Ссылки для упрощенного доступа

Власть против НКО

Извиняемся, ничего нет про 22 августа. Смотрите предыдущий контент

четверг 18 августа 2016

Общественная организация "Мемориальный центр истории политических репрессий "Пермь-36" официально прекратила существование, а Музей истории политических репрессий стал музеем работников ГУЛАГа.

"Проводили конференцию. Совсем о другом. И в рамках конференции наткнулись на эти заброшенные постройки. Все посмотрели на Виктора Шмырова, наиболее опытного историка в группе", – вспоминает этот день бывший директор музея Татьяна Курсина. Это было 14 июля 1992 года. Так будущие создатели Мемориального комплекса "Пермь-36" впервые оказались на территории бывшего лагеря бывшей колонии ИТК-36. "Она поразила нас своим архаизмом, своей необычностью. Я видел не одну и не две колонии, знаю, что такое исправительно-трудовая колония 1980-х годов, но здесь я увидел нечто совершенно иное, – вспоминает Виктор Шмыров. – И возникло понимание, что это, возможно, постройки еще времен сталинского ГУЛАГа". Поиски в архивах показали, что таковыми они и были, и началась работа по реставрации и воссозданию исторического памятника, единственного в мире сохранившегося целиком лагеря сталинских времен.

В ГУЛАГе не было быта

"Лагерь был расположен на месте, которое специально выбирали, – рассказывает Татьяна Курсина, – на болоте у реки. Там всегда влажно. И во внутренней лагерной тюрьме всегда было холодно. Даже летом, когда жара под 30, в штрафном изоляторе в футболке и пяти минут некомфортно провести". А зимой стена, специально покрытая острой известкой, покрывалась инеем, и к ней невозможно было прислониться. Работа – типичная для гулаговского лагеря: пилили лес, свозили этот лес на нижний склад, готовили для того, чтобы в паводковый период сплавить его по Чусовой к Каме и в Волгу на стройки больших пятилеток. Четыре барака на 1000 человек, иногда больше, иногда меньше. В центре каждого находилась буржуйка, а по периметру располагались нары.

Пермский край был богат лагерями. В нем одновременно в заключении находились около 150 тысяч человек

"Материальная культура ГУЛАГа настолько бедна, настолько скудна, что палеолит или неолит ни в какое сравнение не идет, – продолжает Курсина. – От неолита керамики десятки и сотни тысячи экземпляров осталось. А здесь для того, чтобы собрать экспонаты, артефакты, мы проводили археологические экспедиции по территории края". Пермский край был богат лагерями. В нем одновременно в заключении находились около 150 тысяч человек. На севере края было больше сотни лагерей. Каждое лето историки организовывали экспедиции и собирали экспонаты. А в последние годы исследовали и Колымский край – артефакты для ГУЛАГа однотипны. ГУЛАГ не подразумевал быт.

Татьяна Курсина
Татьяна Курсина

"Абажуры, кружки, многие предметы быта были, например, выполнены из жести банок из-под американской тушенки. Это было сделано руками самих заключенных, – рассказывает Курсина. – Алюминиевые, подпорченные временем тарелки разных размеров, ложки, кружки, заслонки печей, решетки штрафных изоляторов – все то, что мы находили во время экспедиций, свозили в музей". В Пермском крае оригинальные нары периода ГУЛАГа найти не удалось. Их привезли из экспедиции на Колыму. По их образу и подобию создали остальные, готовились провести типологическую выставку, показывающую быт ГУЛАГа в одном из помещений барака. Но не успели. Не хватило двух-трех недель.

Три эпохи

"Чем больше мы работали в архивах, чем больше мы узнавали историю этого места, тем больше нас брала оторопь от того, с историей какого места мы познакомились, с каким огромным пластом советской истории связан этот памятник", – говорит Курсина. "Пермь-36" – не только типичный лагерь ГУЛАГа. После сталинского периода это место использовалось как место заключения для тех, на кого свалили вину за репрессии сталинских времен, а позднее, 13 июля 1972 года, в три пермских лагеря – "Пермь-35", "36", "37" переправили политических заключенных из Мордовии. Большинство из них сидели по 70-й статье – антисоветская агитация и пропаганда. И этот период продолжался с 1972 по 1987 год. В "Перми-36" была особо строгая зона, особая зона с самым жестоким режимом содержания.

