Февраль по-украински "лютый" – и в последние годы этот месяц всегда был самым тяжелым для Украины. В феврале 2014 случилась аннексия Крыма, в феврале 2022 началась полномасштабная агрессия России, в последний день февраля 2025 произошла та самая злополучная встреча Владимира Зеленского с президентом и вице-президентом США, превратившаяся в крупнейший дипломатический скандал. 3 марта Белый дом объявил о приостановке всей военной помощи Украине.
Мир меняется на глазах. Масштаб и скорость перемен опережают самое смелое воображение, трещины и осыпи идут по всем регионам планеты, от Украины до Ближнего Востока, от Гренландии до Панамы, растет напряжение в Восточной Европе и вокруг Тайваня. "Февральская революция" Трампа в международных отношениях похожа на то, что его администрация намерена осуществить в отношении вашингтонской бюрократии, так называемого "глубинного государства" (deep state) и всего, что видится как избыточное государственное регулирование – но здесь бензопила сокращений проходится по международным институтам и обязательствам Америки: речь идет не только о прекращении программ USAID, но и вообще о возможном выходе США из НАТО и ООН, за что ратуют многие республиканские соратники Трампа. Происходящее напоминает период 1989-91 гг, когда на обломках Берлинской стены и Холодной войны перед ошеломленным взором возникал новый мир – только теперь все с противоположным знаком: к нам возвращается разделение, стены и конфликты, но темп и фантастичность перемен все те же.
Какова во всем этом роль личности? Какова роль Горбачева и Рейгана, менявших мир в одну сторону? Какова роль Путина и Трампа, меняющих его в другую? Насколько объективно или субъективно все происходящее? Метафора, которая часто приходит мне в голову, это лавина. В горах сутками идет снег, накапливается на склонах, в расщелинах, ложится слоями из-за оттепелей и заморозков. Над долиной нависает огромная масса снега. Должна ли она сойти? Необязательно. Случается резкое потепление (например, когда в Альпах дует фён, горячий ветер из Африки), и снег оседает. Еще лавины теперь контролируемо спускают – расстреливают с вертолета или из артиллерии в долине, или закладывают взрывчатые смеси. В Швейцарии и Австрии на склонах строят барьеры, которые задерживают лавины в самом начале, не давая им набрать ход. Но бывает и так, что отчаянный фрирайдер, презрев запреты горных спасателей, выезжает на опасный склон и подрезает слой снега, который трогается с места и превращается в лавину. Собирая десятки тысяч тонн снега, камней и деревьев, исполинская ледяная масса несется в долину, достигая скорости до 400 километров в час.
Глобальный консенсус раскололся, и вместе с ним пропала и вера в институты, в идеи демократии и прав человека
Объективна эта лавина или субъективна? Природное явление или продукт человеческой воли, беспечности, злонамеренности? Видимо, и то, и другое вместе: это плод взаимодействия природы и агента человека. Путин и Трамп похожи на тех лыжников, что запустили лавину и развязали силы стихии. Как бы к ним ни относиться, следует признать, что их приход к власти не случаен. Путин долго и тщательно выстраивал свою систему по всем законам российской власти, умело сочетая ее основные элементы – чекизм, организованную преступность, насилие, страх, подкуп, ложь, политические технологии и использование ширмы демократии. Его политический проект – воплощение логики русской истории, завершение целого ряда ее циклов (московского, петербургского, имперского, советского), он небывалым образом сплотил элиту и российское общество, дав им старую новую национальную идею: войну. Он правит четверть века и готов к следующей четверти, уповая на новейшие биомедицинские технологии, замедляющие старение, параноидно боясь за собственное тело – подчинив себе все живое, абсолютная власть всякий раз начинает спорить с неподвластной ей смертью.
Восхождение Трампа тоже не случайность, о чем говорит его повторное, с интервалом в 4 года, избрание (он лишь второй президент в истории США, добившийся этого) и чистая победа с подавляющим числом голосов выборщиков и контролем над обеими палатами Конгресса. Тот факт, что он избирался при противодействии значительной части политического истэблишмента и прессы, под прессингом нескольких уголовных дел, делает эту победу еще более убедительной и репрезентативной. Его идеи, его способ действий воплощают представления значительной части американского общества об Америке и внешнем мире, его проект, одновременно революционный и консервативный, смог подчинить себе Республиканскую партию и полностью перекроить американский политический ландшафт. Путин и Трамп, глобальные лидеры, изменяющие мировую систему, не случайно оказались на гребне горы, где своими действиями сумели вызвать сход лавины, они попали в резонанс с духом времени и сумели выразить объективные тренды в своих странах и в мире. (К этой же категории относится и Владимир Зеленский, в прошлом актер и шоумен, ставшим крупнейшим политическим лидером современности, на долю которого выпало стать завершителем строительства украинской нации в горниле войны – хотя он не из тех, кто спускает лавины, а из тех, кто пытается спасти свою страну, а по сути весь мир от этого бедствия.)
