Боевые действия, развязанные Россией против Украины, отодвинули коронавирусную тему на периферию информационных лент. Уже сняты практически все антиковидные ограничения, цифры статистики больше не внушают прежней тревоги. Но в Нижнем Новгороде до сих пор рассматривается дело в отношении журналистки Натальи Резонтовой, которую обвиняют в намеренной попытке заразить людей коронавирусом на оппозиционном митинге в январе 2021 года.
Ей вменяют в вину статью 236 Уголовного кодекса России, которую применяли, например, против виновных в школьных отравлениях. Однако с началом пандемии ее превратили в инструмент подавления протеста. Подробное исследование так называемых "санитарных дел" содержится в докладе "ОВД-Инфо", вышедшем в сентябре прошлого года. Его авторы тогда отмечали, что по "санитарным делам" задержаны активисты в Москве и Нижнем Новгороде. При этом москвичи получили наказание еще в прошлом году, а судебный процесс против Резонтовой начался только этой зимой, и судья никуда не торопится.
Уже полтора года Наталья живет фактически в режиме запрета на профессию. В марте прошлого года, когда было возбуждено дело, ей запретили пользоваться всеми видами телефонной связи и интернета, посещать массовые мероприятия, а с марта этого года добавили к прежним ограничениям домашний арест. Это интервью стало возможным благодаря защитникам Натальи и ее дочери Марии – только этому узкому кругу, не считая сотрудников силовых структур, можно общаться с подсудимой.
– Наталья, как ваше настроение?
– Настроение, как у всех нормальных людей, кто не может жить обычной жизнью после 24 февраля. Тут неважно, свободен ли ты, или в СИЗО, или под домашним арестом – это ничто на фоне ужаса, кошмара, слез и отчаяния. Я намеренно не пишу слово "стыд", о котором говорят многие хорошие люди сейчас. Потому что у критически мыслящих людей этот стыд появился не с 24 февраля, а много раньше.
Многие из хороших порядочных людей, кому теперь стыдно, не выходили на улицы ни против аннексии Крыма, ни против коррупции, ни против прочего беспредела; кто-то и самосожжение моей коллеги и друга Ирины Славиной считает "неоднозначным". У кого-то и Навальный "ну обидел же ветерана"! Многие и на выборы, думаю, не ходили. Среди них есть и тонкие эстеты, и не лишенные эмпатии люди. То, что случилось 24 февраля, – страшный, дикий, немыслимый, но закономерный итог "нестыда" за прошлое, проживания с ним бок о бок в своей коробочке, спокойного "делания своего дела". Это горько.
Что до моего домашнего ареста, то у меня получилось всё просто. Когда началась эта путинская "военная операция", я уже год (с 2 марта 2021 года) находилась под следствием по уголовному делу по "антисанитарной" статье за "организацию" (так настаивает сторона обвинения) митингов в период запрета массовых мероприятий из-за коронавируса.
– При этом под "организацией" следствие опять подразумевает репосты анонсов митинга в соцсетях…
– Так и есть. Местная власть и местная епархия проводили свои публичные единительно-народные, скрепно-духовные и религиозные мероприятия вереницами, но акции 23 и 31 января 2021 года, в которых участвовала я, были протестными: против коррупции и в защиту незаконно арестованного Алексея Навального. Поэтому под уголовным делом и домашним арестом я, а они на свободе.
– Как запрет на связь, на посещение мероприятий и контакты с Романом Трегубовым (это еще один фигурант дела, бывший руководитель штаба Навального в Нижнем Новгороде, сейчас за границей) в итоге превратился в домашний арест? Вы нарушили какие-то из ограничений?
– В первые же дни вступления российской армии в Украину в Нижнем Новгороде прошли протесты: и одиночные, и массовые. Участвовать в массовых акциях протеста для меня означало нарушить меру пресечения и попасть в СИЗО или под домашний арест. Но я нормальный человек, я не могла мириться и молчать. Даже стоять с плакатом – хотя это не массовое мероприятие и не требует согласования с властью – уже теперь тоже невозможно без преследования полиции.
