Репортаж

Сафоново – пыльный городок между Вязьмой и Смоленском: 42 тысячи жителей, на удивление приличные дороги, несколько заводов, пара сталинских послевоенных улиц в центре, в остальном – более поздние советские коробки. Вечером в воскресенье, 18 ноября, в подъезде многоэтажного дома покончила с собой 14-летняя ученица 8-го класса Н. Тело её нашли жители дома, вызвали полицию и скорую, в кармане у девочки обнаружили записку: по словам соседей Н., она просила прощения у родных – и просила похоронить её в школьной форме.

Смотри также

Как довели до смерти Влада Колесникова

В 2017 году в России покончили с собой 692 подростка. Если исключить пристальное внимание прессы и следственных органов к моде на группы "Синий кит" в соцсети "ВКонтакте", суициды эти обычно не привлекают широкого внимания. История Н. сразу облетела федеральные СМИ: оказалось, что за какое-то время до суицида Н. написала письмо президенту Путину – через электронную приёмную. По словам Геннадия Гуренкова, заместителя главы Сафоновского района, который курирует рабочую группу по расследованию инцидента, письмо из Администрации президента спустили в Департамент образования, а оттуда направили в местную детскую больницу, где работает мама Н. Татьяна. Раньше Татьяна числилась санитаркой, однако в начале года в больнице провели реорганизацию и Татьяну переоформили в уборщицы с потерей льгот и премий. Само письмо Радио Свобода раздобыть не удалось, но, по словам Гуренкова, Н. жаловалась президенту на маленькую зарплату мамы и тяжёлое финансовое положение семьи. Через два дня после того, как письмо обсудили на пятиминутке в больнице, Н. не стало. Она никак не обозначила своего настроения, собралась в школу, попросила маму разбудить её ко второму уроку, вечером вышла погулять. Сама Татьяна перестала общаться с журналистами, с неё (совершенно незаконно) взяли подписку о неразглашении, да и дома её застать сложно: она до позднего вечера отвечает на вопросы следователей московского Следственного комитета, который взял дело на контроль. Уголовное дело завели по ст. 110 и 293 УК - доведение до самоубийства и халатность. Впрочем, Татьяна делегировала для интервью своих подруг и соседей, одна из которых, Наталья, рассказала Радио Свобода, что "мама стояла на балконе, Н. обернулась, улыбнулась и дальше пошла".

Путин не приехал

Первая версия, озвученная сафоновской независимой телекомпанией СНТ, заключалась в том, что заведующая лабораторией, в которой работает Татьяна, поставила ей на вид, что та выносит сор из избы, Татьяна поговорила с дочкой, та, вероятно, расстроилась и решила свести счёты с жизнью. В разговоре с РС главный редактор СНТ Людмила Шершнёва подтвердила эту версию, сославшись на свою приятельницу, которая работает в больнице. "Там было много шума", – рассказывала её знакомая-медик. Впрочем, соседи и родные Н. в один голос говорят, что никакого давления со стороны руководства больницы не было, письмо на самом деле обсуждалось на утренней пятиминутке, главврач Игорь Кристалинский якобы просто спросил: "А это не нашей ли сотрудницы дочка?", никаких репрессий со стороны руководства не последовало. То же рассказала РС и одна из соседок Н., которая сама работает в той же больнице. Татьяна о письме президенту ничего не знала, спросила дочь, та поначалу испугалась и ушла в отказ, но призналась вечером, впрочем, тоже без каких-либо последствий. По словам Людмилы Шершнёвой, Татьяна просто боится говорить о давлении открыто, чтобы всё-таки не потерять работу.

Впрочем, даже если у мамы и правда не было проблем на работе, нельзя точно сказать, как Н. отнеслась к тому, что ответ на её послание пришёл не ей, а главврачу – возможно, президент и в самом деле казался последней надеждой. Она даже звала Владимира Путина посетить город Сафоново, но тому вряд ли доложили об этом приглашении.