Первые телевизоры появились не у охраны лагеря, а у офицеров, то есть у узников этого лагеря

"Во время второго этапа, когда здесь были сначала сотрудники НКВД, а потом просто сотрудники правоохранительных органов, которые совершили уголовные преступления, здесь все кардинально поменялось, – рассказывает Курсина. – Если туалет в эпоху ГУЛАГа был на улице, при морозах зимой до 30 и 50 градусов, то на втором этапе туалет оказался уже в теплых помещениях. В архиве мы нашли документ, из которого следовало, что когда здесь сидели высшие офицеры НКВД, то уха варилась уже не из каких-то там пересоленных и неизвестно когда доставленных в лагерь голов рыб, а из красной рыбы". Документ, который свидетельствует о таком тюремном рационе, – жалоба сидевших в "Перми-36" офицеров НКВД на то, что уха без красной рыбы – это нарушение всяких правил. Изменился и режим содержания: отбывающие наказание офицеры могли свободно гулять по территории лагеря. "Еще одна очень важная особенность, которая привела меня в состояние недоумения, – говорит Курсина, – это то, что первые телевизоры появились не у охраны лагеря, а у офицеров, то есть у узников этого лагеря в период второго этапа".

Время "политических"

К 1972 году заключенных сотрудников правоохранительных органов перевели из Перми в Нижний Тагил. Охранный периметр лагеря усилили по последнему слову техники и привезли политических заключенных. "Нарисовать вам портрет политического заключенного тех лет? Пожалуйста, – откликается Виктор Шмыров, – Михаил Борисович Мейлах. Сын знаменитого академика Бориса Мейлаха, тоже занимавшегося языкознанием. Человек, который подготовил собрание сочинения Хармса и снабдил его полным научно-справочным аппаратом, издал и передал его для издания в Германии. Пятитомник Хармса, подготовленный Михаилом Борисовичем Мейлахом, вышел в Германии в 70-х годах. Мейлах был в Стокгольме на вручении Нобелевской премии Иосифу Бродскому, поскольку он его друг чуть ли не с детства. Они вместе ездили в Москву, чтобы встретиться с Анной Андреевной Ахматовой. Вот такой человек был среди заключенных лагеря "Пермь-36", получивший 7 лет плюс 5 ссылки. Слава Богу, начались иные времена, и даже 7 лет он полностью не отбыл. Профессор Страсбургского университета, читающий лекции по филологии, по философии, был зэком этого лагеря "Пермь-36". Для меня он – знаковая величина".

Виктор Шмыров
Виктор Шмыров

Начальство лагеря подсадило к нему в камеру уголовника, который нанес ему 8 ударов отверткой

Шмыров и Курсина отыскали и собрали вместе людей, прошедших через этот лагерь. Записали их истории. Коллекция музея пополнилась их документами и личными вещами. "Например, Леонид Бородин передал – у меня даже сейчас мурашки по коже бегут, когда я вспоминаю этот момент! – свою полосатую робу, робу узника особого режима", – говорит Курсина. В августе 1985 года писатель и публицист Леонид Бородин сидел в камере с украинским поэтом и диссидентом Василем Стусом. Это были последние дни вместе в камере – Стуса поместили в карцер, 27 августа он объявил голодовку и скончался 4 сентября. Там же, в "Перми-36" чудом остался жив литовский диссидент Балис Гаяускас. Начальство лагеря подсадило к нему в камеру уголовника, который нанес ему 8 ударов отверткой. Отвертка немного не дошла до сердца.

"Из воспоминаний, из разговоров с этими людьми, большинство из которых были люди творческих профессий, из их писем я поняла, что больше всего их угнетало отсутствие цвета, – рассказывает Курсина. – Краски, которыми пользовались при окрашивании стен, помещений внутри и извне – это все было такого угнетающего темного, мрачного, психологически очень некомфортного цвета. А в бараке особого режима был еще и особый режим тишины. Из окон не было видно даже улицы. Все окна в камерах были забраны либо намордниками, специальными деревянными сооружениями, либо выходили на расположенный вплотную к зданию забор. И если на строгой зоне политзаключенные могли все-таки какое-то время находиться на улице, могли общаться друг с другом, написать письмо, то на особой зоне такой возможности не было". Политические рецидивисты или те, кто попадал по статье 70-й – антисоветская агитация и пропаганда, отбывали срок в камерах. И работали они на особой зоне тоже в камере, которая располагалась через коридор, напротив.