Меня все-таки доставили дважды, 25 и 27 февраля, в отдел полиции. За желто-голубую сумку на плече и надпись на ней "Нет войне" в первый раз и за просто цвет сумки второй раз. Да, именно за цвет. Это не был даже одиночный пикет, я нигде не стояла, ни к чему не призывала. В отделе светлые полицейские головы так и сказали: цвет, мол, сумки неправильный. Но предъявить им мне было нечего, отпустили без административных протоколов.
Я, конечно, понимала, что для меня даже прогулка с желто-голубой сумкой просто так не пройдет. Рапорты о доставке дважды в отдел полиции были направлены в ЦПЭ (центр противодействия экстремизму) при полицейском главке области. А ЦПЭ направил бумажку в контролирующую меня районную инспекцию ГУ ФСИН. Причем врио начальника ЦПЭ так на голубом глазу и написал: "Сообщаю вам, что ГУ МВД России по Нижегородской области располагает информацией в отношении Резонтовой […], которая в нарушение приговора […] суда посещает и участвует в несанкционированных мероприятиях". Ну, во-первых, подполковнику полиции стоило бы различать приговор и постановление суда о мере пресечения. Во-вторых, где доказательства участия в массовых несанкционированных мероприятиях? Протоколов об административных задержаниях и моем участии (то есть нарушении) не было. Но тем не менее, ЦПЭ отправил свою кляузу даже без доказательств.
Но через две недели инспектор ФСИН вызвал меня и сообщил, что мне наденут электронный браслет слежения за перемещениями. Ты вроде остаешься свободным, передвигаешься куда хочешь, но все твои передвижения известны ФСИН. Я отказалась. Лучше сажайте под домашний арест, чем вы будете за мной следить и лезть в мою жизнь.
– Откуда вообще у ЦПЭ, ФСИН, Следственного комитета такое внимание именно к вашим постам в соцсетях, к протестной активности?
– Разумеется, и написавшие неграмотный донос полицейские, и инспекция ФСИН выполняли не свои указания, а областного министерства внутренней политики. У нас оно очень близко с силовыми органами.
В общем, 23 марта я была отправлена под домашний арест. А через два месяца, 19 мая, суд продлил мне домашний арест еще на три месяца. Вероятно, потом продлят до шести месяцев. Основания, которые представила прокуратура для продления – я, дескать, "продолжу нарушать". Что нарушать – неясно. Нарушений при домашнем аресте не было, а единственное нарушение, которое мне хоть как-то предъявили, – отказ надеть браслет слежения, но за него я уже так-то отсидела дома два месяца.
Сейчас я хожу только в пределах своей квартиры и балкона. Мне по-прежнему запрещено общение с людьми. Смысл домашнего ареста – полная изоляция. У меня к этому добавляется запрет на интернет и телефон.
У меня человек, на которого легли бытовые и прочие заботы, – моя дочь Мария Гарайс. Мы с ней одинаковых взглядов в принципиальных мировоззренческих вещах. Она молода, но уже известный человек в общественно-политической жизни региона. Я очень горжусь ей.
– Как вообще строится день человека, который уже несколько месяцев под домашним арестом и больше года лишен связи и выхода на источники информации?
– Конечно, самое трудное – потеря нормальной работы. До возбуждения уголовного дела 1 марта 2021 года у меня было два прекрасных занятия – журналистика и работа гидом-экскурсоводом. Со 2 марта 2021-го я оказалась сильно ограничена в обеих: без телефона и интернета быть и экскурсоводом, и журналистом довольно сложно. При этом все лето и осень у меня шли суды, не менее 40 заседаний по разным делам: оспаривание административных дел (у меня их было три), жалоба на недопуск адвоката в отдел полиции, иски на условия содержания в спецприемнике. Дома на стене шкафа висит график – "Уголок уголовника".
Человек, как известно, должен проходить в день семь тысяч шагов. И дышать воздухом. Тренировки дома не такой, конечно, кайф, как в моем любимом спортзале с бассейном, но вполне возможны. А воздух и свет для получения необходимого витамина D – на это, к счастью, у меня есть уютный любимый балкон. И, к счастью, балкон и окна выходят на зеленую зону, на жизнерадостно визжащий детсад. И что еще приятнее – у меня на балконе свой мини-огород. Представьте, как хорошо растениям, когда садовод никуда не уезжает и на их малейшие капризы тут же реагирует.
А еще дома любимый пес и морской свин, живущий без клетки. Морской, потому что, оперевшись на миску, как на штурвал, подолгу всматривается вдаль взглядом бывалого морского капитана, так и слышишь шум волн и скрип такелажа. В общем, есть за кем ухаживать, кого гладить и фотографировать. Еще мне удалось, как сказала моя дочь, "прокачаться" в готовке еды! И с укоризной смотрит на незаконченный натюрморт, натуру и драпировку для которого снесли со стола ОМОНовцы во время обыска 30 января прошлого года.
Лайфхак для домашних арестантов. Придумайте себе какую-то постоянную игру. Я вот пообещала, что, приходя на суды, ни разу не повторюсь. В одежде, в смысле. Пока получается!
Несмотря на запреты на интернет и телефон, прошлым летом я снова пошла на выборы. Точнее, за этим "я" большое "мы" – региональное отделение партии "Яблоко", мои друзья и сторонники, среди которых люди как со схожими, так и с различающимися взглядами, но единые в этических, гуманитарных, демократических принципах. Снова решили выдвигать меня на выборы, в 2021 году это были выборы в Госдуму. Мы с лидером местного "Яблока" Олегом Родиным приняли участие в съезде партии в Москве, где за мою кандидатуру проголосовали и одобрили.
– Возможно, вы стали раздражителем для власти как раз после предыдущих выборов, в 2020 году? Как вы сегодня оцениваете, они были успешными?
– Считаю, мы прошли выборы очень успешно, я набрала 34 процента (против прогнозов провластных политологов и СМИ об 1–2 процентов). Админресурсу удалось еле-еле выгрызть 43 процента кандидатке-"единоросске" в последние моменты голосования на паре участков.
Обслуживающие местную власть "политологи" и квазижурналисты потом поспешили "отработать", что Резонтовой, мол, на самом деле "разрешили". Что вы говорите! Так бы они и стали рисковать, давая оппозиционному кандидату (работавшему в штабе Навального в 2017-м, к тому же) набрать вровень со своим кандидатом. В общем, нелепыми постпассажами только убедили, что власть никак не ожидала такого результата и вынуждена была потом играть в "так и было задумано". Это было в 2020-м.
А в 2021 году уже была под следствием по уголовному делу и под мерой пресечения – избирательную кампанию в таких условиях проводить было очень трудно. Но несмотря ни на что, было ясно уже по первым выпускам печатной продукции и по опросам, что поддержка у меня будет большая. Поэтому власти не стали повторять свою "ошибку" предыдущего года и руками областного избиркома отказали уже на этапе регистрации кандидатом. Подослали известного в городе штатного доносчика Савинова, осужденного в свое время за убийство и участие в ОПГ, который стряпал доносы и на моих коллег, и друзей, среди них – на журналистов Ирину Славину, Александра Пичугина, на бизнесмена Михаила Иосилевича.
Эти доносы служили орудием для прокуратуры и полиции, чтобы начать травлю, административные и уголовные дела, обыски и посадки в СИЗО. В моем случае – лишить права участия в выборах. В доносе он просил избирком проверить меня на "экстремистскую деятельность" и сообщил, что я участвовала в митингах в защиту Навального и против коррупции. Предъявить мне экстремизм избиркому не удалось, но, видимо, мое конституционное право на свободу мнения комиссия сочла угрозой выборам. Председатель облизбиркома официально поблагодарила убийцу и члена ОПГ за "активную гражданскую позицию". В общем, избирком "перебдел" и вновь показал свое лицо.
– Кто сейчас помогает восполнять пробелы, узнавать, как живет город, страна, мир?
– Друзья и сторонники передают и разные газеты из тех, что еще продаются, и новости без интернета. Я журналист, могу смотреть и российские новости по ТВ без ущерба для психики. Мне важно не что говорят, а как говорят и кто говорит. Из этого можно делать выводы и прогнозы. Конечно, для работы этого недостаточно.
У меня есть телеграм-канал "Резонтова без интернета". Уже год мне помогают его вести сторонники.