В этом смысле и путинизм в России, и трамповская революция в Америке – проявления долгих трендов. Этот снег падал и откладывался годами и десятилетиями, накапливаясь как постимперская ностальгия и ресентимент непредставленных. Если брать шире, то речь идет об извечном недовольстве большинства резкими социальными переменами, новыми технологиями, правящими элитами. В конце 20-го и начале 21 века это недовольство распространилось среди россиян, которым кликуши типа Жириновского долго прививали комплекс обиженных, среди арабского мира, находящегося в многовековом упадке и так и не нашедшего свое место в постколониальном миропорядке, среди британских пенсионеров, массово проголосовавших за Брекзит, и в американских flyover states, той самой серединке Америки, от "ржавого пояса" бывших промышленных центров до "библейского пояса" традиционалистов: показательна в этом смысле "Элегия хиллбилли", десятилетней давности автобиография нынешнего вице-президента Джей Ди Вэнса, рассказывающая о его трудном детстве и депрессивной реальности глубинной Америки в штате Кентукки.
Схожие процессы происходили сто лет назад, когда люди в разных странах реагировали на взрывные перемены минувших десятилетий – от технических революций до переворотов в науке, живописи, обществе, семье, отношениях полов (это едва ли не главный триггер, что тогда, что сейчас), и до революций политических, приведших к обвалу империй и государств. Реакцией стали шовинизм, милитаризм и фашизм во всех его изводах, от нацизма до франкизма (сталинизм, кстати, тоже был разновидностью фашизма, консервативной реакцией на русскую революцию и распад империи). Это привело мир к катастрофам двух мировых войн, в которых погибли десятки миллионов людей.
Производителем дискурса является агрессивное большинство, вооруженное смартфоном
По итогам этих войн были созданы международные институты, которые, при всем своем несовершенстве, утопичности и подчас коррумпированности, все же задавали норму, рамку поведения. Пускай они и не избавили мир от насилия, но предохраняли человечество от большой войны и вели к большей открытости, торговле, обмену, расширяли пространство свободы. Однако вера в эти институты нас и подвела. Казалось, что послевоенный мир, переживший Холодную войну и противостояние сверхдержав, распад последних колониальных империй и Советского Союза, надежен и прочен. Публика зачитывалась Стивеном Пинкером, утверждавшим, что количество насилия в мире сокращается.
Однако мы забыли о том, что институты – это не вечные структуры, которые ограничивают и направляют действия людей, а всего лишь конвенции, договоренности, что работают лишь до тех пор, пока между их участниками есть консенсус относительно единых правил. "Прекрасный новый мир" 21 века оказался расколот историческими нарративами, частными идентичностями и, как ни парадоксально, социальными сетями, которые разделили человечество на информационные пузыри, эмоциональные сообщества, в каждом из которых пестуется своя собственная обида. Глобальный консенсус раскололся, и вместе с ним пропала и вера в институты, в идеи демократии и прав человека, в саму возможность общего блага: из кантовского идеала "вечного мира" мы перешли в состояние гоббсовской "войны всех против всех". Институты стали пугалом и бранным словом, и мы наблюдаем их стремительный демонтаж, от институтов демократии в России и Венгрии до крестового похода против deep state в трамповской Америке, от экзистенциального кризиса НАТО, вызванного расколом трансатлантического партнерства, до краха Парижского соглашения по климату и вообще "зеленой" повестки в воюющем мире.
В результате мы возвращаемся в сценарий 20 века: крах институтов, воскрешение примитивных форм национализма, политики крови и почвы, корпоративизма и фашизма. Как и сто лет назад, в политику пришли ресентиментные массы, но если в 20 веке их мобилизовали технологии массового общества, политики и масс-медиа, то в 21 веке это цифровой популизм на базе социальных сетей, который возгоняет все те же ненависть, страх, ксенофобию и шовинизм. И если раньше можно было указать на "хозяев дискурса", политиков и пропагандистов, которые разжигали войну, то теперь производителем дискурса является агрессивное большинство, вооруженное смартфоном, и совладать с ним не смогут ни действия политических лидеров, ни даже их устранение: уход Путина не решит проблему России.
Лавина стремительно набирает ход, накрывая окрестные деревушки и подбираясь к окраинам города. Контролировать ее уже бесполезно, и мы можем лишь в оцепенении наблюдать, как исполинский ледяной вал безмолвно вырастает у нас перед глазами, и надеяться, что он вдруг по волшебному велению остановит свой ход и застынет у нас на пороге, обдав снежной пылью и дыханием смерти.
Сергей Медведев – историк, ведущий цикла программ Радио Свобода "Археология"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