И о семье Романовых

В лагере репрессий под звуки советских песен рассказывают о тяжелом труде охраны, как того и добивались бывшие охранники

16 августа некоммерческая организация "Мемориальный центр истории политических репрессий "Пермь-36" официально прекратила свое существование. В 2012 году лагерь-музей, восстановленный благодаря энтузиазму и преданности группы людей, стал государственным. Потом начались проблемы: ходили разговоры о том, что это будет музей репрессий в целом, со времен Бориса Годунова до советских времен, что в нем будет экспозиция о судьбе последнего императора и семьи Романовых. Был отменен ежегодный международный форум "Пилорама", с 2005 года проходивший на территории мемориального комплекса. А потом и сама неправительственная организация была объявлена "иностранным агентом". Создателей музея больше не пускали в музей. В лагере репрессий под звуки советских песен рассказывают о тяжелом труде охраны, как того и добивались бывшие охранники, утверждающие, что в "Перми-36" были настолько "тепличные условия", что даже некоторые уголовники прикидывались "политическими", чтобы их туда поместили. Правда, такую историю советской репрессивной системы узнают единицы – посетителей в новом музее практически нет.

Из архивов Радио Свобода. Видеорепортаж из лагеря-музея "Пермь-36". Март 2015 года

Лагерь-музей Пермь - 36
пожалуйста, подождите

No media source currently available

0:00 0:02:47 0:00

"На "Пермь-36" я смотрю сейчас с двойственным чувством, – говорит Татьяна Курсина. – С одной стороны, грустно, а с другой – я чрезвычайно рада, просто невероятно рада тому, что мы потратили все усилия и все средства на ремонт памятника, на его спасение. Это было главным условием для того, чтобы памятник "Пермь-36" был внесен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Если бы не успели с ремонтом, ничто бы не гарантировало, что памятник был бы спасен. Да, нас там нет, там нет наших проектов. Все лето территория пуста. Там нет студентов-историков из "Вышки" и из университетов. Там нет постановок спектаклей, там нет "Пилорамы", там нет дискуссий. Там всего этого нет, но времена меняются. Придут другие времена, придет другая команда. И вся просветительская, образовательная работа, может быть, будет вестись еще на более высоком уровне и еще интереснее. Но все это можно будет делать только потому, потому что памятник есть".

Аня Саранг, руководитель фонда имени Андрея Рылькова
Аня Саранг, руководитель фонда имени Андрея Рылькова

Почему Фонд имени Андрея Рылькова внесли в реестр "иностранных агентов"

Фонд содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова включили в список "иностранных агентов". Сотрудники Фонда имени Андрея Рылькова помогают людям с наркозависимостью: раздают чистые шприцы и презервативы, оказывают психологическую и юридическую поддержку. Фонд выступает за заместительную терапию, которая запрещена в России.

Аня Саранг, президент Фонда имени Андрея Рылькова, рассказала Радио Свобода, как ее организация будет работать после решения Минюста.

– Минюст пояснил, почему Фонд имени Андрея Рылькова внесли в реестр иностранных агентов?

– Нет. Три года назад мы уже проходили проверку, и нас тогда не внесли в реестр. С тех пор в нашей работе ничего не поменялось. У нас те же виды деятельности и источники финансирования. У них, видимо, что-то изменилось. Весной в Саратовской области организацию "Социум", занимающуюся профилактикой ВИЧ, признали иностранным агентом по требованию прокуратуры города Энгельса. В Москве то же самое произошло с НКО “Эсверо”, которое работает в сфере снижения вреда для наркопотребителей.

– Может, на вас обратили внимание только сейчас, потому что год назад Глава Федерального центра по профилактике и борьбе со СПИДом Вадим Покровский в день памяти людей, умерших от СПИДА, публично заявил, что ситуация с распространением ВИЧ в России достигла уровня национальной катастрофы, и потребовал от властей принять меры?

Государство решило бороться с ВИЧ борьбой с профильными НКО

– После этого чиновники немного зашевелились. Медведев где-то стал выступать, предложили даже дать денег на профилактику ВИЧ. В результате бюджет на профилактику не увеличился, а те немногие организации, которые боролись с распространением ВИЧ своими силами, начали признавать иностранными агентами. Видимо, государство решило бороться с ВИЧ борьбой с профильными НКО. У нашего фонда очень скромные возможности, их недостаточно для города с населением больше десяти миллионов. После семи лет работы только сейчас мы впервые смогли позволить себе снять маленький офис. Теперь из-за того, что нас признали иностранными агентами, мы будем тратить усилия на то, чтобы строчить отчеты в Минюст. Придется расходовать силы и деньги на административную работу, возможно, даже нанимать дополнительного сотрудника. Значит, на улицах будет работать меньше волонтеров. Если нам выкатят огромный штраф, то я не знаю, как мы будем его выплачивать, у нас целевое финансирование, каждая копейка расписана. В любом случае, мы планируем обжаловать решение Минюста в суде, нам оно кажется совершенно произвольным. Надеюсь, нам не придется закрывать фонд.

– Российские гранты вы не пытались получить?

Я не умею давать откаты и не собираюсь этому учиться

– Мы подавали заявки на президентские гранты. Ни разу их не одобрили. Мне объяснили, чтобы получить такой грант, надо давать откат: по разным сведениям, от 30 до 50 процентов. Я не умею давать откаты и не собираюсь этому учиться. Бред какой-то. Кроме того, чиновникам не очень понятно, чем мы занимаемся. В нашей программе нет комсомольских акций “Барабаны против наркотиков”. Наша работа требует постоянных и планомерных усилий.

– После заявления Покровского правительство поручило Минздраву разработать национальную стратегию по борьбе с ВИЧ. Вы знаете, в каком направлении идет работа?

– Финальную версию стратегии еще не выпустили. В тексте, который мы видели, нет никакой конкретики. Только общие слова: развивать моральные ценности, ЗОЖ (здоровый образ жизни. – РС). Написано что-то еще духовное про православную церковь. Читаешь и глазам своим не веришь. Деньги на целевую профилактику ВИЧ в уязвимых группах выделять по-прежнему не планируют. Если какие-то средства на эти цели от государства перепадают по остаточному принципу, их тратят на разовые, неэффективные мероприятия.

– Например?

– Несколько лет назад Минздрав выделил деньги на тестирование и консультирование групп риска. Такая работа должна проводиться весь год, а Минздрав объявил тендер в конце октября. Когда чиновникам объясняли, что за три месяца сделать качественное исследование невозможно, они отвечали: а вы нарисуйте что-нибудь.

Аня Саранг в голландском приюте для бездомных
Аня Саранг в голландском приюте для бездомных

Мосгордума выделяет какие-то деньги на профилактику ВИЧ. Они уходят, как правило, на социальную рекламу, которая объясняет, что презервативы не защищают от СПИДа. От этого заболевания спасает только верность и воздержание. Люди, которые придумали такую рекламу, настоящие преступники. Ведь прочитав подобную информацию, подросток может подумать, зачем пользоваться презервативом, он все равно меня не защитит, и в итоге получить вирус. Я не понимаю, зачем изобретать велосипед, если есть простые и эффективные способы борьбы с распространением ВИЧ-инфекции. В первую очередь, предупреждение инфицирования в целевых группах: раздача чистых шприцов и презервативов, заместительная терапия. В европейских странах эта практика дала очень хорошие результаты. В Амстердаме среди наркоманов почти нет ВИЧ-инфицированных. В Голландии, как только вирус гепатита В стал распространяться среди потребителей наркотиков, сообщества людей с наркозависимостью стали раздавать чистые шприцы. Через какое-то время власть поддержала эту деятельность. Я сейчас учусь в Амстердаме и работаю волонтером в приюте для бездомных. Среди них много наркоманов. Им в здании приюта предоставляют комнату, чтобы они могли принимать наркотики. Если люди хотят колоться и употреблять наркотики, то лучше делать это не на улице и не на вокзале, а в человеческих условиях. Я недавно была в Таджикистане, и меня поразило, что в этой небогатой стране везде работают программы снижения вреда и заместительной терапии, есть центры помощи наркозависимым. Вроде бы такой же постсовок, но отношение к людям более человечное. Наверное, причина в том, что чиновники Таджикистана пытаются заботиться о здоровье граждан и принимают поддержку от других стран в решении социальных проблем. А Россия отказалась от помощи Глобального фонда по борьбе с ВИЧ, туберкулезом и малярией: у нас свои методы и свой особый путь.

– Как эти методы можно охарактеризовать?