"Она такая не одна"

Н. жила с мамой и старшей сестрой в небольшой квартирке в затянутой паутиной пятиэтажке. С детства она страдала птозом – веко на одном глазу не поднималось, пришлось делать операции, Н. с детства была вынуждена носить очки. Как рассказали РС подруга и соседка семьи Н. Наталья, а также соседка Эда Митрофановна Гусева, жила семья скромно, но не в нищете. Прабабушка Н. (она умерла несколько месяцев назад) получала хорошую пенсию и всю её отдавала внучке, помимо зарплаты в 12 тыс. Татьяна получала пособие как мать-одиночка, выплаты почётного донора, компенсацию на коммунальные услуги и даже пособие как малоимущая семья (эту информацию подтвердил и Геннадий Гуренков, отказавшись назвать суммы). Летом работали на своём огороде, помогали семье и родственники в Петербурге, куда мечтала уехать покойная Н. У детей были смартфоны и компьютер, старшая сестра недавно поступила в престижный колледж в Смоленске. "Семья никак не попадала в поле зрения администрации или органов опеки, – говорит Геннадий Гуренков. – У нас пол-администрации живёт на такую зарплату".

По словам знакомых Н., она была нелюдимой, замкнутой девочкой, всё больше гуляла одна по городу, качалась на качелях, слушала музыку. На переменах тоже всё время сидела в телефоне. Сафоновская школа №2 считается престижной, в отличие от других школ, учатся там в две смены. 488 учеников, но классы не большие, в классе Н. было до 20 человек. Училась она средне – не отставала, но и "звёзд с неба не хватала". Она была освобождена от физкультуры, но иногда ходила в соседнюю спортивную школу поиграть в волейбол. Её страницы в соцсетях полны призывами написать ей, иллюстрациями из японских манг – обычные грустные страницы одинокого подростка, никаких синих китов. "Всё идёт от школы", – уверены соседи и друзья семьи Н. По их словам, Н. с младших классов травили сверстники. За закрытый глаз называли циклопом, кличка сохранилась и когда веко после операций стало подниматься. За полноту – толстой ляхой. Одноклассницы не замечали её, даже устраивали ей бойкоты, одноклассники задирали, могли обхаркать, шлёпнуть по спине или по попе, дать пинка, заставляя Н. бегать за ними. Подруга Татьяны Наталья со слов сестры Н. рассказала, как прошлой зимой трое мальчиков (фамилии двоих есть в распоряжении редакции) повалили Н. в снег и начали пинать, в это время на крыльцо школы вышла директор Ирина Никишова, сестра Н. обратилась к ней за помощью, но та якобы сказала: "Сами разберутся". Даже после смерти Н. в сети стали появляться оскорбительные комментарии.

Для матери история школьного буллинга (слова такого в Сафонове не знают, приходится каждый раз поправляться) стала сюрпризом, хотя дочь жаловалась на то, что её обижают, но, очевидно, никто не представлял масштабов катастрофы. Подруга сестры Н. рассказала с её слов, что Н. даже просила маму не ходить в школу и не жаловаться учителям, чтобы не сделать ещё хуже, но Татьяна "втихаря" пришла однажды в школу и при всех отчитала одного из парней. Видя это, Н. убежала в слезах. Травля не прекратилась. Единственной защитницей девочки была её старшая сестра, которая и сама, и со своими друзьями пыталась воздействовать на обидчиков, но безуспешно. Соседки обращают внимание, что за два с половиной месяца до гибели Н. её сестра уехала учиться в Смоленск – защищать девочку стало некому.

Директор школы Ирина Никишова от комментариев отказалась, более того, вызвала полицию на журналистов одного из столичных телеканалов, попытавшихся взять школу боем. Не удалось поговорить и с одноклассниками Н.: по словам нескольких собеседников РС, сразу после инцидента классные руководители тут же собрали детей и велели им не говорить ничего плохого про школу – травли не было, девочка была хорошая, все её любили. Геннадий Гуренков, впрочем, эту информацию опровергает: по его словам, первое собрание должно было состояться лишь вечером в день интервью – 22 ноября.

