Ссылки для упрощенного доступа

Оборотни и объекты. Александр Гогун – о вербовщиках из ФСБ


Александр Гогун
Александр Гогун

Гуманитариев Лубянка гребёт лопатой. Если только на одной "Свободе" два автора – Ян Левченко и ваш покорный слуга – сделали признание о том, как к ним подкатывали ловцы душ человеческих, то сколько людей об этом молчит? То, что бывший профессор Тартуского университета Вячеслав Морозов получил реальный срок как агент российских спецслужб, – заслуга эстонских законов. Ведь он собирал сведения, не составлявшие государственной тайны. Не во всех странах за такое сажают, к тому же финансовое вознаграждение, за которое Морозов это делал, чекисты обычно оформляют как грант, стипендию, зарплату за несуществующую работу (или вполне честно – "за консультации"), иногда как кредит, а то и подарок от друга. В правовом государстве прокуратура должна неопровержимо доказать суду, что это были именно иудины сребреники, а не, скажем, пожертвования меценатов на озеленение Луны. И, кроме того, доказать, что обвиняемый знал, с кем сотрудничает, а не консультировал приятеля или представителя научно-исследовательского центра. Попутно опровергнем один из самых популярных мифов – о щедрой Конторе: подавляющее большинство негласных агентов работают на неё не за деньги, а за страх – на основании шантажа. А с такой мотивацией ещё сложнее доказать в суде умысел сексота, который в большинстве случаев является и преступником, и жертвой одновременно.

О том, как вербуют в ФСБ, любой может прочитать в соответствующей инструкции. Конечно, это не вся правда, но я, являясь исследователем спецслужб, не нашёл в этом тексте противоречий или несостыковок.

Бытие путинской агентуры даже печальнее, чем у советских сексотов времён Брежнева

Поделюсь личным опытом. Меня пытались подцепить дважды, и оба раза – очень мягко, без намёка на угрозы. Последнее объясняется тем, что первый случай произошёл в Москве в 2008 году – то есть в период раннего путинизма, когда режим ещё только раскачивал маховик оскотинивания, а вторая проба хоть и во время зрелой путинщины – в 2017-м, но за рубежом, да ещё и в шенгенской зоне. Из-за этого контакты с ведомством Дзержинского напоминали прикосновение пёрышка, а не испытанное Яном Левченко в 2018-м жлобское давление, которое столичные чекисты представили стойкому "объекту" как личную ошибку неотёсанного провинциала-оперативника.

В июле 2008 года я, находившийся в длительной командировке в Киеве, посетил Москву, чтобы сдать в печать книгу о силовых структурах и спецслужбах сталинизма, и, пользуясь случаем, навестил ветерана КГБ Георгия Санникова. За пару лет до этого он сам решил познакомиться со мной, после того как я несколько раз процитировал его книгу воспоминаний "Большая охота" в своей монографии "Между Гитлером и Сталиным. Украинские повстанцы". Как многие пожилые люди, Санников любил поболтать, и поэтому беседы с ним обычно длились дольше запланированного. При этом он обладал обходительностью и довольно гибким характером (за что, вероятно, природой был награждён долголетием: 1929–2022) и даже на службе в органах по возможности сохранял подобие человечности. Так, разрабатывая пойманного в 1954 году последнего главкома УПА Василя Кука, он шёл на нарушение ведомственных инструкций, чтобы сделать жизнь подследственного менее тяжёлой. В этих свидетельствах Санникова сомневаться не приходится, поскольку уже в 1990-х он связался с Куком и тот позвал его к себе домой. Чекист и националист пили коньяк и вспоминали былое.

Георгий Санников
Георгий Санников

Да и мемуары Санникова довольно взвешенные. В отличие от воспоминаний Судоплатова, пронизаных духом "мало мы их стреляли", в них сосуществуют две субъективные правды – советских чекистов и украинских националистов. Судя по всему, эти мемуары написал известный лубянский борзописец Теодор Гладков (1932–2012) – разумеется, со слов Санникова и с его же окончательной редактурой, что сохраняет их ценность как аутентичного исторического источника.

Все эти детали необходимо знать для того, чтобы стало ясно, почему органы выбрали именно Георгия Захаровича. Во время разговора у него в квартире, расположенной в двух шагах от Белого дома, я перешёл к привычному занятию – костерить Путина сотоварищи. Георгий Захарович прервал меня: "О! Я тебя сейчас на хорошее дело вербовать буду". Он выбрал из груды бумаг на столе небрежно сложенный листок. Это оказалась распечатка имейла, которым редакция незнакомого мне сайта сообщала ветерану спецслужб, что ищет авторов, причём подчёркивалось, что публикуются разные мнения – "за" и "против". То же самое мне повторил Санников, сказав, что если я выскажу там своё мнение, то получу за статью двести долларов. Тогда это был неплохой гонорар даже по московским меркам.

После окончания визита я залез на этот сайт и изумился его названию: "Одна родина" – речь шла об Украине и России. Кликнув пару раз, нашёл и тех, кто создал и финансирует это интернет-издание, после чего минут пять не мог отдышаться от смеха: "Фонд стратегической культуры". Назвали бы ещё "фонд тактического балета" или "оперативной живописи". Оба сайта существуют и сейчас. Вежливо сообщил Санникову, что не готов трудиться для органа с таким названием – украинские коллеги не поймут, хотя в 2008-м содержание портала "Одна родина" и было не столь пещерным, как сейчас. Уверен, что если бы я состряпал статью за двести зелёных, то последовало бы предложение перевести сотрудничество на постоянную основу, потом – писать под псевдонимом, затем – прилагать к материалам имейлы с наблюдениями и аналитикой не для публикации, и так я бы превратился в платного агента. После чего мне бы заявили, что деньги у "Стратегической культуры" закончились, но сотрудничество надо продолжать, а если я вздумаю отказаться, то коллеги узнают о том, от кого я получал вознаграждение за работу. Коготок увяз – всей птичке пропасть.

Мои белорусские и украинские коллеги рассказывали, что и их вербовали местные органы. Во времена Кучмы украинских гуманитариев часто пытались склонять к сотрудничеству, использовали и психологическое давление – но мягкое, без шантажа. Отказавшемуся ничего не грозило. А вот знакомую белоруску батькин КГБ пытался захомутать по-колхозному. Оперативник поджидал её на улице в Германии и начал пугать: "Вы должны думать о своих родителях!" (они проживали в Минске), на что она ответила: "Да я о них всегда думаю", – и прервала пустословие. Тогда я удивился: "Что за наглость – склонять к пособничеству за границей!?!" Но уже в 2017-м и меня пытались подловить на территории ЕС.

Вторая попытка вербовки состоялась в Вене, прямо на конференции "Насильственное сопротивление. От Балтики до Центральной и Восточной Европы, 1944–1956". Моё выступление было посвящено украинскому национализму от его истоков до современности. Каково же было моё изумление, когда в ходе обсуждения два солидных австрийских профессора, мужчина и женщина, выступили с защитой нацистов, зверства которых я лишь мимоходом упомянул. Причём оба продолжали гнуть свою коричневатую линию и в ходе неформального общения, а профессорша использовала аргументы вроде "отцы воевали" – ведь её папа рассказывал, что он уничтожал деревни… из страха перед партизанами.