Россия по масштабам эпидемии лекарственно-устойчивого туберкулеза на третьем месте после Индии и Китая

– У меня создалось ощущение, что в России считают, что тюремное заключение – единственный эффективный способ помощи человеку с наркозависимостью. Многие сотрудники силовых структур мне так и говорили: я понимаю, что этот человек не имеет отношения к наркомафии, но лучше ему пару лет провести в заключении. Мол, там он не будет колоться и не умрет от передоза. Я не думаю, что Путин с Медведевым хотят, чтобы полстраны вымерло. Но со стороны государственная политика в сфере предотвращения распространения ВИЧ-инфекции выглядит именно так. Россия по масштабам эпидемии лекарственно-устойчивого туберкулеза на третьем месте после Индии и Китая. По нашим данным, большинство людей с ВИЧ и наркозависимостью в туберкулезных больницах не могут закончить курс лечения. Потому что им в российских больницах не предоставляется наркологическая помощь.

– Ваш фонд продвигает идеи гуманной наркополитики. Что это такое?

– Мы знаем, что насилие не помогает излечиться от наркозависимости. Человеку для того, чтобы справиться с такой проблемой, нужна вера в себя, поддержка и уважение. Некоторые волонтеры Фонда имени Андрея Рылькова были когда-то нашими клиентами, часть из них продолжает употреблять наркотики. Они хорошо понимают, что нельзя внушать человеку с наркозависимостью чувство вины. Он и так постоянно терпит пренебрежительное отношение со стороны общества. Мы не принуждаем клиента бросать наркотики, не стыдим и не ставим условия. Мы спрашиваем клиента, чем мы можем быть ему полезны на этом этапе жизни. Мы готовы сходить с ним к врачу, помочь наладить отношения с родственниками. Если он сам захочет пройти лечение в реабилитационном центре, мы постараемся найти такую возможность.

– Фонд имени Андрея Рылькова работает в России семь лет. Расскажите, чего удалось добиться с момента возникновения до того, как вас признали "иностранными агентами".

За два года спасли жизни 417 человек

– За это время мы наладили связь с московской наркоулицей. Люди с наркотической зависимостью знают о нас как о ресурсе помощи. В прошлом году мы раздали профилактические материалы 5 тысячам человек. Провели больше 300 консультаций по вопросам ВИЧ и гепатита, столько же по вопросам наркозависимости. Оказываем психологическую помощь по телефону и скайпу. Мы точно знаем, что за два года при помощи раздачи налоксона и тренингов по передозировкам спасли жизни 417 человек – это только те, о ком известно наверняка. Сколько человек с нашей помощью не инфицировались ВИЧ и гепатитами, посчитать не так легко. Неплохой результат, если учесть, что мы работаем в полупартизанских условиях. Большинство людей с наркозависимостью работают или хотят работать, но не могут – из-за того, что состоят на наркологическом учете или освободились из мест лишения свободы. Они включены в экономику страны, и неправильно списывать их со счетов и отказывать в помощи.

– Вы пытались наладить отношения с московскими чиновниками?

– Сейчас с чиновниками разговаривать бесполезно. Департамент здравоохранения Москвы запретил медицинским учреждениям заниматься программами по снижению вреда. В 2009 году на Совете Безопасности выступила Голикова и сказала, что программы снижения вреда в России не нужны, потому что у нашей страны другой путь. После этого отношение Минздрава к программам снижении вреда резко изменилось. До этого Онищенко каждый год издавал постановления о необходимости внедрения программ снижения вреда, и НКО тешили себя иллюзиями, что у нас когда-нибудь будет поддержка Минздрава.

Уличная социальная работа Фонда имени Андрея Рылькова
Уличная социальная работа Фонда имени Андрея Рылькова

С чиновниками мы общаемся в суде. Например, когда ФСКН заблокировала наш сайт, мы подали в суд. Недавно одной из наших клиенток пришлось уйти из больницы, куда она попала с тромбозом, потому что там ей отказали в предоставлении наркологической помощи. Это очень типичная ситуация. Мы очень хотели подать в суд на больницу, но девочка сказала, что у нее нет сил связываться с этой системой.

– В 2015 году спецпосланник ООН по ВИЧ/СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии Мишель Казачкин сообщил, что десятки людей с наркозависимостью погибли, лишившись доступа к заместительным препаратам в Крыму, после того как Крым стал частью России. Вы знаете, что происходит с этими людьми сейчас?

– Некоторые получили возможность с помощью НКО переехать в Киев и Полтаву. Много людей погибли от передозировки, некоторые покончили с собой. Систематическую реабилитационную работу с наркозависимыми в Крыму не проводят. Я знаю, что местным наркологам запретили говорить на эту тему, поэтому точной информации ни у НКО, ни у ООН о положении в Крыму бывших участников программы заместительной терапии нет.

Загрузить еще

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG