В сентябре 2022 года, когда в России была объявлена мобилизация, жители чукотского поселка Эгвекинот Максим Теюнаут и Сергей Нечаев решили сбежать, чтобы их не отправили на войну в Украину.
Эгвекинот расположен на берегу залива Берингова моря к северо-востоку от Анадыря, на "большую землю" выбраться из него можно самолетом или, в сезон навигации, морем. В аэропорту предназначенным к мобилизации жителям тут же вручали повестки. Оставалось море. Ближайшее место, куда можно было сбежать из Эгвекинота на небольшой рыбацкой лодке, – остров Святого Лаврентия, который, хотя и расположен в Беринговом море ближе к России, чем к США, принадлежит штату Аляска.
Беглецы подготовились к путешествию, добрались до ближайшей к острову Святого Лаврентия оконечности Чукотки за бухтой Провидения и, когда настала хорошая погода, за несколько часов преодолели 70 с лишним километров по морю до американской территории, оставшись незамеченными для российских пограничников.
В США Теюнаут и Нечаев попросили политического убежища. С острова Святого Лаврентия их переправили на Аляску, в Анкоридж, три месяца они провели в миграционной тюрьме в штате Вашингтон, после чего их освободили под залог.
За Теюнаута поручился пастор баптистской церкви в городе Такома в получасе езды к югу от Сиэтла. Пастор, Роман Митин, происходит из украинской семьи баптистов, которых в советские времена преследовали за веру. В девяностые годы они эмигрировали в США.
С 2014 года, когда в родной для Митина Донецкой области Украины начался инспирированный Россией конфликт, он оказывал помощь бывшим соотечественникам. Когда Россия начала полномасштабную войну, члены церкви, в основном представители украинской диаспоры, отправляли Украине помощь, а заодно помогали россиянам, бежавшим от мобилизации.
Их истории в фильме Юлии Вишневецкой "Чукотка – Вашингтон".
Рассказ Максима Теюнаута
– Здесь [в Такоме] для меня жарко. Летом бывает за 30 градусов. Мне непривычно в такой температуре. Никогда не думал, что здесь окажусь. Еще год [с лишним] назад, до начала сентября, не думал, что окажусь здесь.
Ехать убивать или самому вернуться в пакете домой?
У меня военный билет есть. Когда начали ходить по домам с повестками, [те, кого хотели призвать] уже не могли уехать. Мне в дверь постучали, подошел, смотрю – стоят женщина и двое военкомовцев. А тех, кто не берет повестки, просто в ментовку, арестовывают. Зачем я буду дверь открывать, я ушел вглубь дома спокойно. Лучше дверь не открыть. [На войну] я в любом бы случае не поехал. Зачем? Ехать убивать или самому вернуться в пакете домой?
Я думал, куда сбежать? Серега, мы с ним в школе одной учились, говорит: "Давай, поехали". Карту открыли. Нам в школе не говорили, что остров Святого Лаврентия – это обитаемый остров. Недалеко ехать, в принципе, главное, чтобы погода была. Дня три я лодку готовил. Картошки наварили, яйца наварили, лук взяли, курицу вареную, сигареты, чай, кофе. Все было у нас. Бензина много, бочка даже осталась лишняя. Последние деньги у меня остались, 10 тысяч, – давай хоть доллары поменяем. Пошел в Сбербанк, он не работает. Пошел в Колыму-Банк, там сто долларов на 9 тысяч. А как же по "России", по телевизору говорят – по 60 [рублей за доллар]. Она говорит: "Там тебе что хочешь пускай говорят, там Центробанка курс, а у нас Колыма-Банк.
За бухту Провидения мы вышли, там нашли лагунку
Мы не говорили, куда едем. У нас такая система: выезжаешь в море, надо поставить [пограничников] в курс дела. Не поставил, на первый раз предупреждение, второй раз – штраф. Поехали. По карте смотрели, где бухточки, искали, зайти куда. За бухту Провидения мы вышли, там нашли лагунку, тут домик еще, разваленный, с советских времен. Переночевали. Я утром проснулся пораньше, пошел погулять, смотрю – погода восстанавливается, подготовил лодку. Чай сварил, Серега проснулся, в 10 мы начали собираться, где-то в 12 выехали. Чего нам собираться? Вещи в лодку покидали, палатку сложили и поехали курсом на остров. Страшно было, что поймают, а так-то чего бояться. [Пограничники не заметили] – может, солнце отсвечивало, солнце со стороны моря было. Подъехали к острову, смотрю – люди на квадроциклах. Они бульдозером вытащили лодку на берег. Привели в полицейский участок, там же пожарный участок, все вместе. Притащили кучу еды, стол ломится. Я говорю, куда столько много. Пиццу таскали, соки. А мы свою еще еду. Им понравился чай с лимоном. Какой-то американец попросил лодку резиновую, у нас с собой была, я говорю, да ну забирай. Такие же коренные, как чукчи, только американские.
Я опешил, не ожидал, что посторонний человек может за нас поручиться
В Анкоридж (крупнейший город Аляски. – РС) полетели. В иммиграционной тюрьме сидели три месяца. Потом говорят: "Давайте поручителя, мы вас выпускаем". Я говорю: "Какого поручителя?" Честно сказать, я опешил, не ожидал, что посторонний человек может за нас поручиться. Мне три тысячи [долларов залога] назначили, Сереге – 10 тысяч.
Пацаны здесь [при церкви в Такоме] жили из Бучи, ужасы рассказывали про российскую армию. Я вам говорю: националистов, наверное, больше в России, в Украине такого нет. С "укронацистом" по соседству живу – нормально. Не на Россию же напали, Россия же напала.
90-е, наоборот, нормальное время было. Есть возможность – зарабатывай
Люди в России постоянно телепередачи смотрят, говорят: мы в 90-е голодали. А 90-е, наоборот, нормальное время было. Есть возможность – зарабатывай. Они привыкли работать на государство, а я привык сдельно, так больше заработаешь. У нас день год кормит. Выспаться можно, когда полные карманы денег будут.
[На Чукотке для коренного народа] нет сейчас никаких поблажек. Раньше ловили рыбу, сколько хочешь, когда хочешь, а сейчас надо разрешение на каждый год, до 1 сентября подать заявку в отдел коренных малочисленных народов. И те разрешают, чтобы ты за год поймал 50 килограмм рыбы. Это, конечно, мало. Те, у кого есть лодки, они все браконьеры потенциальные.
Я в России в церковь там не ходил, что я здесь буду? У меня вера языческая, чукчи – язычники. Как все были много лет назад, мы так и остались. Есть что-то свыше. Если бумерангом все возвращается, значит, есть что-то. Плохое сделал – бумерангом тебе плохое вернется, хорошее сделал – бумерангом хорошее вернется. Жизнь, она так всегда.
Рассказ Романа Митина
А чего бежали? – От мобилизации. – Ну, этим точно поможем
– Раздался звонок, я поднимаю трубку, мне говорит человек: "Это Роман? Это журналист из газеты "Политико". Есть два парня, которые из Чукотки поехали на Аляску, они сидят в центре содержания под стражей здесь в Такоме. Могли бы вы за них поручиться как спонсор, забрать?" Я говорю: "А чего бежали?" – "От мобилизации". – "Ну, этим точно поможем". Одна американка выступила спонсором за Сергея, а я выступил спонсором за Максима. Мы дали задаток, первого выпустили Сергея, второго Максима. Мы их забрали, поселили, они здесь жили. Максим до сих пор живет.
У нас в церкви где-то 30/30/30 – русские, белорусы, украинцы, еще из Казахстана наши люди приезжали.
Мама всегда говорила, что мы уедем в Америку
Дедушка мой был пастор, областной пресвитер в Луганской и Донецкой областях. Ежемесячно были обыски, КГБ приходил, проверял, библиотеку шерстили. Когда я учился в школе в 90-х годах, с двоюродным братом пришли в класс на урок, учительница говорит: "Митин и Петренко, встаньте". Мы встаем. Она говорит: "Баптисты? Даже на тройку не рассчитывайте".
Мама всегда говорила, что мы уедем в Америку, все долгое время смеялись, а когда пришли документы, все друзья, знакомые плакали. 10 лет она, наверное, говорила: "Мы однажды уедем". И в ноябре 1999 года мы уехали. Я здесь пошел в школу, чтобы выучить язык. В 2003 году меня взяли работать в продажи, продавал моющие пылесосы. Записался в библейскую школу, за два года закончил, в 2006 году вернулся из Калифорнии в Вашингтон и открыл церковь. Любая церковь в Америке считается некоммерческой организацией, ее освобождают от налогов. Прихожане, которые жертвуют в церковь, списывают все эти деньги с налогов в конце года.
Ребята, началась война, мы должны действовать так, как действовал бы Христос
Когда началась полномасштабная война в Украине, во многих организациях, где были люди многих национальностей, были конфликты. А у нас было все очень просто, я пришел в воскресенье, говорю: "Ребята, началась война, если мы христиане, мы должны действовать так, как действовал бы Христос. Христос шел туда, где была нужда". Деньги отправляли, генераторы покупали людям. У одних людей из танка дом расстреляли, мы им генератор купили на село.
Когда [на востоке Украины в 2014 году] произошел переворот, моей крестной, государственному нотариусу в Макеевке, местные люди, которые перешли на сторону России, всунули дуло Калашникова в рот, требовали государственную печать, чтобы они могли переписывать на себя дома, отжимать бизнесы, дома и все это. Это был просто ужас.