– Почему, на ваш взгляд, это "санитарное" дело, в отличие от дел в Москве, так надолго затянулось?
– Не знаю, правда. Наверное, их как известных всей стране активистов, сильнее связанных и с Навальным, и с его антикоррупционными организациями, боятся всяко больше. И быстрее нужно было показательно наказать! Или добиться, чтобы уехали.
– Для чего вас вообще сажают под арест, лишают телефона и интернета на нынешней фазе дела?
– Я выше объяснила, почему изменили меру пресечения на домашний арест. Если без их казуистики – за несогласие с "позицией руководства страны", развернувшей СВО. Что касается первоначальных запретов определенных действий, то, конечно, они выбрали те запреты, с помощью которых можно попытаться заткнуть меня как журналиста. Но официально следствие ходатайствовало перед судом с очень странной формулировкой: запрет на телефон и интернет, по их словам, "предупредит возможность продолжить преступную деятельность и скрыться от следствия и суда и обеспечит возможность справедливого разбирательства по уголовному делу в разумные сроки". Тут все смешно, конечно. Каким образом запрет на телефон и интернет помешал бы мне скрыться от следствия? Или каким образом этот запрет помешал бы мне при желании передать "страшные" тайные следствия Трегубову и иным лицам?
Моё немудрящее дело тянется уже полтора года. Сшито 32 тома, обвинительное заключение толщиной в 4 сантиметра. И все это: скриншоты страниц в соцсетях, допросы больше, чем 120 свидетелей, написанные как под копирку экспертизы Роспотребнадзора.
Знаете, как начинается мое дело? Как какой-нибудь блокбастер! В далеком-далеком городе Ухань в Китае однажды случилось страшное – налетели летучие мыши и принесли гибель человечеству… И дальше страниц шесть описания ужасов пандемии и борьбы с ней российского правительства и глав регионов. Не дословно, но примерно так. И так и вижу дальше титры "Наши дни. Россия. Нижний Новгород. Январь 2021". И в кадре я, Трегубов и "неустановленные лица" с колбой черной жидкости в руках идем заражать население. И в глазах недобрый огонек.
Я уверена, что и домашний арест, и лишение телефона и интернета – это не против самой меня, я ведь не призываю ни на баррикады, ни в какие радикальности, – это против моей поддержки. Они уже убедились в ней и на выборах в 2020 году, и на попытке участия в 2021-м. А значит, власти знают и реальный рейтинг доверия себе, и свои примерные социально-политические перспективы. Я думаю, местная власть не в восторге от действий Кремля, за всё расхлебывать регионам. Но просто так плюнуть, взять и уйти они не могут, значит, должны продолжать толкать ржавое колесо. А от них требуют не экономических прорывов – это для наивного плебисцита в электоральные периоды, – а управления массами и удержания статус-кво государственного устройства. И все средства тут хороши.
– Как движется суд, в какой он стадии сейчас?
– С начала февраля идут суды. Судья Тимур Хорцев предложил собираться по четвергам. С тех пор так и повелось. "Резонтовские четверги". Иногда среды. С конца мая до конца июня был перерыв: мой основной адвокат уходил в отпуск. Сейчас заседания возобновились. До этого заслушивались свидетели. 29 июня гособвинение стало зачитывать документы и показания свидетелей, которые просит приобщить к делу. Так что пока еще все продолжается.
– Удается ли поддерживать в себе философское отношение к происходящему, зная, что дело абсолютно дутое?
– Мне вообще не приходится напрягаться что-то поддерживать в себе, потому что мне помогает большая поддержка людей. Когда к тебе на каждое заседание приходит немало друзей и сторонников; когда тебя рады видеть и это просто так, не по долгу службы, не для галочки и начальника – это дорогого стоит. Когда приносят на каждое заседание цветы, конфеты, десерты, домой передают вкуснейшие варенья, домашние пирожки и печенья, пирожные, фрукты, сгущенку, даже вышитые салфетки и даже домашние вина – не надо никакого напряжения сил и воли. Я никогда не была одна. И в каком-то смысле несу ответственность за свои шаги и свой выбор перед теми, кто мне верит. И хочу напомнить всем, как важно поддерживать того, кто оказался под политическим прессингом.
Мои друзья начали собирать ходатайства перед судом о смене меры пресечения на поручительство за меня. Подписывались знакомые и совсем незнакомые мне люди, которыми я заочно восхищаюсь за смелость. Собирали и здесь, и в Москве. Незнакомые мне люди из московского "Открытого пространства" собрали толстую пачку – даже боюсь предположить, сколько там подписей. Были и депутатские подписи, и подписи известных людей. Мне показали фото, я была ошеломлена. Но потом полицейские учинили обыск в помещении "Открытого пространства" и изъяли в том числе и поручительства за меня. Было очень жаль усилий людей.
А студенческая группа из МФТИ города Долгопрудный "Физтех против войны" просто растрогала меня теми посланиями, которые мне передали. Удивительные, потрясающие ребята! Они также передали 24 поручительства за меня.
И как можно после этого зацикливаться на себе и каких-то своих временных трудностях? Представьте, поручительства готовы были бы подписать такие люди, как рэпер Face, группа "Порнофильмы", Александр Плющев, Майкл Наки и др. Но это было бы рискованно, к их прямой подписи за меня наши правоохранители могут придраться, ведь "иностранное влияние" сейчас уже не обязательно денежный перевод, а любая поддержка из-за границы.
Все это потрясающе вдохновляет. Я уже обязана этим людям.
– Думаете ли о планах на будущее, на "после суда"? Каким оно будет, ваше будущее? Будущее города, страны?
– Не могу пока прогнозировать и тем более давать карты в руки тем, кто мне дела шьет. Надеюсь, что мы надоели друг другу взаимно. Но у них работа, ипотека, служебная иерархия. В этой системе ведь реально есть люди, для которых совершенно не ценна, непонятна и неважна свобода. Вот это беда. Но знаете, первый следователь, которому поручили мое дело и который несмотря на то, что мы по разные стороны, вызывал уважение как образованный и, по-моему, порядочный человек, вскоре уволился из СУ МВД. Нашел другую работу. Ушел из ФСИН и первый инспектор, которому поручили контролировать меня. Снял погоны и тоже нашел работу. Вряд ли это связано с моим делом, но, наверное, настало время, когда нормальным людям в силовых структурах не всё в их работе становится легко и по душе.
И еще. На днях за мной, как обычно, приехал инспектор ФСИН, чтобы везти в суд на их машине с зелеными полосами. И вот соседи (я еще не вышла из дома и не видела этого) высказали ему упреки, что, мол, хватит женщину мучить. Это как раз те небольшие вещи, которые и подкапывают под систему. Они заставляют винтики в лице исполнителей сомневаться. А совершать такие небольшие вещи можно и не выходя на пикеты и митинги, где есть риск преследования, а просто не поддерживать, не участвовать, не глушить совесть, а высказывать недовольство (как мои соседи), не участвовать в угаре мракобесия, не клеить "Z" на окна детсада и не делать того, за что, когда морок и мгла сойдут, будет неизбежно стыдно.
Я думаю, что федеральный центр за этот год потеряет свою "центральность". И экономически, и политически будут крепнуть регионы. Тут как бы естественный процесс: импортозамещаться хоть как-то – значит, искать связи горизонтальные, прежние вертикальные уже не смогут работать.
Человек, который просидев в бункере немыслимо долго, вышел из реальности, в нее не вернется. Столкновение его реальности и настоящей неизбежно. В этой стране все сильно изменится. Но самое важное ведь не только в том, кто во главе, а даже важнее – кто будут люди, ее населяющие? Примут ли цивилизационные ценности и этические нормы – что людей убивать нельзя, просто нельзя! Что в XXI веке ценны достижения для улучшения жизни, а не для ее уничтожения. Что свобода, справедливость, равенство и человеческое достоинство – не выспренные слова, а необходимость нормальной жизни. Намеренное расчеловечивание, насаждение дремучего безмыслия было слишком долгим. Безжизненной пустыни, если не случится ядерной войны, здесь точно не будет. Но какие-то цивилизационные перспективы – только при желании общества осознать все и переродиться.