Не подтверждает Геннадий Гуренков и информацию о буллинге: по его словам, сам глава Сафоновского района Вячеслав Балалаев собрал учеников школы и подробно их обо всём расспросил – ни о какой травле речи не шло. Даже мама, по словам Гуренкова, подтвердила ему, что Н. и правда обзывали в школе, но кого ж не обзывали? "Она не одна была в очках, она не одна была полненькая, – говорит Гуренков. – Нельзя на этом заострять внимание. Про то, что они её обзывали, – кто-то это слышал? Ни один ребёнок пока не сказал. Говорят, что при общении она нормальная была абсолютно". Гуренков призывает не "назначать виновных" раньше времени, говорит, что следствие разберётся, но он уверен: директор Никишова не будет прятаться от ответственности, если на самом деле в чём-то виновата. Впрочем, помимо СК собственное расследование ведёт и рабочая группа при администрации – Геннадий Гуренков обещал ознакомить Радио Свобода с результатами её работы.

"Отслеживание детей"

По словам Геннадия Гуренкова, Н. жаловалась Путину и на то, что в школе "старые" педагоги. В то, что это значит, Гуренков вдаваться не стал, но, по словам других собеседников РС, Н. жаловалась на учительницу географии Людмилу Андрееву, которая якобы обзывала учеников недоумками и олигофренами. Обзывала, впрочем, всех, не только Н. По словам одной из учениц школы, после смерти Н. учительница подняла эту тему на одном из уроков, сказав, что у Н. были "какие-то голоса", из-за которых она и свела счёты с жизнью. "Весь класс ржал вместе с ней", – рассказывает собеседница РС (подтвердить эту информацию не удалось).

Геннадий Гуренков призывает не вешать всех собак на школу: учителя, по его словам, настолько загружены разной бюрократической работой, что у них не хватает времени на воспитание. "Давайте вникнем в суть. Что навалили на школу? Чем занимается учитель? – задаётся вопросом Гуренков. – Лет десять назад была программа по предмету, были критерии оценок, задачи. Сейчас учитель должен написать программу, адаптировать под себя, его проверяет раз в три года, раз в пять лет Обрнадзор – у вас там в программе не то слово стоит. Раз в пять лет учитель должен пройти аттестацию, ему надо написать кучу статей, участвовать в конкурсах, иначе он не подтвердит, что он учитель высшей категории. Ну снимите вы с них эти нагрузки! Вот у меня жена директор школы. Она до 11–12 часов [вечера] сидит дома, делает какие-то отчёты. Кому это надо? Вот мы говорим, что надо проверять соцсети, а классному руководителю некогда их проверять. Вот у вас в классе 15 человек – кто их будет проверять постоянно?" По словам Гуренкова, проблема кадров вообще одна из ключевых для сегодняшней школы: "Если придёшь после института, будешь получать зарплату меньше, чем эта уборщица. И кто пойдёт?"

Та же проблема касается и школьных психологов: в большинстве школ в районе, в том числе в школе №2, нет даже такой ставки, а если ставка и есть, она, скорее всего, вакантна – найти специалистов на мизерную зарплату практически невозможно, все они уезжают или в Москву, или как минимум в Смоленск. Впрочем, даже если и найти психолога, у него всё равно не будет достаточно времени на детей – из-за той же бюрократии и отчётов, убеждён Геннадий Гуренков.

На вопрос, что же делать, чтобы ситуация не повторилась, у чиновника пока нет однозначного ответа, но есть "понимание", что какие-то меры надо принимать. "Можно какую угодно бумажку написать, но я реалист, нужно реально смотреть, – говорит Геннадий Гуренков. – Мы пытаемся понять, как нужно работать и что нужно делать с соцсетями. Понять логику детей. Конечно, мы говорим, что нет штата, но как-то скоординировать усилия по отслеживанию детей, провести беседы с детьми, собрать их по интересам. Сейчас для красоты можно что угодно написать, но будет ли от этого толк?" В общем, рецепт всё тот же: следить за детьми и за интернетом.

20 ноября в Мещанском районном суде продолжился допрос Алексея Малобродского, бывшего генерального продюсера "Седьмой студии", которого, в составе "организованной группы" из режиссёра Кирилла Серебренникова, бывшего генерального директора "Седьмой студии" Юрия Итина, главного бухгалтера компании Нины Масляевой и бывшего директора Департамента государственной поддержки искусства и народного творчества Министерства культуры Софьи Апфельбаум обвиняют в хищении 133 млн бюджетных рублей, выделенных на театральный проект "Платформа".

На прошлом заседании судья Ирина Аккуратова по ходатайству адвоката Ксении Карпинской оглашала рабочую переписку Малобродского – в перечисленных судьёй файлах были и платёжные поручения на имя ИП Синельников – согласно обвинительному заключению, через ИП друга бухгалтера Масляевой Валерия Синельникова и выводились похищенные деньги. Кирилл Серебренников и Алексей Малобродский на прошлых допросах де-факто обвинили в хищении нескольких миллионов рублей саму Масляеву. Малобродский заявлял, что с Синельниковым виделся лишь однажды и никаких дел с ним "Седьмая студия" не вела.

Заседание началось с часовой задержкой: Кирилла Серебренникова привезли слишком поздно. У него, кажется, иссяк запас футболок с надписями, сегодня на чёрной футболке "просто белочка". Судья Аккуратова пытается вызвать инспектора, чтобы отругать его за опоздание, того в зале не оказывается, Серебренников вступается в защиту, как тут шутят, "ФСИН-такси": "Они стараются, ваша честь". "Стараются, да? – с недоверием завуча спрашивает судья. – Но не получается, да?" – "Ваша честь, если вы нас выпустите, мы будем сами ходить", – парирует режиссёр.

Письма с потолка

Алексей Малобродский долго объясняет, что протокол осмотра его рабочей переписки – это сбор наугад выбранных электронных писем, только часть из которых относятся ко времени, когда он работал в "Седьмой студии". Некоторые письма, к примеру, переписка с Софьей Апфельбаум – от декабря 2010 года, Малобродский тогда работал директором театра "Школа драматического искусства", Апфельбаум – в Минкульте, проекта "Платформа" не было и в помине, и Малобродский даже не был знаком с Серебренниковым. Многие письма, наоборот, датируются 2013–2014 годами, когда Малобродский работал генеральным директором "Гоголь-центра" и к "Платформе" уже отношения не имел. Генеральным продюсером "Седьмой студии" была тогда Екатерина Воронова, ещё одна обвиняемая по делу, бежавшая за границу. Впрочем, интерес к более поздней переписке может косвенным образом подтверждать давно циркулирующие слухи о новых уголовных делах, теперь уже против руководства "Гоголь-центра".

Письма никак не структурированы хронологически, перемешаны по годам и темам, некоторые представляют долгую переписку по рабочим вопросам, другие – просто отдельные сообщения без ответов, которые никак не могут иметь отношения к предполагаемым хищениям. "Я хочу обратить внимание, что это лишь часть моей переписки, может, десятая или двадцатая часть всех писем, которые я получал и отправлял в этот период, – говорит Алексей Малобродский. – (…) Понять принцип отбора невозможно. (…) Просто следствие имитировало большой объём проведённых следственных действий. (…) Но проанализировать их невозможно в силу вопиющей бесструктурности. Такое ощущение, что вопиющая неряшливость этого потока документов, она с вопиющей же тенденциозностью сочетается. А если говорить более определённым языком, с жуликоватостью". Судья Аккуратова раздражённо прерывает Малобродского, просит его говорить по делу. "Ваша честь, можно я буду следовать своей логике?" – пререкается с ней продюсер.

Алексей Малобродский обстоятельно комментирует чуть ли не каждое письмо: приобретение оборудования, покупку евро для выплаты гонораров иностранным артистам, проблемы с пропусками на "Винзавод", повышение зарплаты продюсеру Вороновой, бесконечные обсуждения, как и где можно сэкономить бюджетные деньги. В переписке Малобродский, в том числе с матом, то и дело жалуется директору Итину на главбуха Масляеву – за то, что та постоянно тянет с оплатой счетов, да и вообще он недоволен её работой.

Впрочем, самое интересное во вчерашнем заседании – это не обсуждение театральной кухни, а невероятные несоответствия между перепиской и материалами дела. Во многих письмах вложены документы, все они описаны в протоколе: договор на пяти листах, смета на трёх. Вложения из писем приобщены к материалам дела в виде пронумерованных приложений. Вот только приложения в деле в большинстве случаев не соответствуют тому, что указано в протоколе. К примеру, к одному из писем от 22 декабря 2013 года (когда Малобродский уже был гендиректором "Гоголь-центра", но активно переписывался с новым генпродюсером "Седьмой студии" Екатериной Вороновой по поводу многочисленных спектаклей "Платформы", которые шли на сцене "Гоголя") прикреплен договор на лицензионные права на спектакль "Платформы" "Отморозки", но в материалах дела такого договора нет, а вместо него под соответствующим номером идет договор на работу с артистами от 2014 года – подписанный через год после того, как было отправлено изученное следователями электронное сообщение. И так практически по всем письмам.

Чаще всего никакого видимого смысла в этих подменах нет: вместо одних договоров лежат другие. Впрочем, отсутствие некоторых из них могло играть на руку обвинению. Так, адвокат Ксения Карпинская просит судью приобщить к делу пропавшие вложения из письма от 18 мая 2012 года – авансовый отчёт, реестр расходов и штатный состав "Седьмой студии", – по факту, практически все траты за 2011 год, которые, по словам Карпинской, подтверждают, что "[наличные] деньги выдавались под отчёт разным лицам для приобретения оборудования, выплаты гонораров, что подтверждает, что эти деньги не были похищены". Прокурор не возражает, но отмечает, что непонятно, откуда взялись эти документы. Карпинская предлагает прямо в суде осмотреть вещдок – компьютер Малобродского. Компьютер решают не осматривать, судья Аккуратова ходатайство удовлетворяет.

Загадочный Синельников

В части писем Малобродский стоит в копии среди многих других людей, к примеру, в конце октября 2011 года помощница Масляевой Элеонора Филимонова отправляет своей начальнице массу финансовых документов (они есть в протоколе, но их нет в деле), как поясняет Малобродский, это, скорее всего, ежеквартальный бухгалтерский отчёт. Он стоит в копии письма, как и Юрий Итин, и другие коллеги. "Для чего мне сообщается эта информация, мне сказать трудно, – поясняет Малобродский. – Но тут ещё Итин мне пересылает это письмо, я отвечаю ему, что я посмотрел, но меня интересует чисто управленческая отчётность, а качество бухгалтерских отчётов я не могу оценивать, это не моя квалификация". По словам Малобродского, Масляева с Филимоновой либо просто ставили в копию всех, не думая, либо "это тактика размывания ответственности".

29 мая 2012 года Масляева присылает Малобродскому договор с Валерием Синельниковым на организацию спектакля "Арии". В письме нет собственно сообщения, только вложение. Малобродский на него не ответил, да и вообще на одном из прошлых заседаний сказал, что его подпись на этом договоре поддельная, он просил следствие провести почерковедческую экспертизу, но ему отказали. Да, договор есть в его почте, но он не открывал его, не читал и вообще не понимает, зачем Масляева его прислала. Второй документ с ИП Синельников из почты Малобродского – некий акт выполненных работ, в котором даже не указан подписант со стороны "Седьмой студии". Он есть в материалах дела, никем не подписан, Малобродский также утверждает, что не отвечал на это письмо и не понимает, с какой стати Масляева прислала ему этот документ без какого-либо текстового сопровождения.

Надо полагать, что, если у адвокатов не получится добиться исключения злополучного протокола из доказательной базы, эти два письма вполне могут стать в глазах судьи доказательством связи Малобродского и Синельникова. Впрочем, свои пояснения по ним должна будет ещё дать и сама Масляева, дело которой рассматривается в особом порядке.

Потерянная отчётность

Комментируя письма и отвечая на вопросы адвоката, Малобродский ещё раз подтверждает: наличность активно использовалась в "Седьмой студии". Все зарплаты, гонорары артистам и временному техническому персоналу всегда платились наличными. Он уточняет суммы окладов в 2011–2012 годах, в период, пока Малобродский работал в компании: сам он получал 100 тыс. рублей, такие же зарплаты были у Серебренникова и Итина. Масляева поначалу получала тоже примерно столько, но потом ей повысили зарплату до 150 тысяч, вообще же сотрудники "Седьмой студии" получали от 15 до 70 тыс. рублей, в среднем – 30–50. Деньги в кассе выдавала Масляева, впрочем, иногда под отчёт гонорары временных работников могли выдаваться техническому директору или его заму: к примеру, если монтаж сцены для спектакля шёл ночью и расплатиться с рабочими нужно было под утро, когда касса была ещё закрыта.

На одном из прошлых заседаний оглашалось изъятое следователями штатное расписание "Седьмой студии", согласно которому в компании было трудоустроено всего 5 человек. Малобродский заявляет, что документ – фальшивка, даже по зарплатным ведомостям видно, что на "Платформе" с первого года работало гораздо больше людей. "Подписано оно [штатное расписание] было Масляевой, там было несколько таких документов с разными датами, но ни один не соответствовал действительному положению вещей", – утверждает Алексей Малобродский. В других ведомостях он, наоборот, увидел "мёртвые души" – фамилии сотрудников, которых никогда не видел в жизни (некие Курбанов и Хромова).

Под отчёт подчинённые Малобродского получали и деньги на аренду и покупку оборудования. Впоследствии вся отчётность, как рассказала Екатерина Воронова в письме, опубликованном на "Медузе", была ею уничтожена за ненадобностью. Отчётности нет, но речь о ней постоянно идёт в переписке, Малобродский скрупулёзно указывает на вложенные реестры расходов за 2011 и 2012 годы, на зарплатные ведомости, реестры выплаты гонораров, рассказывает, как тратились деньги на "Платформе", как принимались решения – покупать оборудование или брать в аренду, брать людей в штат или нанимать на разовые работы. Судья Аккуратова внимательно следит за выступлением продюсера и за перечисляемыми документами, поправляет его, если он оговаривается, уточняет номера листов в деле.

Знаменательная встреча Кирилла Серебренникова с президентом Медведевым, которая дала старт проекту "Платформа", состоялась в марте 2011 года. Субсидию из бюджета выделять уже было поздно, но пожелания президента надо исполнять, поэтому Минкульт, по словам Малобродского, вышел с инициативой – только что созданная "Седьмая студия" должна была принять участие в федеральной целевой программе "Культура России". В сентябре 2011 года "Седьмая студия" получила по государственному контракту 10 миллионов рублей, однако затраты на "Платформу" в том же году составили более 30 миллионов. На 10 миллионов взяли в кредит в банке, ещё 6 миллионов – взаймы у Серебренникова с Итиным, все эти деньги, по словам Малобродского пошли на проект, госконтракт был выполнен полностью за исключением пары незначительных пунктов. Затраты вполне объяснимы: цех Белого на "Винзаводе", который стал домом "Платформы", был совершенно не предназначен для проведения представлений – "пустое гулкое место", как вспоминает Малобродский. С нуля создавалась и "Седьмая студия": у компании не было ни оборудования, ни штата, ни даже офиса, в наличии был творческий задор, желание делать в России современный театр и студенты Кирилла Серебренникова с экспериментального актёрско-режиссёрского курса Школы-студии МХАТ. Как поясняет Малобродский, хоть с деньгами и было туго, многие поставщики работали в рассрочку: на руках у "Седьмой студии" было постановление правительства, в получении субсидии в 2012 году никто не сомневался.

Допрос Алексея Малобродского должен продолжиться в четверг, 22 ноября. Возможно, именно в четверг адвокаты будут ходатайствовать о признании протокола с перепиской недопустимым доказательством.