С войсками Менелика II. Дневник похода из Абиссинии через страну Каффа на озеро Рудольфа А.К. Булатовича / Под ред. Г. В. Ижицкого. – Харьков: Литера Нова, 2021

Трудно себе представить столько противоположностей, соединенных в одном лице, как они соединены в характере абиссинца. Он похож на их природу, где пропасти, скалы, горы и равнины чередуются между собой, а холод сменяется тропической жарой. Если позволить себе немного вольное сравнение, то вот как можно характеризовать абиссинца. Он талантлив и восприимчив, как француз, по своей практичности, манере обращаться с завоеванными и по своим государственным способностям – он англичанин, по гордости – испанец, по любви к своей вере, мягкости характера и терпимости – русский, по торговым способностям – еврей, но кроме этих черт характера он очень храбр, хитер и подозрителен.

Такое афористичное описание души африканского народа принадлежит перу незаурядного русского деятеля. Александр Ксаверьевич Булатович (1870–1919) был потомственным русским дворянином и офицером, блестящим кавалеристом, путешественником и дипломатом (в Эфиопию он совершил четыре длительные поездки), православным монахом и религиозным деятелем. Журналисты и военные писали книги, статьи и фельетоны о Булатовиче уже при его жизни. Краткая беллетризованная биография Булатовича, переименованного в графа Алексея Буланова, появилась в одной из первых глав советского романа "Двенадцать стульев": Он был дерзок и смел. Он помогал абиссинскому негусу Менелику в его войне с итальянцами. Он сидел под большими абиссинскими звездами, закутавшись в белый бурнус, глядя в трехверстную карту местности. Свет факелов бросал шатающиеся тени на прилизанные височки графа. У ног его сидел новый друг, абиссинский мальчик Васька. Исправлять намеренные фактические ошибки Ильфа и Петрова я не буду, тем более что источником литературного вдохновения в равной степени послужила и повесть Льва Толстого "Отец Сергий". Кроме того, писатели сочинили финал: поражение в войне с клопами и устройство на советскую службу, тогда как Булатович не пережил Гражданской войны, о чем авторам не было известно.

В 1971 г. вышло советское научное издание абиссинских отчетов Булатовича, его редактором был востоковед И. Кацнельсон, написавший и подробный биографический очерк. Он списался с историками-краеведами для выяснения даты смерти Булатовича, а также с жившей в Канаде сестрой героя – Марией Орбелиани, которой было почти сто лет, но прожила она 107. Нынешнее харьковское издание, подготовленное историком Г. Ижицким, примечательно тем, что предлагает взглянуть на труды и дни Булатовича с четырех ракурсов. Сам редактор написал пространный очерк, в котором уделил гораздо больше места религиозной деятельности Булатовича, нежели, по понятным цензурным причинам, советский ученый. В харьковском сборнике републиковано очень редкое издание – первое, посвященное Булатовичу. Это очерк подпоручика Федора Криндача, также командированного в Африку, – "Русский кавалерист в Абиссинии" (1897, 1898). Также напечатан доклад самого Булатовича "Из Абиссинии через страну Каффа на озеро Рудольфа", читанный в Русском Географическом обществе 13 января 1899 г. (здесь надо обратить внимание на некоторое противоречие содержания сборника его названию: дневника указанного путешествия в этом издании нет). Четвертый раздел книги составили документы и публикации разных лет: деловые письма самого Булатовича, переписка военных, дипломатических и полицейских ведомств, материалы русской периодики, разыскания украинских краеведов.

Ранние годы военного советника абиссинского императора были по-своему примечательны. Александр родился в семье полковника Ксаверия Булатовича, удостоенного по личным заслугам потомственного дворянства в 1872 г. Семейная усадьба Луцыковка находилась под Сумами в Харьковской губернии. Увы, вскоре К.В. Булатович скончался, оставив вдову с тремя маленькими детьми (вторая сестра нашего героя рано умерла от тифа). Евгения Булатович переехала с детьми в Петербург, где Александр поступил в знаменитый Александровский (бывш. Царскосельский) лицей. Забавно, что на вступительных экзаменах будущий путешественник едва набрал необходимый балл по географии. Окончил Лицей он с отличными оценками и был определен в 1891 г. на службу в канцелярию по ведомству учреждений императрицы Марии с присвоением чина 9-го класса. Но через несколько месяцев зачислился рядовым в лейб-гвардии гусарский полк 2-й кавалерийской дивизии. Судя по послужному списку, Булатович обладал педагогическими способностями. Он заведовал новобранцами, фехтовальным инструктажем, полковой учебной командой, объезжал лошадей. Специальным приказом по дивизии в 1892 г. ему было разрешено носить очки "как на службе, так и вне оной". 26 марта 1896 г. был командирован на абиссинско-итальянский театр военных действий в составе русского санитарного отряда Красного Креста. Булатович сам попросился в этот отряд и тщательно готовился к экспедиции. Из частной переписки востоковеда Василия Болотова известно, что уже 27 марта к нему пришел Булатович, который хотел получить консультацию по изучению амхарского языка.

О причинах, побудивших Булатовича ехать в Абиссинию, сведений нет; зато можно говорить об интересах русского правительства в Африке. Колониальный раздел континента подходил к концу (Фашодский кризис случился как раз в интервале между второй и третьей абиссинскими миссиями Булатовича), и Российская империя хотела оказаться там хотя бы тютчевским римским оратором. Христианская Абиссиния, успешно отразившая итальянское наступление (разгром при Адуа состоялся 1 марта 1896 г., за месяц до отправки русского отряда), представлялась Петербургу идеологически естественным союзником. На расходы маленького санитарного отряда генерал-майора Н. Шведова было ассигновано 100 тысяч рублей. Отряд прибыл во французский колониальный порт Джибути. Необходимо было установить связь с правительством Менелика; срочным курьером вызвался Булатович. Его впечатляющему 350-верстному пробегу до Харара на верблюдах всего с двумя проводниками, совершенному за 90 часов, посвящен подробный очерк Ф. Криндача. Русский санитарный отряд закончил оказывать помощь раненым в октябре 1896 г. и отбыл на родину, а Булатович остался для исследования западных районов Эфиопии. На аудиенции он испросил разрешения Менелика совершить поход. Экспедиция, выступившая из Аддис-Абебы 29 октября, состояла из 17 слуг и 8 животных. В отчете Булатович скрупулезно перечисляет предметы снаряжения, походной аптечки, инструменты, одежду и подарки. Я ограничусь списком снаряжения: 1 палатка круглая абиссинской системы, 6 аршин в диаметре; 1 маленькая палатка для слуг; 1 котел для слуг, 25 фунтов; 2 походных котелка; 1 абиссинская сковорода для печения лепешек; 1 кофейник медный; 1 чайник эмалированный; 1 кружка эмалированная большая; 1 стакан эмалированный; 1 маленькая кружка; 1 пустая жестянка от спирта для воды; 4 ножа; 1 вилка и 1 ложка; 500 штук галет – подарок императора Менелика, вес около 6 пудов; 1 мешок муки ржаной, 2 пуда 5 фунтов пшенной крупы; 1 бурдюк толченого перца и муки тефа, 30 фунтов; 5 фунтов овсянки; 2 банки концентрированного молока; 1 банка какао; 5 фунтов чаю и 20 фунтов сахару; 2 фунта кофе; 5 бутылок красного вина; 1 бутылка спирта; 5 бутылок водки; 10 флаконов клюквенной эссенции; 25 кусков соли (деньги и пища), 1 пуд 10 фунтов; 400 талеров Марии Терезии; 12 фунтов свечей; 300 пачек спичек; 1 фонарь Красного Креста; 1 походная кровать Красного Креста; 1 брезент. Забегая вперед, надо сказать, что экспедиции были полны опасностей и лишений, а припасы ни в коем случае не оказывались лишними. Приведу одну из дневниковых записей Булатовича: Ни консервов, ни вина, ни кофе давно уже у меня не было. Осталось несколько коробочек бульона (Magi) на случай болезни, которыми я теперь питался, да бутылочка коньячной эссенции, которую я подбавлял по несколько капель в кипяченую воду, подсыпал туда сахарину и пил вместо чая. Опасны и разнообразны были болезни, раны и травмы. Булатович вскрывал себе нарыв на животе смоченным в сулеме ножиком; лечил солдат и слуг от кровавого поноса висмутом и касторовым маслом, а от глазных воспалений – неизвестными медицине каплями его домохозяина в Царском Селе И. Джевинского. Наравне со всеми Булатович подвергался опасностям и заслужил уважение абиссинцев. Когда он собирал свою вторую экспедицию, то к нему снова пришли слуги – участники первого похода.

Первая его экспедиция завершилась 20 марта 1897 г. приемом у негуса (императора). Булатович достиг западных границ Абиссинии и перешел реку Баро, ранее не исследованную, побывал в низовьях Дидессы и в долине Голубого Нила. Отчет 1897 г. "От Энтото до реки Баро" содержал не только дневник путешествия, но и подробное описание Абиссинии, аналогичное соответствующим разделам трудов основателей науки – Геродота, Фукидида, Аммиана Марцеллина и др. Второй отчет Булатовича – "Дневник похода из Эфиопии к озеру Рудольфа" (1900), т.е. эфиопской военной экспедиции 27 декабря 1897 – 20 мая 1898 к южным границам империи, изрядно дополнял прежний, поэтому логично характеризовать сразу оба.

Надо сказать, что представления об Абиссинии в конце XIX-го, да и в первой половине ХХ века на других континентах были поверхностными. Популярные сведения саркастически пересказал Ивлин Во, который в 1930 г. ездил в Абиссинию на коронацию Хайле Селассие как репортер: мы узнали, что абиссинская церковь канонизировала Понтия Пилата, а свежеиспеченным епископам при посвящении в сан там принято плевать на голову; что истинного наследника престола держат в горах закованным в кандалы из чистого золота; что люди там живы сырым мясом и медом; мы разыскали королевскую фамилию в "Готском альманахе" и проследили родословное древо вплоть до Соломона и царицы Савской; мы обнаружили исторический очерк, который начинался следующей фразой: "Первые достоверные сведения из эфиопской истории относятся ко времени, когда, сразу же после Потопа, царский трон занял Куш"; допотопная энциклопедия сообщила, что "формально абиссинцы являются христианами, однако, несмотря на это, их моральный уровень прискорбно низок, полигамия и пьянство распространены даже среди высших классов и в монастырях". Час от часу эта удивительная страна нравилась мне все больше.

Отчеты Булатовича отличаются куда большей фундаментальностью и правдоподобностью. Он характеризовал речные и горные системы, климат, мир животных, птиц, насекомых и растений. Встречаются любопытные подробности: абиссинцы утверждают, что гурезы (обезьяны-монахи) постятся по средам и пятницам, что они никогда не трогают посевов и питаются исключительно листьями деревьев. Во вторую свою экспедицию Булатович открыл и описал неизвестный горный хребет, разделяющий бассейны рек Оро и Собата, назвав его с высочайшего согласия хребтом Николая II.

Подробно пишет Булатович о населении империи Менелика. Он пытается оценить численность подданных негуса, используя следующие косвенные факты: 1) большая или меньшая густота галласких поселений; 2) количество обработанной земли; 3) число начальников – аба-коро в каждой области и число их помощников – аба-ланга; 4) сведения о крепостных, розданных солдатам и начальникам; 5) число войск, расположенных в данной местности. Булатович характеризует внешний вид, языковые особенности и уклад четырех основных этнических групп империи: галласов (оромо), сидамо, негров и абиссинцев (амара). В приложении к отчету 1900 г. Булатович приводит составленный им сравнительный словарь наиболее употребительных слов.

Немало сведений собрал офицер о социальных отношениях амара. Вот что писал он про семейные отношения и положение женщин. Институт семьи был крайне неустойчив; церковный брак обязателен лишь для священников, остальные жители ограничивались обыкновенно заключением или расторжением союза в присутствии двух свидетелей. Имущество делилось поровну, дети тоже. Таким образом, дети переходили из одной семьи в другую, наиболее крепкими оказывались связи братьев и сестер. Абиссинская женщина страшно кокетлива, красива, но большей частью очень мала ростом, плохо сложена и редко имеет много детей. Последнее, должно быть, благодаря очень ранним бракам. Я знал случай, где выдавали девочек семи лет, а в девять лет – сплошь и рядом, несмотря на то, что они физически были еще не совсем развиты. Положение женщины очень свободно в низшем классе и совершенно замкнуто в высшем. Ее стерегут евнухи, без громадного конвоя она двинуться не может. В высшем классе все почти женщины грамотны и даже начитанны. Очень часто важную переписку мужа ведет его жена.

Дети высшего класса отправлялись в раннем возрасте ко двору императора, где и получали образование: учились чтению, письму, богословию, военным упражнениям, игре в шахматы и на лире (багане).

О государственном устройстве империи Булатович высказывался предельно четко: Эфиопия представляет из себя единое государство, разделенное для управления между главными военачальниками, под безусловной властью царя царей, вся сила которого лежит в войске и в любви народной. Империя негусов складывалась в результате войн, и Булатович дотошно расспрашивал своих местных собеседников о политической истории земель. Хронологически наиболее близким ему оказалось покорение богатой Каффы, произошедшее как раз между первой и второй его экспедициями: Предвидя всю тяжесть предстоящего сопротивления, Тченито (король Каффы) тщательно приготовлялся к нему и деятельно принимал меры к защите страны. Главным средством борьбы он считал уничтожение хлебных запасов. Хорошо зная, что абиссинцы во время походов продовольствуются исключительно средствами края, Тченито издал приказ, которым запрещалось производить какие-либо посевы, кроме посадок кого. Он надеялся, что недостаток продовольствия принудит абиссинцев к отступлению, каффцы же, привыкшие к кого, могли питаться им одним. Что в предстоящей войне король имел в виду держаться исключительно оборонительного образа действий, видно, между прочим, из того, что на случай бегства он сам обучал свою любимую жену верховой езде. Во время второй своей экспедиции Булатович познакомился и пообщался с любимой женой плененного каффского короля, сфотографировал ее и других его женщин. Булатович вместе со своим денщиком Зелепукиным стали шестым и седьмым европейцами, побывавшими в Каффе.

Империя сколачивалась с немалой жестокостью, даже склонный приукрашивать управленческие таланты правительства Менелика Булатович отмечает, что была истреблена чуть ли не половина (!) галласов. А вот Артюр Рембо, за десять лет до экспедиций Булатовича торговавший оружие абиссинским правителям, в т.ч. Менелику, был более критично настроен: Захватив Харар, абиссинцы превратили город в смердящую клоаку: они разрушали жилища, опустошали плантации, истязали население так, как только чернокожие способны истязать друг друга. Подати из окрестных галласких земель поступали теперь только за счет набегов: абиссинцы сжигали деревни, угоняли скот, а местных жителей обращали в рабство. Но если египетские власти без труда собирали с Харара 80 тысяч фунтов, то абиссинская казна вечно пустует. Налоги, получаемые от галласов, таможенные пошлины, доходы от почты, торговли, а также все прочие прикарманивает каждый, кто только способен до них дотянуться. Городские жители бегут прочь, галласы перестали возделывать земли. За несколько месяцев абиссинцы подчистую смели все оставшиеся после египтян запасы дурры, которых должно было хватить на несколько лет. Голод и чума не заставят себя ждать ("Путешествие в Абиссинию и Харар: Господин Рембо в Хараре и в Шоа", Египетский Босфор, 25 и 27 августа 1887).

Правда, спустя недолгое время после присоединения областей к империи, администрация Аддис-Абебы постаралась сбалансировать финансовые отношения с ними. Например, король окончательно присоединенной в 1890 г. Джиммы выплачивал ежегодно 7 тысяч талеров (талеры Марии Терезии были национальной валютой империи), а также 5–7 тысяч мехов меда, 400 пудов слоновой кости, тогда как прочие доходы с земель и таможенных пошлин оставались у правителя.

Подобно многим ранним империям, Абиссиния представляла собой мощный военный кулак, о который разбилась даже европейская – итальянская армия. Булатович сообщает множество сведений о военном устройстве империи, включая даже схемы походных ордеров и бивуаков, благо вторая его экспедиция совершалась в рамках военного похода армии раса Вальде Георгиса в бассейн Нила, чтобы утвердить там эфиопские притязания в противовес английским и французским. Краткая характеристика Булатовича такова: Абиссинское войско есть абиссинский народ с его отличительными чертами – самостоятельностью и критическим отношением ко всему. Оно более развито, чем остальное население, страшно чутко и такое же стихийное. Солдат идет служить тому, кто больше всего к нему подходит, кто популярен своей щедростью, счастьем, личностью… Согласно с этим складывается весь дух войска. Бежать слабейшему не считается позором, но благоразумием. Атака вначале страшно энергична, но, отбитая, она редко повторяется. Случаев геройского самопожертвования целых частей, насколько мне известно, нет в их истории. Булатович приводит примеры приказов командующего (Вальде Георгиса) по армии: Разве мои слова – слова кухарки? Зачем убиваете безоружных и даром тратите патроны? Я не считаю героями тех, которые сегодня убивали. Я их считаю за мышей. Да не смажут они себе маслом головы и не заплетут волос в косы в ознаменование сегодняшних убийств. Соберите весь скот и пленных. Пусть каждый верный солдат, который узнает про другого, что он преступает мои приказания, убивает туземцев или отбивает скот и режет его, пусть донесет об этом мне. Ценные свидетельства военной демократии абиссинцев составляют армейские песенки-импровизации, записанные русским офицером:

– Куда идешь?
– Ставить флаги.
– Что ешь?
– Кислый фрукт.
– Что пьешь?
– Пыль.
– Что ты понесешь?
– Ружье.
– Чей ты слуга?
– Раса Заботы (прозвище Вальде Георгиса).

Поэт и кавалерист Николай Гумилев был в Эфиопии трижды и путешествовал примерно теми же маршрутами, что Рембо и Булатович. Он записал и перевел на русский язык десяток абиссинских песен, часть из них происходит из военной среды:

Нападающий воин крепок как столб,
Он накалывает людей на копье, как четки.
Когда он трогает лошадь, трусы бегут.
С ним никто не поспорит, он – как гора.
Все, что возможно собрать человеку, он собрал,
Потому что ниже неба и выше земли
Судья всем – Менелик.
Он сказал: "Делай как приказано!"
Пришла битва и был приказ
Всем стоять у императорского зонтика.
Но не все послушались, одни ушли влево.
Это были Тафаса Абайнех и Габая Гора.
Надавили на нас враги,
Сделали день как ярмарку,
Даже жен и матерей мы забыли.
Братья, скорей приходите!

Отчеты Булатовича содержат пространные описания судопроизводства, бюджета и торговли Абиссинии. Империя импортировала оружие, бумажные и шелковые ткани, крепкие напитки, а вывозила кожи, кофе, мускус, золото, воск и слоновую кость. В пчеловодстве абиссинцы или выкуривали пчел дымом от коровьего навоза, или роняли улья оземь. Для получения мускуса ловили циветтовых кошек, сажали в клетки, далее требовались усилия трех человек: один держал зверя за хвост, другой за задние лапы, третий выскабливал ложкой выделения. Страшнее всего была охота на слонов: Булатович оставил несколько подробных описаний в отчетах: Кругом с треском пылала трава, в лесу шла нескончаемая стрельба и раздавались крики ужаса или победы, а весь этот гам покрывал рев и визг обезумевших от страха слонов, бросавшихся то на одного, то на другого. Галласы уверяют, будто в такие минуты отчаяния слоны молятся богу, бросая к небу песок и траву; последнее я лично видел. Только половину седьмого кончилась охота, которая, по правде сказать, больше была похожа на бой. Никто из нас с утра не имел во рту ни кусочка пищи, ни капли воды, из ручья же пить было невозможно, он был весь красный от крови. В этот день был убит 41 слон. Пять пришлось на нашу долю (трех убил я, и двух – мои слуги). Мы потеряли пять человек убитыми: трое были раздавлены слонами, а двое погибли от наших же выстрелов.

Истинный колонизатор и будущий православный подвижник, Булатович уделил в своих путешествиях и описаниях внимание и христианской церкви абиссинцев, а в последнем своем африканском путешествии он вел переговоры (безуспешные) об основании скита афонских монахов в Эфиопии. Абиссинцы были монофизитами, т.е. с точки зрения Русской церкви – раскольниками. Церковь обладала немалым влиянием и могуществом, ей принадлежала примерно 1/10 часть земель империи. Обряды не были лишены устрашающей оригинальности, достаточно обратиться к описанию крестного хода: В середине большого круга – запевала, громадного роста галлас со зверским лицом. Хор с неистовством повторяет припев, и галласы затылком друг к другу, составляя тесный круг и держа отвесно копья, подпрыгивают в такт. Запевала в полном экстазе, на губах у него пена. Он подскакивает то к одному, то к другому и метит в него копьем, так и кажется, что он не удержится и копье вонзится в тело… После троекратного крестного хода вокруг церкви был произведен залп из всех ружей, и священник вошел в церковь.

К сожалению, из-за болезни и занятости Булатович не составил отчета о своей третьей африканской командировке (май 1899 – февраль 1900). По пути в Аддис-Абебу Булатович встречался с Маршаном, командующим французским отрядом, захватившим ненадолго Фашоду осенью 1898 года, и тот сообщил о намерениях англичан занять бассейн Голубого Нила в районе озера Рудольфа. Миссия Булатовича состояла в рекогносцировке и организации обороны приграничных областей на случай английского вторжения. Он представил доклад лично Менелику, о котором доносил главе русской дипмиссии П. Власову: Когда я стал выяснять беззащитность западных границ, делающую для англичан захват земли Джоти очень легким, император возразил: "Да разве мы все умерли, что пустим их?" Когда я стал приводить доказательства, что при теперешнем положении дел не пустить англичан он не в состоянии, император, сильно раздражившись, вернее, обидевшись, стал возражать мне, что ничего подобного нет, что у него там и войск много, которые не пустят англичан, что и сам он немедленно соберет войска и поспеет вовремя в Уалагу (6 января 1900). "Твои советы исходят от сердца", – говорил Менелик Булатовичу, имея в виду не только его искренность, но и горячность. Впрочем, нам не стоит переоценивать тогдашнюю английскую угрозу. Британская империя только в 1898 г. разгромила в Судане фундаменталистов – махдистов, а очаги сопротивления там еще тлели. Только что произошло шаткое размежевание в Африке с французами. Главное, что назревала и осенью 1899 г. началась тяжелая Бурская война. Так что не в британских интересах было вступать в явно долгую и кровопролитную борьбу еще и с войсками Менелика.

Александр Булатович завершил свою очередную, можно сказать, ежегодную абиссинскую миссию весной 1900 года, но в следующий раз вернулся туда десять лет спустя. Не успел он вернуться из командировки, как в июне 1900 года был отправлен на Дальний Восток в части Забайкальского казачьего войска. Там Булатович находился целый год и принял деятельное участие в сражениях периода т.н. Боксерского восстания в Китае. Он возглавлял кавалерийские отряды во множестве разведывательных и наступательных операций русского Квантунского контингента, действовал на территориях Китая и Монголии. Известность получила успешная операция по освобождению французского миссионера – священника Лаверьера, в ходе которой Булатович получил ранение (сентябрь 1900). Два года спустя он получил Кавалерийский крест Ордена Почетного легиона. Вернувшись в свою 2-ю Кавалерийскую дивизию, Булатович командовал эскадронами в звании ротмистра. В декабре 1902 г. оставил должность и был зачислен в резерв, а в марте 1906 г. уволился в отставку.

С Булатовичем произошла радикальная метаморфоза. Он познакомился с Иоанном Кронштадтским и постригся в монахи. Говорить о мотивах его отшельничества можно очень приблизительно. Вероятно, повлияло дальневосточное жестокое кровопролитие. Если в Африке Булатович был преимущественно военным советником, путешественником и дипломатом, то в Китае оказался в самой гуще изуверских схваток. И русский крестоносец предпочел продолжить свой поход без оружия. В 1906 г. он поселился в скиту одного из монастырей на Афоне (Ватопедском). Кажется, с ним на Афон прибыли и несколько его бывших солдат. На Афоне о. Антоний (так теперь именовался Булатович) не утратил прежней мирской пылкости и увлеченности и скоро включился в религиозную полемику между имяборцами и имяславцами (имябожцами). Вспыхнула она после публикации труда схимонаха Илариона (Домрачева) "На горах Кавказа" (1907), в которой утверждалась божественная сущность имени Христа – имя Божие есть сам Бог. Антоний (Булатович) и многие афонские схимники приняли сторону имяславцев. Но в августе 1913 г. Синод Русской церкви признал учение о. Илариона еретическим, а книгу его – неправославной. Русские афонские монахи, державшиеся имяславия, полгода сопротивлялись. Их отлучили от церкви, держали в блокаде, а летом 1913 г. русские армейские подразделения насильно вывезли 620 афонских монахов на родину. Сам Булатович еще раньше, в феврале 1913 г., прибыл в Петербург для защиты учения имяславия. После его официального осуждения он вернулся в семейную Луцыковку, по сути, на пепелище. Усадьба и большинство пристроек были сожжены крестьянами в 1906 г., и мать Булатовича жила в городе. Обстоятельства жизни гусара-монаха в 1913–1914 гг. достаточно известны благодаря учрежденному над ним полицейскому надзору. В сборнике Ижицкого опубликованы некоторые донесения Лебединского уездного исправника. Перед своим приездом Антоний (Булатович) попросил удалить из имения всех женщин. 20 августа 1913 г. был заложен маленький двухэтажный домик, где Булатович и поселился. У него подолгу останавливались бывшие афонские монахи, он рассылал почтой брошюры, посвященные спору об имени Божьем, писал о реабилитации имяславцев императору Николаю; иногда к нему приезжали репортеры. Известно, что у Булатовича неуклонно ухудшалось зрение. Очки ему разрешили носить армейским приказом еще в 1892 г., вернувшись в Луцыковку, он часто находился в сумраке помещений, иногда не переносил даже лунного света. Тем не менее, с началом Великой войны он поступил уже в августе 1914 г. в действующую армию, где служил священником полковых отрядов Красного Креста. Был награжден Георгиевским крестом за оказание медицинской помощи и отпевание умирающих под огнем. По болезни покинул фронт в ноябре 1916 г. Булатович возвратился в Луцыковку почти одновременно с началом Революции. Теперь уже имяславцы гонениям не подвергались, и порой о. Антоний служил в местной церкви и произносил проповеди. Опрошенные в 70–80-е гг. местными краеведами старики рассказывали, что проповеди Булатовича пользовались успехом у женщин. 6 декабря 1919 г. он был обнаружен застреленным у себя дома. Местные жители считали причиной убийства попытку ограбления. Много лет спустя говорили, что бандитов скоро нашли, расправились с ними, а трупы спустили под лед речки.

Итак, необычный русский крестоносец закончил свою жизнь в полном одиночестве и, кажется, не выпустив из рук креста. Абиссинская его эпопея завершилась в 1911 г., когда он снова оказался в Аддис-Абебе, будучи афонским схимонахом. Официально Булатович прибыл, чтобы попробовать получить разрешение основать афонскую обитель в Абиссинии. Неофициально же русские дипломаты хотели с помощью Булатовича, лично знакомого с Менеликом, удостовериться, жив ли император вообще. Менелик несколько лет не показывался на публике, перед тем тяжело болел. Во многих европейских ведомствах подозревали, что император уже скончался, а группа родственников и приближенных попросту продолжала править Абиссинией от его имени. Поверенный в делах русского посольства Б. Чемерзин сообщал своему министру в декабре 1911 г.: Допущенные наконец к больному, о. Антоний со своим спутником отслужили молебен, окропили и даже растирали тело императора святою водою и елеем, прикладывали иконы, но никакого улучшения в состоянии здоровья не достигли. Единственным результатом их посещения было то, что с очевидностью установлено, что император жив, и что все слухи о подмене давно скончавшегося похожим на него абиссинцем ложны. Таким образом Булатович попрощался с эфиопским императором, которого он знал в зените его славы и могущества, советником и гостем которого был. Надо полагать, что произошла у Булатовича и еще одна встреча. Во время похода к озеру Рудольфа он подобрал трехлетнего мальчика, скорее всего, из племени масаи. Ребенок истекал кровью, его изранили (кастрировали) солдаты Вальде Георгиса. Булатович выходил малыша, назвал его Василием, забрал с собой в Россию, отдал учиться. Когда Булатович постригся в монахи, то Василия отправили в Абиссинию. Он поступил на службу к расу Микаэлю, отцу наследника абиссинского престола Лиджа Иясу (рас Микаэль был женат на одной из дочерей Менелика). Василий служил учителем и переводчиком. После свержения Иясу в 1916 г. рас Микаэль содержался под домашним арестом до своей смерти. Следы Васьки теряются. Борьба за власть в империи продолжалась до коронации в 1930 г. Хайле Селассие (раса Тафари), на которой был Ивлин Во (с 19-летним будущим императором успел еще познакомиться Николай Гумилев).

Российские, а потом и советские правители утратили интерес к далекой африканской империи. Возродился он лишь в середине 1970-х годов, когда последнего императора Хайле Селассие свергли силы, провозгласившие свою приверженность социалистическим идеям. В 1977 г. фактический тиран Эфиопии Менгисту Хайле Мариам приехал с официальным визитом в Москву и договорился о масштабной помощи, и устроил по возвращении "красный террор". Эфиопия была буквально завалена советским вооружением, еще и теперь путешественники могут видеть в Эритрее и Эфиопии кладбища советских танков и прочей военной техники.

Всего этого не застал Булатович, который, вопреки своей биографии, кажется, был склонен к одиночеству и созерцательности. Надо полагать, что он нашел их в отшельничестве, но мог достигать и прежде, путешествуя при оружии: Безлунная черная тропическая ночь была теперь в полной силе своей таинственной красоты. Жутко было чувствовать себя совершенно одним, затерянным среди неведомой, враждебной земли. Признаков близости отряда не было никаких, и я тщетно старался среди ночных звуков разобрать рев осла. Напрасно… только слон ломился в лесу сквозь чащу да с реки доносился рев гиппопотама и пронзительный крик ночной птицы. Опустившись на землю и крепко привязав к руке поводья, я прислонился к высокому холму, построенному термитами, и задремал.