После ареста Игоря Стрелкова-Гиркина в публичном пространстве развернулась странная дискуссия: считать ли арестованного политзаключенным? Никто не отрицает, что обвинение Стрелкову носит политический характер, но называть его политзаключенным не всем нравится. Почему? Проблема с определением "политзаключенный" не лингвистическая и не правовая, это проблема ментальная. Я бы даже сказал, экзистенциальная. В общественном сознании глубоко укоренилась мысль о том, что политзаключенный по определению человек достойный, заслуживающий всяческих похвал и общественного внимания. Это навеяно драматичной российской историей и особенно советским временем. Это принимается без доказательств и как бы не нуждается в разъяснениях.
Между тем периодически возникают споры, считать ли того или иного заключенного политическим. Так было с Михаилом Ходорковским, который в своё время нарушил внутрицеховые правила, установленные Владимиром Путиным и его окружением, за что подвергся несправедливому преследованию. С того момента, как патронаж над делом ЮКОСа стал осуществлять президент и правительство, дело это перестало быть внутрицеховым и межличностным, а стало политическим. Не потому, что Ходорковский был политическим противником Путина, а потому, что использование первыми лицами государства и высшей судебной властью закона не в интересах правосудия является действием политически мотивированным, посягающим на политическую конструкцию государства.
Алексея Навального "Международная амнистия" то признавала узником совести, то отзывала это признание, хотя он был явно арестован за ненасильственные действия и дело его было политическим. Прежние высказывания Навального, отнюдь не либерального толка, повергли "Междунеародную амнистию" в смятение и нерешительность. Бориса Стомахина все, включая "Мемориал", отказывались считать политзаключенным, хотя он был неоднократно осужден исключительно за свою публицистику.
Разве наши симпатии – непременное условие для признания арестанта политзаключенным?
Во всех этих случаях споры возникали из-за того, что арестованные не соответствовали "правильному" образу политзаключенного. Ходорковский до своего ареста органично вписывался в созданный Путиным режим, не подвергал сомнению его политическую целесообразность и законность. Навальный когда-то высказывался в националистическом духе и одобрял войну с Грузией. Стомахин проклинал Россию и призывал кары небесные на весь народ, не делая исключений для немощных стариков и неразумных младенцев. Всё это и правда малосимпатично, но разве наши симпатии – непременное условие для признания арестанта политзаключенным? Они обязательно должны нам нравиться? Высказывать публично любые политические взгляды, не призывая к прямому насилию, – это законное право свободного человека. Если человек за это подвергается репрессиям, значит, он политзаключенный. Кстати, и Навальный, и Ходорковский признали Стрелкова-Гиркина политзаключенным.
Может быть, имеет смысл вернуться к истокам определения политики. Это понятие было введено в IV веке до н. э. Аристотелем, который определял политику как искусство управления полисом, то есть государством. В соответствии с этим, всякое действие, посягающее на порядок управления государством, есть действие политическое. А люди, которых за такие действия лишают свободы, становятся политзаключенными. Для признания человека политзаключенным неважно, какова идеология и характер его действий; важны намерения этого человека и мотивы его преследования государственной властью. Среди политзаключенных могут быть умницы и герои, а могут быть мерзавцы и враги человечества. Политзаключенными в своё время были Владимир Ленин и Адольф Гитлер. Кто замолвит за них доброе слово? Но сидели они в тюрьмах за политическую деятельность, за попытки изменить порядок государственного управления.
Пора прекратить воспринимать политзаключенных как членов некоего избранного ордена. Они все разные. Более того, одни и те же люди могут быть и преступниками, и политзаключенными. Закоренелый уголовник может высказаться против власти (достаточно много случаев), получить политическое обвинение и стать политзаключенным. И наоборот: заслуженный оппозиционер может оказаться педофилом или мошенником и получить справедливое обвинение в уголовном преступлении. Советский палач Лаврентий Берия в 1953 году был арестован и расстрелян по фальсифицированному политическому делу. Стрелков-Гиркин, виновный в смерти 298 пассажиров и членов экипажа малайзийского "Боинга", арестован сейчас по очевидному политическому обвинению. Разумеется, он не только уголовник, осужденный за массовое убийство, но и политзаключенный, арестованный за политические высказывания. Арестованный на днях политолог Борис Кагарлицкий, которого называют советским диссидентом, в 1980-х годах отличился сотрудничеством с КГБ, давал чекистам обширные признательные показания и купил себе свободу ценой предательства. После аннексии Крыма он приветствовал создание так называемых "ДНР" и "ЛНР". Но сегодня он тоже политический заключенный, хотя, скорее всего, вывернется и из этой ситуации. Всем вышеперечисленным персонам, по моему мнению, не стоит подавать руки, но не признавать их политзаключенными по меньшей мере глупо.
Александр Черкасов из "Мемориала" говорит о критериях исключения – неких обстоятельствах неблаговидного характера, которые не позволяют признать арестанта политзаключенным. Таких критериев по пятаку в базарный день можно набрать сколько угодно и на любой случай жизни. Сейчас в европейской моде такими исключениями считаются пропаганда ненависти, подстрекательство к дискриминации, насилию или вражде. Любой из этих критериев можно расширить до любых размеров и употреблять по необходимости. Особенно что касается разжигания вражды – в нынешней российской судебной практике это встречается на каждом шагу.
Основавший 60 лет назад "Международную амнистию" британский юрист Питер Бененсон, вероятно, хорошо понимал неоднозначность понятия "политзаключенный", поэтому ввёл в употребление новое понятие – "узник совести". Это было правильное решение, которое сразу определило границы общественного сочувствия для большой категории политзаключенных – тех, кто осужден за ненасильственные политические действия или религиозную проповедь.
Собственно говоря, за всеми этими спорами о российских политзаключенных стоит одна проблема: как очертить круг людей, которым мы хотим отдать долг сочувствия и помощи? Это точно не все политзаключенные. Это даже не все "узники совести" – среди них есть мечтатели о новом тоталитаризме, сталинисты, сторонники военной агрессии и покорения стран и народов. Как жертвы нарушений прав человека, они, конечно, нуждаются в правовой и гуманитарной поддержке, но о сочувствии говорить вряд ли приходится. Я бы предложил другое определение: "узник свободы" – политзаключенный, чья политическая деятельность направлена на укрепление свободы, демократии и прав человека. Таких политзаключенных много в нынешней России, и не хотелось бы их ставить в один ряд со сторонниками деспотии.
Александр Подрабинек – московский правозащитник и журналист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
