете отнюдь не подвела черту под спором. Джефферсон не считал партию проигранной. Он уговорил Мэдисона выступить в печати против нейтралитета. Мэдисону отвечал Гамильтон. Оба укрылись под псевдонимами: Мэдисон подписывался латинским именем Гельвидий, Гамильтон – Пацификусом. Эта полемика стала выдающимся образцом американской политической мысли. Речь шла, в сущности, о том же, о чем спорят американские политики по сей день: должна ли Америка руководствоваться в международных делах исключительно своими эгоистическими интересами или принципами и ценностями тоже?

К лету 1794 года Джефферсон осознал, что якобинская диктатура – это и есть предательство идеалов революции, и попросил Мэдисона поддержать Прокламацию. 4 июня 1794 года Конгресс принял Закон о нейтралитете, запретивший гражданам США участвовать в конфликтах со странами, не воюющими с Америкой.

Между тем Эдмон Жене продолжал свою деятельность, далекую от дипломатического статуса. Фрегат Embuscade продолжал свои операции близ американских берегов. Он захватил британское торговое судно Little Sarah и привел его в гавань Филадельфии. Там оно было переименовано в Petite Démocrate, и его при активном участии Жене стали оснащать оружием с тем, чтобы он мог выйти в море в качестве французского приватира. На увещания Джефферсона посол не реагировал. Президент Вашингтон отдыхал в своем имении. В его отсутствие кабинет собирался для обсуждения проблемы несколько раз, но так и не пришел ни к какому решению. Гамильтон предлагал не выпускать корабль из порта, если потребуется – обстрелять из береговой артиллерии. Единственное, чего добился от Жене Джефферсон, – обещания, что Petite Démocrate не снимется с якоря до возвращения Вашингтона. Свое обещание Жене не сдержал.

Президент вернулся в первых числах июля. На первом же заседании кабинета было решено просить Париж отозвать посла. Гамильтон предлагал выдворить Жене, но на эту меру президент не пошел.

Париж согласился заменить посла, но в ответ потребовал отозвать Говернера Морриса как явного роялиста.

Вероятно, в этот момент опьяневший от воздуха свободы Эдмон протрезвел. Ему стало страшно возвращаться во Францию. В стране царил кровавый якобинский террор. Правительство жирондистов, пославшее его в Америку, чуть ли не в полном составе было истреблено: кто не сложил голову на плахе, покончил самоубийством. Он попросил Джефферсона о последней услуге: ходатайствовать перед Вашингтоном о политическом убежище. Президент – хотя, надо полагать, не без колебаний – разрешил Жене остаться в США.

Эдмон уехал в Нью-Йорк, стал американским гражданином и в том же году посватался к дочери губернатора штата Нью-Йорк генерала Джорджа Клинтона Корнелии. Супруги поселились на ферме, расположенной на берегу Гудзона близ столицы штата Олбани. Корнелия умерла в 1810 году, и Жене женился во второй раз на дочери генерального почтмейстера США Сэмюжля Осгуда Марте. Его сын от первого брака Генри Жене был в 1832 году избран в законодательную ассамблею штата.

Больше Эдмон Жене ничем в истории не отличился. Он скончался на 72-м году жизни, в 1834-м. Теперь мы можем продолжить цитату графа Сегюра:

По желанию королевы, мне дали молодого человека, пользовавшегося ее покровительством, г-на Жене, брата г-жи Кампан. Он был умен, образован, знал несколько языков и был талантлив, но очень пылок. Впоследствии он был увлечен революцией и назначен партией жирондистов посланником в Американские Штаты. Там его кипучая деятельность оборвалась в попытке пошатнуть авторитет Вашингтона и дать американскому правительству более демократический характер.

Томас Джефферсон подал в отставку с поста госсекретаря в декабре 1793 года, и президент принял ее с облечением. А в ноябре 1794-го специальный посланник Джон Джей подписал в Лондоне по инструкциям Гамильтона договор о дружбе и торговле с Англией.

Воевать Америке все равно пришлось – сначала с Францией, а потом и с Англией.

Загрузить еще

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG