- Европейский суд вынес пилотное постановление по жалобам россиянок на бездействие государства в ситуациях домашнего насилия.
- Почему лидеров ингушского протеста называют политзаключенными и что не так с "ингушским делом".
- Конституционный суд России отказался рассматривать жалобу на поправку, запрещающую наблюдателям расспрашивать заключенных о насилии и пытках.
БУДЕТЕ ПЛАТИТЬ, ПОКА НЕ ИЗМЕНИТЕ СИСТЕМУ
Европейский суд по правам человека на этой неделе опубликовал знаковое для России решение. Речь о постановлении по делу "Туникова и другие против России". Это первое в истории ЕСПЧ пилотное постановление по делу о домашнем насилии. Теперь Россия обязана изменить законодательство и правоприменительную практику по таким делам. Правозащитники ждут этого уже много-много лет.
Это первое в истории ЕСПЧ пилотное постановление по делу о домашнем насилии
Суд объединил в одном деле жалобы нескольких россиянок, признав, что каждая из них серьезно пострадала из-за бездействия государства в ситуации домашнего насилия, а Россия нарушила положения Европейской конвенции, не защитив их от насилия, не расследуя их дела и не наказывая виновных.
Вот несколько фактов, на которые обращают внимание женские неправительственные объединения. Первый: законы против домашнего насилия есть в 146 странах мира, но не в России. Второй: охранные ордера предусмотрены в законодательстве 124 стран, но не в России. Третий: Россия входит в число 18 стран, чьи законы хуже всего защищают женщин от насилия. И наконец, полиция в России часто игнорирует жалобы потерпевших на домашнее насилие, а фраза "будет труп, тогда приедем" стала символом отношения правоохранительных органов к этой проблеме.
Татьяна Саввина, старший юрист проекта "Правовая инициатива", объявленного в России иноагентом, представляла в ЕСПЧ интересы Елены Гершман, чья история, в числе прочих, легла в основу пилотного постановления Страсбурга.
Татьяна Саввина: Суд выявил системную проблему и дал четкие указания, какие меры необходимо принять государству для исправления ситуации. Это означает, что жалобы на домашнее насилие теперь будут рассматриваться судом в упрощенном и очень быстром формате, то есть это будет как бы автоматическим признанием нарушений. Это будет происходить до тех пор, пока Россия не примет 14 мер, на которые указал суд в своем постановлении.
Жалобы на домашнее насилие теперь будут рассматриваться в упрощенном и очень быстром формате
Марьяна Торочешникова: Маргарите Грачевой Страсбург назначил такую сумму, которую прежде никому из заявителей в России не назначали. Могут ли власти сейчас выплатить компенсации, но не исполнять другие предписания ЕСПЧ?
Татьяна Саввина: Россия обязана это исполнить, у нее есть обязательства. Дальше контролировать исполнение этого решения будет Комитет министров Совета Европы, где на Россию будут оказывать давление, для того чтобы она приняла эти меры.
Марьяна Торочешникова: Мне уже попадались в Сети комментарии типа: "Сейчас выйдет какая-нибудь очередная статья председателя Конституционного суда, где он напишет, что Страсбург ухватился за единичные дела, выставил Россию страной-монстром, чтобы грубо вмешаться в законодательную политику, и все это приведет к разрушению скреп, традиционной семьи". И никакого закона о профилактике бытового насилия принимать не будут.
Татьяна Саввина: Это невозможно юридически. Чтобы не исполнять решения ЕСПЧ, России нужно выйти из Совета Европы. И даже по тем двум делам, где было принято решение КС о том, что исполнение постановления ЕСПЧ невозможно, Россия частично исполняет это постановление (и по делу "Анчугов и Гладков", и по делу ЮКОСа). Кроме того, неисполнение очень дорого обойдется России: миллионы женщин будут обращаться в ЕСПЧ, и им будут присуждать деньги.
Марьяна Торочешникова: Судя по всему, теперь придется принимать закон о домашнем насилии. Вопрос в том, каким он будет, как сильно на него повлияет патриархально настроенная часть населения и удастся ли сделать его реально работающим.
Чтобы не исполнять решения ЕСПЧ, России нужно выйти из Совета Европы
Татьяна Саввина: Европейский суд указал на 14 мер, которые необходимо ввести в нашу правовую систему. В законе должно быть четкое определение домашнего насилия, включающее его разные виды и формы: физическое, психологическое, экономическое, насилие в интернете. Должно быть уголовное наказание за факты домашнего насилия. Необходимо, чтобы охранные ордера были вне зависимости от наличия уголовного дела. Дела должны возбуждаться по инициативе государства, а не по инициативе женщины. Вводятся протоколы оценок риска в делах о домашнем насилии (полицейский должен оценить, находится ли женщина в ситуации высокого риска, и тогда ее нужно немедленно изолировать от агрессора, а к нему применить срочные меры).
Марьяна Торочешникова: Не получился ли так, что депутаты, чтобы от них отстали, примут закон под названием "О противодействии домашнему насилию", но на самом деле в нем не останется ничего из этого?
Татьяна Саввина: Суд указал не на необходимость закона, а на меры, которые нужно принять. И если примут рамочный закон, не включающий эти меры, то это не будет являться исполнением решения ЕСПЧ.
Марьяна Торочешникова: Противники принятия такого закона в России постоянно говорят: "Вы подрываете традиционные семейные устои. Женщины теперь начнут шантажировать мужчин, выселять их из дома, пользуясь охранными ордерами, и обирать как липку".
Татьяна Саввина: Мы должны просто взвесить и сравнить жизнь человека и временные ограничения права пользования общим жилищем. Право на жизнь и здоровье – это наивысшая ценность.
Марьяна Торочешникова: Может ли неповоротливая государственная машина в кратчайшие сроки разбираться в деле и принимать необходимые меры?
Право на жизнь и здоровье – это наивысшая ценность
Татьяна Саввина: В других странах это работает. Это все зависит от политической воли.
Марьяна Торочешникова: Которую пока государство не особенно проявляло. Они же в своих отзывах писали, что проблема домашнего насилия в стране не так уж серьезна.
ПРИГОВОР ЛИДЕРАМ ИНГУШСКОГО ПРОТЕСТА
Задним числом объявили экстремистским сообщество, которое таковым не являлось
15 декабря лидеров протеста из-за изменения административной границы между Чечней и Ингушетией приговорили к длительным срокам лишения свободы. Суд признал их виновными в создании экстремистского сообщества и организации насилия над представителями власти. Правозащитники называют этот приговор и само "ингушское дело" политически мотивированными, а всех приговоренных 15 декабря – политзаключенными.
С нами журналистка Дарья Корнилова, которая присутствовала на большинстве судебных заседаний, куда пускали прессу.
– Дарья, буквально пару недель назад в нашем эфире вы говорили, что единственным законным исходом "ингушского дела" будет оправдательный приговор, потому что эти люди, на ваш взгляд, невиновны. Суд не разделил это мнение.
Дарья Корнилова: Это решал не судья Янис Куцуров, это решалось в Москве, в администрации президента, команды шли оттуда. Вся обвинительная логика процесса, когда абсолютно невиновных людей держат за решеткой два с половиной года, диктует и обвинительный характер приговора.
Это очень значимое дело для всей России. Сейчас задним числом объявили экстремистским сообщество, которое таковым не являлось, и адвокаты говорят об этом, представляют доказательства.
Марьяна Торочешникова: Более того, и сообщества не было, как я понимаю.
Это решалось в Москве, в администрации президента, команды шли оттуда
Дарья Корнилова: Люди даже не были знакомы между собой. То есть сначала мы имеем какие-то массовые беспорядки, людей судят по 318-й статье за нанесение тяжелых телесных повреждений представителям власти, а потом берут какую-то группу людей и объявляют их организаторами. Когда эта схема придет в другие регионы, все, кому свойственно думать, вспомнят об "ингушском деле".
Марьяна Торочешникова: Почему у вас сложилось убеждение, что подсудимые невиновны? Ведь многие россияне уверены: просто так не задерживают, нет дыма без огня.
Дарья Корнилова: Природа этого устойчивого стереотипа такова: "я-то ничего плохого не делаю, значит, я в безопасности, а кого-то посадили, значит, было за что". Таким образом люди оберегают свою психику от того ужаса и мрака, который случается рядом с ними. Пока каждый конкретный человек не столкнется с нашей так называемой "системой правосудия", люди не просыпаются.
Нет ни одного доказательства, что эти люди были знакомы между собой на момент, когда было создано "экстремистское сообщество". Не отмечены конкретные факты вхождения в это сообщество. В качестве "экстремистского деяния" им вменяют: "сломали ногу полицейскому". Но есть многочисленные свидетельские показания о том, что они успокаивали толпу, призывали спокойно разойтись. Нет никакой связи между их деятельностью и нанесенным вредом. Человек, который нанес этот вред, осужден.
Мотив "политической вражды" обвинению тоже не удалось доказать. Как может быть связан стул, пущенный в росгвардейцев (потому что те стали применять насилие по отношению к старейшинам), с мотивом "политической вражды" к Евкурову?! Все это просто притянуто за уши. Более того, нет вины, вменяемой конкретно каждому осужденному. Все обвинительное заключение носит декларативный характер: "собирались, намеревались" и так далее. Но вся логика, весь жизненный путь этих людей говорит об ином. Посмотрите на Мусу Мальсагова ("Красный Крест"), на Ахмеда Барахоева, на Малсага Ужахова, на остальных! Музейный работник Зарифа Саутиева… Боже мой, какие они экстремисты?! Они получали правительственные награды, которые приобщены к материалам дела.
Невозможно прессовать людей до бесконечности: рано или поздно это приводит к социальным взрывам
Марьяна Торочешникова: Но это не впечатлило судью даже настолько, чтобы назначить меньшие сроки, чем просил прокурор.
Дарья Корнилова: К сожалению, нет. И, конечно, в ингушском обществе огромное возмущение этим приговором. Смысл и цель этой акции совершенно непонятны. Может быть, отомстили Ингушетии за непослушание: Москва сказала "отдаем территорию" – должны были согласиться и отдать, а они вышли на улицу, стали качать права. Да, наказали народ, но будет ли это служить укреплению авторитета государственной власти и лично Путина? Думаю, нет. В конечном итоге общеполитическая ситуация в Ингушетии ухудшена. Невозможно прессовать людей до бесконечности: рано или поздно это приводит к социальным взрывам.
Никто не хочет выносить на свет свои грязные секреты
Российские колонии и тюрьмы – огромная серая зона, новости из которой с трудом доходят до внешнего мира. А сейчас пенитенциарная система все больше закрывается под предлогом защиты от коронавируса. Заключенным отказывают в свиданиях, членам наблюдательных комиссий – в доступе в колонии и изоляторы, при этом получить информацию о реальной эпидемиологической обстановке в российских зонах довольно сложно. Сложившаяся практика информационной блокады недопустима, посчитали российские правозащитники и создали проект "Серая зона", где с весны 2020 года собирают информацию о ситуации с COVID в тюрьмах и колониях и о мерах, которые ФСИН принимает для борьбы с болезнью.
Тем временем Конституционный суд России отказался рассматривать обращение бывших членов ОНК Санкт-Петербурга и Москвы, которые добивались отмены положений закона, запрещающего наблюдателям расспрашивать заключенных о насилии и пытках. Этот запрет появился в законе об ОНК в 2018 году, и теперь тюремщики вправе по своему усмотрению прерывать беседы наблюдателей с заключенными, хотя по международным стандартам такие беседы должны проходить конфиденциально.
Одну жалобу в Конституционный суд подали Яна Теплицкая и Роман Ширшов, которых в апреле 2019 года выгнали из следственного изолятора "Кресты" из-за разговора с обвиняемым по делу о теракте в питерском метро. Вторая жалоба принадлежит Евгению Еникееву, с которым произошла подобная история в московском следственном изоляторе "Лефортово".
Система ФСИН приложила большие усилия, чтобы выхолостить ОНК за 13 лет их существования
Интересы всех этих заявителей в КС представлял юрист Григорий Вайпан – он у нас на связи.
После того, как проект Gulagu.net начал публиковать архив с пытками в колониях, казалось, что государство заинтересовано сделать места заключения более открытыми, дать больше прав наблюдателям. И вот тут-то мог выступить Конституционный суд: "Да, закон необходимо поправить". А что говорят они?
Григорий Вайпан: КС ушел от исследования проблемы по существу и просто сказал, что у членов ОНК в данном случае нет никакого собственного интереса, который позволял бы им подать такую жалобу. В обоих случаях прерывания бесед речь шла о пытках, о насилии, которые подследственные пережили до попадания в СИЗО "Кресты" и "Лефортово". И вот КС сказал: "Вы наблюдаете за правами человека в изоляторах, а здесь разговор предполагалось вести о том, что произошло за стенами следственного изолятора, поэтому эта тема уже не относится к вашей компетенции". Но это очень формальное деление.
Практика ЕСПЧ прямо свидетельствует о том, что у так называемых "общественных контролеров" есть право на получение общественно значимой информации. ОНК ведь так и задумывались – как некий независимый институт, который, с одной стороны, не является частью государства, а с другой стороны, это не адвокаты тех, кто находится в системе ФСИН.
Российская пенитенциарная система все больше закрывается под предлогом защиты от коронавируса
Система ФСИН приложила большие усилия, чтобы выхолостить ОНК за 13 лет их существования, и это как раз показывает, что этот институт неудобен, он вскрывает те пороки системы, которых не замечают государственные надзорные органы. Так совпало, что запрет на определенные беседы появился в законе об ОНК летом 2018 года, спустя всего несколько месяцев после того, как члены питерского ОНК рассказали всему миру о пытках в деле "Сети". Эти факты вскрылись именно благодаря ОНК.
Марьяна Торочешникова: Никто не хочет выносить на свет свои грязные секреты. А у ФСИН России их, насколько можно понять, накопилось довольно много.
