В небольшом курортном городке Торревьеха на испанском побережье Коста Бланка есть русскоязычный театр "Вега", литературный клуб "Лики" и бардовский клуб "Шхуна". Все эти проекты организовала вместе с единомышленниками правозащитница Фатима Джандосова из Казахстана.
Фатима приехала жить в Испанию в 2019 году. Причиной отъезда стали политические события, происходившие в ее родном Казахстане.
– Критическим событием для подъема активности казахстанской оппозиции стала длительная забастовка нефтяников и ее кровавое завершение. В 2011 году произошла эта трагедия в Жанаозене, расстрел мирных граждан, власть применила огнестрельное оружие, – рассказывает Фатима Джандосова. – И до сих пор никто не ответил на вопрос, кто тогда приказал стрелять. По официальным данным, там погибли 16 человек, но мы подозреваем, что на самом деле гораздо больше, может быть, около ста, ранено почти 400, а власть, как всегда, попыталась замять ответы на вопросы и реальные факты. Это произошло 16 декабря, а в январе 2012 года, спустя месяц после этого события, мы все вышли на площади городов, и моя мама Ильфа Ильясовна выступала на стихийном митинге в Алматы как один из представителей оппозиции. Она сказала очень важную вещь, которую многие тогда не решались произнести: "Рыба гниет с головы".
После этого митинга в 2012 году оппозиция каждый месяц 16-го числа собиралась около памятника Абаю – потому что в это время в Москве именно около памятника Абаю был "Оккупай Абай", даже Навальный тогда выходил. Конечно, в то время у нас продолжались аресты, посадки. Крупных оппозиционеров – таких, как Алтынбек Сарсенбаев – убивали. "Шал, кет!" ("Старик, уходи!") – даже за такую фразу сажали (Назарбаев к тому моменту уже лет 20 правил). Одного моего товарища по оппозиции, Ермека Нарымбая, именно за эту фразу посадили в 2010 году на четыре года.
Мама сказала очень важную вещь, которую многие тогда не решались произнести: "Рыба гниет с головы"
Мы с одним парнем написали песню "Жанаозен" в честь этих нефтяников, интересный получился клип на эту песню с расстрелянными рабочими, с выстрелами полиции. Собственно, с жанаозенского расстрела начался новый этап оппозиционного движения, мы везде выходили на площади и поддерживали любую активность.
Гражданское движение в Казахстане в тот период было довольно сильно связано с российским оппозиционным движением. Так, уже в 2013 году, когда я полтора года работала на научном проекте в Москве, я узнала о профсоюзном митинге памяти и солидарности с жанаозенцами в Москве и выступила там от Казахстана.
В 2016 году земельными митингами во всех городах люди стали восставать против власти, активно продвигать идею, что пора бы Назарбаеву уходить. Но при этом власть не выходила на площади и никого не слушала. Макс Бокаев и Талгат Аян возглавили мирные митинги в Атырау (бывший Гурьев – при Союзе), там собралось более 1000 человек, митинг был абсолютно мирным, с грамотными требованиями.
Причем только в Атырау аким города и Атырауской области вышел к митингующим на площадь, поговорил с людьми, все разрешилось мирно, все разошлись, но потом, в мае, наших активистов все равно арестовали и посадили на пять лет – ни за что, просто за право выйти на площадь и потребовать от властей отмены продажи земель. Возмущенные уже этими посадками правозащитников, мы стали опять выходить на площади.
К тому моменту я уже жила в Астане. У меня организовалась своя группа активисток, мы тоже выходили на акции протеста, рисовали плакаты, устраивали разные акции. Все время мы бегали от полиции, облав, и как-то я сбежала на велосипеде, другой раз – в такси, потом – укрывшись в здании международной организации. Я даже переодевалась в старушек, выходя из подъезда, – чтобы обманывать дежурящих полицейских. Такие вот "кошки-мышки" с властью. Это была игра, адреналин. К нам (с моим мужем Валерием) в квартиру постоянно захаживали полицейские, участковый: "А что вы делаете? А как вы себя чувствуете?" – "О, мы ошиблись дверью, а можно зайти в квартиру?" Мужу все это стало надоедать, он говорил: "Я очень за тебя переживаю".
Хочу рассказать один эпизод, с которого началась моя активность в Астане. В 2015 году один из известных на тот момент общественных деятелей из Алматы, эпатажный Мурат Телибеков решил баллотироваться на президентских выборах как самовыдвиженец. А там обязательная процедура – экзамен по казахскому языку. Я еду в ЦИК поддержать Мурата на экзамене и снимаю все это на камеру планшета. В кабинет, где сдают экзамены, пускали только официальные СМИ, нас было двое общественников, поначалу не пускали, но я сказала, что я блогер, и прошла. Я тихо стояла в зоне наблюдения и снимала происходящее. И вдруг секретарь ЦИКа Бахыт Мельдешев врывается в кабинет, где идет экзамен, грабастает у меня планшет и волочет меня к выходу. Я начинаю орать, цепляюсь за дверь, потому что он меня хватает довольно сильно, у меня потом даже синяки были! В итоге выставили меня за дверь.
Я переодевалась в старушек, выходя из подъезда, – чтобы обманывать полицейских
В тот день по всем телеканалам показали этот эпизод обратным ходом: то есть не меня вытаскивают из кабинета, а как будто я туда врываюсь. Какая-то блогер Джандосова пытается влезть в зал, где идет экзамен! Это был для меня такой шок! Я выставляю все это на фейсбуке, они все это стирают, жалуются, удаляют. В общем, я прогремела на всю страну как скандалистка, срывающая экзамен кандидата в президенты, хотя все было с точностью до наоборот.
После 2016 года – года, когда посадили Макса и Талгата, – по всей стране была невероятная активность самовыдвиженцев в кандидаты в депутаты, и после своей неудачи с регистрацией в кандидаты я решила обратиться за помощью в правозащитную организацию ОО "Кадір-қасиет" ("Достоинство"). Пошла к ее руководительнице, Анаре Ибраевой, – так завязалось наше знакомство. Она увидела, что я креативный человек, пригласила вступить к ним в Коалицию по защите и безопасности правозащитников. Я там начала вести сайт, потом разные проекты, потом стала секретарем этой организации, потом стала вести еще пару правозащитных сайтов, и как-то моя активность переместилась в информационное пространство. К нам домой продолжали ходить люди из КНБ, полиции, спрашивать, интересоваться… В конце концов мой муж сказал: "Давай уедем, я устал за тебя бояться". И я решила, что семья для меня важнее, что я могу удаленно вести сайты, и мы уехали.
– А до того у вас не было столкновений со спецслужбами?
– Было одно, довольно смешное, аж в 1997 году. Тогда мой дядя Мурат Ауэзов вместе с другими оппозиционными деятелями организовал движение "Азамат". Они устраивали акции на центральной площади Алматы. Как-то раз после этого пришли к нам домой пить чай. И один из лидеров "Азамата" Петр Своик говорит мне: "Можешь позвонить моей супруге и сказать, что со мной все в порядке?". Я звоню: "Это Фатима Джандосова. Не беспокойтесь, с вашим мужем все в порядке". А кагэбэшники прослушивали телефонную линию Своика (именно потому он сам и не стал звонить), и вот они начинают выяснять, кто такая Фатима Джандосова. Тогда система отслеживания адресов была еще плохо организована. Они пришли домой сначала к моему бывшему мужу. Он мне звонит: "Слушай, беги, тебя ищут какие-то люди в погонах!"
Такие вот "кошки-мышки" с властью. Это была игра, адреналин
Они тогда долго меня искали. В конце концов пришли домой, а я на работе. Звонит мама, говорит: "Приходили двое в погонах, спрашивали: "Где Фатима Джандосова?" Мама им ответила: "Она умерла – вот свидетельство о смерти!" Дело в том, что обеих моих бабушек звали Фатима, меня и назвали в их честь. Папина мама была тоже Фатима Джандосова. Так моя мама выкрутилась, и они ушли. Я тут же рассказываю это своему начальнику Лёше Барчунову, он говорит: "Беги! Ничего хорошего нет в тюрьме". Тут же звонок по внутреннему телефону. "Вы Фатима Джандосова? Вы на рабочем месте? Стойте там". А я побежала через все торговые залы нашей компьютерной фирмы – успела выскочить в другую дверь. Три дня скрывалась. Потом это преследование как-то заглохло, потому что и Мурата Ауэзова, и Своика задержали. Тем не менее у дяди в памяти осталось, что я их спасала.
– Почему вы выбрали для жизни именно Торревьеху и как вам тут нравится?
– Мне очень нравится в Торревьехе. Я хотела жить в провинциальном городе. Кроме того, в Алматы высокая конкуренция, а здесь мне проще осуществлять те творческие проекты, над которыми я думала много лет.
Мой супруг сказал: "Давай, уезжаем, я выбираю, чтобы мы жили на Средиземном море, а ты выбирай любую страну". Я выбрала Испанию, поскольку когда-то учила испанский язык, занималась фламенко. Кроме того, тут одна моя подруга работает риелтором, она нам помогла купить квартиру в ипотеку.
– Имело ли значение при выборе Торревьехи то, что там много русскоязычных?
– Имело. Мы думали, как мы будем проникать в эту среду, кто нам будет помогать: языка-то мы толком не знали. Сейчас более-менее разговорились. И, кстати, уже жалеем, что наш город русскоязычный: нам тут не с кем по-испански говорить, разве что с соседями да в магазинах. Правда, благодаря нашей организации Voluntad y Libertad (Воля и Свобода) мы иногда выходим на общение с испанцами или с другими европейцами. Торревьеха – удивительный город, тут не только русскоязычная диаспора большая, но и североевропейская, и англичан очень много.
– У вас тут несколько творческих проектов: какой из них самый любимый?
– Это наш театр "Вега". У меня давно была мечта поставить мюзикл. Здорово, что здесь нашлись единомышленники. Я предложила своим здешним новым знакомым сочинить мюзикл на тему Торревьехи. И мы сочинили и поставили свой первый мюзикл под названием "Регата Лос Локос". "Лос Локос" переводится как "сумасшедшие". Есть такая легенда, что здесь был дурдом, и один из пляжей в том районе так и называется: Пляж сумасшедших. Мой друг Эдуард Двухимённый из Алматы прочел сценарий, написал восемь чудесных песен и еще одну мелодию. Это были ковидные времена, мы в декабре 2019 года начали ставить мюзикл, а в марте объявили локдаун. Весну мы провели в репетициях онлайн. Забавно, что благодаря подготовке этого мюзикла с сумасшедшим названием нам всем удалось сохранить разум во время ковидного карантина.
Здесь был дурдом, и один из пляжей так и называется: Пляж сумасшедших
Потом мюзикл по разным причинам распался, но мы успели сыграть его два раза. Было классно, пришел народ. А у меня оставалась еще детская театральная группа. Я набрала педагогов по вокалу, хореографии, сценречи, и мы поставили мюзикл "Гадкий утенок" по Хансу Кристиану Андерсону и песням того же Эдуарда Двуимённого.
Затем я решила открывать взрослую театральную группу, люди стали ходить на мои краткосрочные курсы по пять-десять занятий, которые я назвала "Быстрый актерский старт". Сейчас, спустя пять лет, я сняла помещение (это называется "Арт-пространство "Вега"), там у меня занимаются и детская, и взрослая, и подростковая группы. Сейчас в проекте три спектакля. Совсем с маленькими (шесть – девять лет) мы ставим "Приключения Буратино, или Золотой ключик". Они такие милые, все работают, стараются. С ними занимаются педагоги-профессионалы, международная команда: Украина, Россия, Казахстан.
Один спектакль в прошлом году я ставила по своей пьесе. Я здесь написала пьесу под названием "Время такта". Это была моя реакция на начало активных военных действий в Украине. Но сама пьеса не про войну, а про наше будущее, такой футуристический сюжет, и там ставятся экзистенциальные вопросы, проблемы взаимодействия и общения людей. Пьеса имела успех, хотя в прошлом году тут было еще очень сильное разделение в обществе по политическим взглядам. Это сейчас все немного сгладилось, хотя конфликт, конечно, у всех нас еще очень болит. А тогда было разделение и внутри украинцев, и внутри русских, и между ними, полное неприятие друг друга.
Сглаживание, на мой взгляд, пошло с осени 2023 года. На уровне ощущений я связываю это с войной в Израиле. Люди, которые раньше не понимали, что произошло в Украине, вдруг стали что-то понимать на примере Израиля. Например, Испания в большей мере поддержала палестинцев: все митинги, которые мы тут видели, были в поддержку палестинцев, а не Израиля. Но при этом люди поняли, что Украина и Россия – это не единственный конфликт в мире и война – это угроза, причем мировая.
– А что вы ставите с подростками и со взрослыми?
– Подростки (до 13 лет) ставят "Алису в Зазеркалье", тоже мюзикл. Здесь потрясающая работа нашего хореографа, а Даша Нечипоренко у нас еще у нас и костюмер, она делает просто невероятные костюмы!
Еще есть молодежка, у них идет активная подготовка к спектаклю “От Добруджи до Аккермана" по ранним произведениям Максима Горького ("Макар Чудра", "Старуха Изергиль", надеюсь, что мы успеем сделать "Песнь о Буревестнике" как нечто жизнеутверждающее).
– Почему вы выбрали Горького?
– Горький все-таки был не советским писателем в начале своей деятельности, он очень был страстным, и, например, легенда о Данко очень хорошо ложится на современность. Сейчас есть общественный запрос на лидерство и на взятие ответственности на себя, а люди не очень-то хотят брать на себя ответственность. В этом смысле Данко – хороший пример: он жертвует собой, спасая людей. Мы можем сравнить его и с Алексеем Навальным, и с другими лидерами, которые берут на себя эту ответственность за судьбу народа. Есть и такие люди, как горьковский персонаж Ларра, которые полностью отвергают сообщество, и оно платит им взаимностью.
– Эти дети, подростки, молодежь – они все из разных постсовестких стран?
Данко жертвует собой, спасая людей: мы можем сравнить его с Навальным
– Да. У нас много украинцев, россиян, представлены Беларусь, Казахстан. Есть мальчик из Португалии, есть уроженцы Испании, дети, которые рождались уже здесь у русскоязычных. Это такой интернационал, и они вполне дружат между собой. База всему этому – русский язык. Он и для меня родной. Я люблю казахский язык, но не владею им так хорошо, как русским.
– То есть Казахстан в советские годы был настолько русифицирован, что там можно было жить, не зная казахского языка?
– Да. Сейчас такого, конечно, уже меньше. А в 1977 году, когда я поступала в школу, в Алма-Ате на огромный, тогда почти миллионный город была всего одна или две казахскоязычные школы. В перестройку, когда все вдруг поняли, что надо возвращать язык, педагогов и методики, стали делать школы частично казахские, частично русские. Правда, с методиками там до сих пор швах. Тем не менее казахский потихоньку восстанавливает свои права. В селах превалировало преподавание в школах на казахском, сельская школа сохранила казахский язык, учителей, и они как раз потом приехали в город, стали восстанавливать язык и культуру. А городская среда была русскоязычная. Но сейчас это более-менее восстанавливается, чему я очень рада, потому что казахский – очень богатый язык. К тому же мой дед Ильяс Джансугуров – один из великих казахских писателей, и мне всегда хотелось читать и понимать его стихи в оригинале.
– Какие еще активности есть в вашем Арт-пространстве "Вега"?
– Есть у нас бардовский клуб "Шхуна". В последнее время мы собираемся каждую неделю. Это весьма интеллигентная тусовка, мы поем хорошие песни: авторская песня, бард-рок, блюз, немного эстрады. Есть люди, которые на наших вечерах читают хорошую поэзию: как Серебряного века, так и современную. Сейчас из Украины и России сюда идет очень сильный поток, и есть место, где эти люди могут получить кусочек интеллектуального пирога. Все очень довольны.
Русский язык для меня родной
Этот бардовский клуб возник стихийно. Я сама пишу песни и пою под гитару. Мы несколько раз делали тут концерты вместе с людьми, которые тоже поют. А потом в город приехал Саша Волин из Германии и предложил в фейсбуке: "Кто хочет собираться и петь, приходите на набережную". Мы с ним познакомились, решили, что будем петь на маяке, на окончании длинного пирса – подальше от города, чтоб никому не мешать. И вот мы ходили туда с гитарами, с едой, садились на самую последнюю лавочку и пели. Года два там встречались – это был наш проект "На маяке". После того как одна из местных творческих групп взяла себе практически такое же название, и мы решили дать клубу другое имя. Так появилась "Шхуна". Стал к нам приезжать мой добрый друг, известный исполнитель авторской песни Алексей Брунов из Санкт-Петербурга, из известных бардов был Виктор Гагин. Недавно у нас выступала Рита Соловьева из Таллина. А в этом году у нас уже и свое помещение появилось (арендовали), и мы с удовольствием принимаем всех, кого к нам заносит.
Еще у нас есть литературный клуб "Лики", им руководит Лена Голуб. Она филолог по образованию, сама пишет замечательные сказки. Пара русскоязычных писателей живут прямо тут, в Торревьехе, периодически еще кто-то приезжает. Недавно был вечер, посвященный Марине Цветаевой, переводам ее стихов на европейские языки – этим занимается мой муж, Валерий Забиняк, с одной европейской коллегой.
– Когда вы начинали эту деятельность, у вас была задача объединить русскоязычную культурную тусовку или это получилось спонтанно?
– Спонтанно. Я вообще не планировала, что у меня здесь что-то будет получаться, думала, что буду сидеть на онлайн-проектах, вести здесь просто какую-то досуговую деятельность. Но каким-то образом это получается.
– На ваши концерты собираются русские, украинцы, белорусы, казахи, и все прекрасно ладят между собой. Создается впечатление, что и в политическом плане все более-менее заодно. Ну, или кто-то, у кого другие взгляды, просто молчит.
– Дело в том, что на момент начала войны в Украине я стала очень яростно проявлять свою точку зрения и вошла в большие конфликты со многими. Когда образовалась наша ассоциация Voluntad y Libertad, она выбрала своей целью именно активную поддержку Украины. Мы организовали здесь первый очень сильный митинг 24 августа 2022 года. Из-за этого я разошлась со многими, с кем дружила в тот период: с "ватниками", как их принято называть (некоторые люди, живущие тут 20–25 лет, придерживаются пропутинской позиции). Так что это было первое такое "сито", и именно поэтому в наш клуб ходят близкие к моей позиции люди: не скажу, что все однозначно, но здесь нет явной голимой "ваты" – такие просто не придут ко мне.
– На ваш взгляд, находясь в эмиграции, мы можем помочь своей родине: России или Казахстану?
Мы организовали здесь первый митинг в поддержку Украины 24 августа 2022 года
– Безусловно. Отсюда я могу свободно выражать свою точку зрения, не боясь, что за мной придут. При этом я продолжаю оставаться гражданкой Казахстана. Слава богу, сейчас и в Казахстане более либеральная ситуация, чем была при Назарбаеве: если ты не идешь на площадь и жестко не говоришь про власть, то на это могут смотреть сквозь пальцы. А то, что сейчас творится в России, конечно, переходит все границы.
Чем можно помочь? У нас сейчас есть несколько политзаключенных, которых обвинили в руководстве событиями в январе 2022 года. Для нас это был очень тяжелый год, там же тоже были погибшие. Есть журналистка Айгерим Тлеужан (El media), которая была одной из участниц шествия в аэропорт, – ее вдруг сделали лидером захвата аэропорта, сейчас собираются посадить, суд заканчивается: это вообще какой-то мрак! Арестовали Марата Жыланбаева – это великий супермарафонец, он в Книгу рекордов Гиннесса попал за то, что пересек практически все знаменитые пустыни мира бегом за короткое время. Марат стал лидером партии "Алга, Казахстан!", и его тоже посадили за то, что "состоит в чате экстремистской организации ДВК" и перечислил 500 тысяч тенге активисту ДВК. Это вообще позорище! Поменяли Назарбаева на Токаева, но по отношению к гражданам, которые независимо выражают свою позицию, власть осталась все такой же, происходят те же аресты и пытки.
Мы, например, в Правозащитном альянсе (у нас возникло после январских событий такое образование) составили три анкеты: для тех, кто был свидетелем этих событий в январе, для тех, кого пытали в результате этих событий, и для родственников тех, кто погиб. По погибшим мы уже составили и издали доклад и статистический отчет. И вот я, будучи здесь, за границей, составляла анкету, анализировала данные, делала статотчеты. Я и один правозащитный сайт продолжаю вести.
Моя основная профессия с начала 2000-х – социолог. Я до сих пор работаю в центре "Сандж". С 2008 года как эксперт участвую в оценке открытости бюджета. Есть такой международный проект, для всех стран предоставляется единая анкета на английском языке, и в результате оценивается открытость и прозрачность государственного бюджета Казахстана. Каждые два года я провожу эту работу.
– Что в последнее время происходит в общественных настроениях Казахстана, как они меняются?
– Явно нарастает недоверие власти. Активизируется молодежь. Появились новые лидеры. Во многом протест ушел в медиасферу, в соцсети, в арт-проекты. Так, Лукпан Ахмедьяров и Рауль Упоров создают документальные фильмы. Брат Лукпана, художник Асхат Ахмедьяров, создает выразительные протестные перфомансы.
В Казахстане явно нарастает недоверие власти
Недавно у нас был проект с гендерным уклоном. Роль женщины у казахов традиционно весьма высока, наши женщины не носили чадру, могли возглавлять род. Несмотря на то что у нас все почти прекрасно в законах, еще есть и дискриминация, и буллинг, и другие неприятные вещи. Очень хорошо развит женский неправительственный общественный сектор, женщины возглавляют НПО. Но в реальную власть женщин особо не пускают. Однако женщины-художницы тоже выражаются через произведения искусства: это, к примеру, творчество Алмагуль Менлибаевой.
– Вы происходите из известной казахской семьи – расскажите о ней.
– У меня три сестры и брат, мама и папа – оба дети очень известных родителей. Наш папа, Санжар Джандосов, был выдающимся политическим деятелем, членом Верховного совета Казахской ССР, министром труда. Он дружил с потрясающими людьми, весь бомонд бывал у нас. Он был очень душевный, демократичный человек, писал стихи, у него была своя любительская волейбольная команда в Алма-Ате.
В 1990-м перестроечном году папа баллотируется в Верховный совет. Назарбаев ставит его на самый русскоязычный округ Алматы, а надо понимать, что все происходит еще в напряженной обстановке – после национального восстания молодежи в 1986 году. После первого тура остается 2 кандидата из 30 – конечно, папа выходит во второй тур, но только вместе с русским, никому не известным Язиковым. Звонок Назарбаева: "Я тебе помогу, ты, главное, скажи, что будешь в моей команде". Папа отвечает: "Нет, я сам", – а отказ значит, что папа в оппозиции. Официально выигрывает Язиков, хотя у папы был перевес. Мне кажется, это очень сильно его подкосило. А потом – распад Союза.
Санджара Джандосова вскоре избрали президентом Ассоциации предпринимателей, а потом и Ассоциации фермерских хозяйств. На этом первом съезде Ассоциации фермерских хозяйств присутствовал Назарбаев, выдвинул какую-то свою кандидатуру на главу Ассоциации. Но кто-то выдвинул отца, и все фермеры проголосовали за него, то есть посмели выбрать другого человека (а папа был великолепным оратором, очень харизматичным, он покорял аудиторию). И тогда Назарбаев, видимо, понял, что это его конкурент, и у него зародилась мысль, что надо убирать конкурента. Наша семья до сих пор думает, что та авария, в которой в 1992 году погиб отец, была подстроена. И многие в Казахстане так думают.
Наша семья до сих пор думает, что та авария, в которой погиб отец, была подстроена
Экономист Санджар Джандосов очень многое сделал для страны в советское время, а после 1990 года он ушел из власти полностью и начал предпринимательскую деятельность. Установил взаимоотношения с японцами, с американцами, открыл организацию "Интертренинг". Если бы он возглавил нашу страну, то она была бы совершенно другая. Он был идеалистом, хотел построить настоящий светлый коммунизм, о котором говорили классики. И он не был карьеристом, просто справедливо относился к людям, и его карьера в конце концов состоялась независимо ни от кого, а только благодаря его лидерским качествам. Были еще несколько личностей в Казахстане, которые могли бы стать хорошими президентами, но, к сожалению, победило то, что победило.
Мама Ильфа Ильясовна Джандосова (Джансугурова) была педагогом. Ее как дочь врага народа не пустили в те вузы, куда она хотела, и она пошла в иняз, стала преподавателем немецкого. Она всегда была подмогой папе, а после его смерти понимала свою роль как человека, который должен сохранить память о нем и о своих родителях. А родители ее исключительные: и отец, и мать. Каким-то невероятным образом нашелся архив ее отца, известного казахского писателя Ильяса Джансугурова, расстрелянного в феврале 1938 года. Архив нашего дедушки считается одним из самых полных. Одну его часть сберег один энкавэдэшник, а вторую часть – другой. Один был каким-то родственником, и ему моя бабушка намеренно отвезла документы, чтобы он их хранил. А второй был некий следователь Голубятников: часть архива Джансугурова была обнаружена у него дома в 80-х годах. Именно в тот момент мама решила, что уходит со всех работ и занимается архивом родителей.
Мамин отец Иляс Джансугуров входит в легендарную "Үш арыс" – это тройка писателей, которые творили во время советской власти, но не всегда работали на эту власть. Наш дедушка был первым председателем Союза писателей Казахстана, в 1934 году он поехал в составе делегации на знаменитый съезд писателей СССР во главе с Горьким. Там он подошел к Горькому и спросил: "Как вам моя поэма про Советский Союз, про Ленина?" И Горький ему сказал: "Зачем вы пишете про СССР? Здесь есть кому об этом писать. Пишите лучше о своем, восстанавливайте ваши фольклорные вещи, корни, пишите о ваших батырах". Дед и так уже этим занимался, а тут резко переключился на это, даже ушел из Союза писателей, решил заниматься только творчеством.
В 1937-году Ильяса Джансугурова арестовали как японского шпиона и 26 февраля 1938-го расстреляли. Тогда вообще срезали всю литературную верхушку Казахстана, практически всю интеллигенцию. Второго деда, Ураза Джандосова, который устанавливал в Казахстане советскую власть, открывал вузы и так далее, решением "тройки" расстреляли 2 марта – "троцкист". Каждый день расстреливали по 20–30 человек. Приезжала "тройка" из Москвы и просто решала, что вот этих людей надо расстрелять и привести приговор в исполнение немедленно. Никаких тебе сидений, адвокатов – просто расстреливали по плановому количеству. Убили тогда лучших.
Второй дед, Ураз Джандосов, был революционером
Моя бабушка, Фатима Габитова, жена Ильяса Джансугурова, была легендарной женщиной. Многие женщины, будучи женами "врагов народа", были забиты, всего боялись, а она четко все понимала, таила ненависть к режиму, ждала его конца. Она сберегала и архив, и память о своем муже. На Съезд писателей в 1956 году ее позвали как жену реабилитированного поэта, предоставили слово. Все ждали, что она скажет: спасибо, что вспомнили, реабилитировали… В первом ряду сидят тогдашние писатели – а она выходит и с трибуны тычет в них пальцем: "Вот ты написал донос, а ты выгнал нас из дома, а ты предал нас, а ты своровал роман у моего мужа!" Она там всех разнесла! Это была настолько сильная женщина! Я пишу о ней роман.
Второй дед, Ураз Джандосов, был революционером. Кстати, в честь обоих моих дедов названы улицы в Алматы, есть памятники им. Ураз Джандосов устанавливал советскую власть в Казахстане (думаю, не всегда это было правильно и справедливо), он упоминается в романе Фурманова "Мятеж". Он был, что называется, идейным. В юные годы отец отдал его в гимназию как старшего сына: это была редкость, чтобы казахский мальчик учился в гимназии, да еще на русском языке. Закончив гимназию, дед сотрудничал с подпольными газетами, участвовал в революционных движениях. В 1921 году он стал комиссаром, его рукой подписан приказ о переименовании форта Верный в Алма-Ату. При этом он прекрасный художник.
Джандосов был наркомом просвещения, он открывал в Казахстане школы и университеты, фактически все вузы начинались под его руководством. В 1937 году его сняли с должности, исключили из партии и арестовали по обвинению в принадлежности к антисоветской организации, в 2 марта 1938-го расстреляли. Его беременную жену посадили, в тюрьме она родила долгожданную девочку, но мертвую. Потом жену Ураза выпустили и вместе со всей семьей выслали из Алматы, семья уехала в Коканд.
– В России возрождается сталинизм, ставят памятники Сталину, препятствуют сохранению памяти о жертвах репрессий. В Казахстане идет подобный процесс?
– Есть люди, которые любят Сталина, в основном среди русских. Но на официальном уровне такой риторики нет. Казахи – один из народов, которые, наряду с украинцами и немцами, очень сильно пострадали в период коллективизации. У нас был массовый голод, может быть, даже похлеще, чем в Украине. Из девяти миллионов казахов, по некоторым оценкам, четыре миллиона умерли. Это почти половина нации. Многие бежали в другие страны.
Но жизнь продолжается. Как и борьба за справедливый и лучший мир.
Мы не разглашаем имя автора этой публикации из-за угрозы уголовного преследования по закону о нежелательных организациях в России.