Сеть зарубежных агентов власть использует всё интенсивнее и безжалостнее

В перерыве между заседаниями ко мне подошла сотрудница российского консульства и после обмена общими фразами стала комментировать неполиткорректное высказывание австрийской пенсионерки. После чего произнесла заговорщическим тоном: "Завтра здесь будет из нашего консульства Лёша, вы поговорите с ним на эту тему". До сих пор укоряю себя за то, что не смог сдержать рефлекса, ответив: "Недолго осталось кооперативу "Озеро" пить кровь русского народа". Дипломатка помрачнела, а Лёша на следующий день не пришёл. Надо было согласиться на встречу с этим бравым молодцем, предупредить о ней надёжных коллег, участвовавших в конференции, устроить из встречи цирковое представление и вежливо послать оперативника обратно в путинский зверинец.

Думаю, что Лёша сказал бы мне, что может содействовать моему участию в другой подобной конференции и для этого в моём докладе хорошо бы чуть усилить те положения, которые вызвали раздражение австрийских профессоров. И ещё надо бы для лучшей подготовки выступления обсудить коллег, которые будут участвовать в этом мероприятии, для чего стоит встретиться в кафе. А затем предложил бы содействие в профессиональном росте за границей – ибо родина, сами понимаете, обладает большим количеством знаний о политических и личных предпочтениях западной профессуры, фондах, грантовых программах и представляет, куда и о чём следует подавать заявки.

Гипотеза Яна Левченко о том, что было бы в случае его согласия на пособничество, выглядит неполной: "Я бы создавал, мне кажется, вполне конкурентоспособную литературу о вымышленных людях, в частности абсурдистские пьесы под видом расшифровок бесед многочисленных врагов России. Скорее всего, я был бы очень скоро разоблачен, и триумф этой формы словесности был бы недолгим". Замазав "объект", оперативники найдут 101 способ проверки его сведений и 102 приёма отучить его от лукавства, не теряя с ним незримой, но неразрывной связи. И даже если угодивший на крючок объект вызывает подозрение его коллег – не беда. Используем его по-другому: пусть пишет правильные культурологические статьи, выступает с нужными докладами или меняет место работы – уезжает за границу, где трудится на просвещение "гейропы".

Знаю, что немало учёных и журналистов вполне осознанно идут на пособничество. Поскольку понимают, что рынок труда в гуманитарной сфере столь узок и переполнен, что без поддержки длинной руки Кремля и непрерывно расширяющейся за рубежом сети его троллей в университетах, научных центрах, массмедиа и фондах карьеры не сделать. А поверхностного бездаря благодаря нанятым спичрайтерам заботливые чекисты вполне могут устроить даже профессором Гарварда. Причём граждане зарубежных государств в этом смысле часто менее осторожны, чем россияне, поскольку нередко ошибочно считают, что могут в любой момент прервать контакт со злом: "Чем они мне могут угрожать, если у меня французский паспорт!?!"

Бытие путинской агентуры даже печальнее, чем у советских сексотов времён Брежнева. Ведь тогда можно было оправдывать своё пособничество идеологическими заблуждениями, а что может предложить в качестве светлого будущего обычное ворьё, обосновавшееся в Кремле? Кроме того, противостояние ФСБ с Западом усиливается, и, соответственно, сеть зарубежных агентов власть использует всё интенсивнее и безжалостнее – хуже, чем крепостных крестьян или рабов на галерах. Двойная жизнь, гадкие тайны, работа на тех, кого ненавидишь и презираешь, страх разоблачения, круглосуточное враньё, соучастие в гнуснейших интригах – безусловный стресс, который безошибочно выбирает в организме слабые места и точит их годами. Портится здоровье, разрушаются самые ценные человеческие отношения – семейные и дружеские, в том числе потому, что кураторы охотно используют именно личные связи агента.

Невзирая на невзгоды, у меня нет планов отказываться от своего принципа: пусть я беден, но зато жив. В том числе поэтому уверен, что увижу падение путинщины, и вся чепуха, распространяемая маститыми оборотнями с дипломами, последует на свалку истории. То есть туда же, куда делись рабовладельцы, которым посвящён роман с таким удачным названием "Унесённые ветром". И мои книги вернутся на полки российских магазинов.

Александр Гогун – военный историк

Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG