В Чехии опубликована книга "ГУЛАГ и Чехословакия. Война". Ее авторы – сотрудники Института изучения тоталитарных режимов, которые исследовали более десяти тысяч следственных дел из рассекреченной части документов советских спецслужб. Эта публикация издается в то время, когда в Европе продолжается война России в Украине, и книга дает почву для размышлений о параллелях, которые возникают, когда речь идет о военном времени.
Начало Второй мировой войны ознаменовалось значительным количеством беженцев, убегавших с территорий, занятых немецкими войсками. Они покидали территорию межвоенной Чехословакии по политическим, расовым или экзистенциальным причинам. Помимо беженцев из Протектората Богемии и Моравии или Словакии, также люди бежали из оккупированной венграми Западной Украины. Но никто из них не знал, что, стремясь найти защиту и спасение в Советском Союзе, они окажутся в заключении и тюрьмах ГУЛАГа.
Основу книги "ГУЛАГ и Чехословакия. Война" составляют следственные дела, которое НКВД заводило на прибывших в СССР. Эти данные дополняются собранными с 2008 года десятками свидетельств очевидцев или их родственников, рукописными материалами, фотографиями и личной перепиской заключенных с родными. "Огромное количество архивных материалов, полученных в последние годы из украинских и российских архивов, не только дополняют повествование и помогают сравнить их с личными воспоминаниями, но и благодаря им общественность впервые узнает о конкретном количестве чехословацких граждан, заключенных в различных лагерях ГУЛАГа, а также тех, кто не пережил испытаний", – говорится в предисловии.
Историк из Института изучения тоталитарных режимов Чехии и один из авторов книги Адам Градилек говорит, что на основании изученных архивных материалов можно говорить о том, что более 4500 чехословаков оказались в ГУЛАГе во время Второй мировой войны: "Они содержались в разных лагерях – в нашей книге описано около 20 из них. Конечно, это были разные российские территории, но в основном речь идет о Республике Коми, особенно лагерях Ухтижемлаг, Воркутлаг, Интинлаг и другие. Туда направляли тысячи людей, я думаю, до половины всех изученных нами случаев".
При этом советские репрессии коснулись значительно большего количества чехословацких граждан, в книге речь идет только о периоде Второй мировой войны.
Эта книга призвана не только ответить на вопрос за что этих людей отправляли в советские лагеря и тюрьмы, но и понять, откуда и какими путями люди попадали на советскую территорию, по какой причине покинули свою оккупированную родину, сколько их было, в каких тюрьмах и лагерях они оказались, сколько из них не пережили заключения или, наоборот, сколько из них освободили и вернулись домой.
Рассказывает историк Анна Хлебина, научный сотрудник Института изучения тоталитарных режимов Чехии и одна из участников проекта "Чехословаки в ГУЛАГе":
– Мы говорим о чехословаках. Это как граждане Чехословакии, так чехи или словаки, рожденные на территории Российской империи или Советского Союза. Имеются в виду те, кого называют соотечественниками. Если говорить о периоде Второй мировой войны, то в нашей базе данных есть информация о более 4 тысячах человек, осужденных в Советском Союзе по тем или иным статьям в годы Второй мировой войны. Это не окончательная цифра. Есть данные по жертвам Большого террора, коллективизации и послевоенным репрессиям. Мы сейчас только подводим итоги, поэтому точное количество сейчас назвать трудно. Нам продолжают поступать документы.
Цитата из книги "ГУЛАГ и Чехословакия. Война"
Приблизительно до середины октября 1939 года германо-советскую демаркационную линию можно было пересечь без особых проблем – линия границы еще только формировалась, что отражалось и на ее слабой защищенности с обеих сторон. Сотни беженцев из Чехословакии прибывали небольшими группами пешком, на телегах, поездами или иным способом в столицу региона, Львов, а также в другие крупные города (Станислав, Луцк и другие) и более мелкие населенные пункты. Большинство из них имели в основном еврейское происхождение, некоторые – чехословацкое, так как речь шла о гражданах Чехословакии с постоянным местом жительства в Польше до 1939 года. Например, Карл Герцберг (1914 г.р.) родом из городка Иванчице в Южной Моравии, попал на восток вместе с отступающей польской армией. 2 сентября 1939 года, будучи профессиональным водителем, он отвез одного из секретарей административного округа из польского города Живец в город Станиславов (ныне Ивано-Франковск, Украина), куда они прибыли 17 сентября 1939 года, когда советские войска вторглись в восточную часть Польши. В конце ноября Карл Герцберг переехал во Львов, где находились его отец и сестра. Альфред Фишер (1917 г.р.), студент юридического факультета Краковского университета, уроженец Брно, бежал из Кракова во Львов в сентябре 1939 года вместе со своим отцом Рудольфом (1888 г.р.).
…Карла Герцберга 29 июня 1940 года сотрудники НКВД арестовали во Львове. Он был отправлен в Каргопольлаг в Архангельской области без приговора. Оттуда освобожден досрочно в январе 1942 года по амнистии, объявленной для чехословацких граждан. Местом его жительства был указан город Верхний Уфалей в Челябинской области, но неизвестно, отправился ли он туда (в документах советских спецслужб судьба заключенных после освобождения практически не отражена, либо эти документы засекречены, либо они уничтожались позднее – Прим.РС). Рудольф Фишер и его сын Альфред содержались в Волголаге в Рыбинской области также без приговора. После досрочного освобождения их направили в чехословацкую воинскую часть в Бузулуке, куда они были призваны в феврале-марте 1942 года (в Бузулуке формировался чехословацкий пехотный батальон под командованием Людвика Свободы, позднее генерала, который добился освобождения из лагерей ГУЛАГа чехословацких граждан, находившихся там в заключении. Несмотря на то, что заключенные считали этом шансом для выживания, многие впоследствии погибли в боях – Прим.РС). О судьбе Рудольфа Фишера больше ничего неизвестно, Альфред умер в 1992 году.
– Большая часть книги посвящена беженцам. Расскажите, пожалуйста, об этих людях. Почему они убегали в Советский Союз, кто эти люди были и по каким статьям осуждены?
– Прежде всего это были те, кто неуютно чувствовал себя в Протекторате Богемии и Моравии, то есть на оккупированной немцами территории и в Подкарпатской Руси (название одной из территориальных единиц Чехословакии, сейчас это часть Закарпатской области Украины – Прим.РС), оккупированной Венгрией в то время. Неуютно чувствовали себя, во-первых, еврейские беженцы. Они все надеялись, а пропагандой активно подпитывался этот образ, что в Советском Союзе правит "жидобольшевизм", как тогда говорили простые люди, и еврейские беженцы по западную сторону советской границы наивно предполагали, что они будут чувствовать себя комфортно в СССР. Это были в основном простые люди, которые не собирались бороться за власть, они спасали свою жизнь и жизнь своих близких, или же искали работу.
Таким образом, одна категория беженцев того времени, стремившихся в Советский Союз, – это были коммунисты. Другая были евреи. Далее была молодежь, и таких людей было очень много, около 40% беженцев были люди моложе 21 года. Почему? Это была русинская, через дробь можно сказать украинская молодежь из приграничных областей, оккупированных в годы Второй мировой войны Венгрией, которые подпадали под мобилизацию. Они обязаны были вступить в молодежную военизированную организацию Левенте, а воевать за интересы венгров они не хотели. Были и простые крестьяне, пастухи с карпатских территорий, которые просто не могли найти работу. Когда таких людей задерживали советские пограничники и задавали вопрос: "Почему вы убежали?" Они говорили, что венгры нас унижают, а если кто не говорит по-венгерски, то его бьют и не дают работу, а мы, как люди рабочие, хотим, например, работать или учиться. Практически все молодые люди 15–17 лет отвечали: "Мы бежим в Советский Союз, потому что уверены, что здесь мы сможем получить образование и работу". В целом это основные категории беженцев.
Были еще люди, недобровольно оказавшиеся на территории Советского Союза. В основном чешские мужчины, которые вступили в польские войска, а при разделе Польши оказались на территории, подконтрольной Советскому Союзу. Их автоматически обвинили в нелегальном переходе границы, хотя граница подвинулась, а они остались на месте. Еще одна категория репрессированных того времени – это те, кто в 1939 году находился в Советском Союзе, либо на территории Западной Украины, доставшейся при разделе Польши CCCР. Были и те, кто в начале войны уже находились в советских лагерях и там был повторно осуждены в годы Второй мировой войны.
Почему Советский Союз в отношении этих людей применял репрессивную политику, и они в итоге оказывались в системе ГУЛАГа? Все эти люди были осуждены на 3 года трудовых лагерей за нелегальный переход границы. Из всех следственных дел, которые я читала, были всего несколько семей с маленькими детьми, когда за нелегальный переход границы были осуждены только взрослые мужчины, потому что они перевели женщин с детьми через границу. Этих женщин впоследствии отправили на поселение в Тернопольскую область. Все остальные были осуждены целыми семьями: отцы и матери, а их детей отправили в детские дома. Советский Союз не принимал беженцев.
– Большая часть беженцев, которые искали защиты в СССР, оказались в трудовых лагерях ГУЛАГа. Сейчас тоже идет война и некоторые беженцы оказываются в России. Изучив архивы, видите ли вы сходство в том, как к этим людям относилось советское государство, а теперь российское?
– Далеко не во всем поменялось отношение нынешних российских органов и в прошлом советских органов к беженцам. В целом я бы сказала, что они действуют по одним и тем же шаблонам и одним и тем же методичкам, потому что если мы смотрим документы (мне не хочется сравнивать, скажем, Большой террор, сейчас другие условия), но если взять в целом – как строится обвинительный процесс или как происходит сбор информации, использование этой информации против кого-то – можно найти параллели. Что касается беженцев, то, например, украинские дети отдаются в российские семьи. Это то же самое, что делали с чешскими детьми в нацистской Германии, или что делал Советский Союз с детьми чехословацких граждан, которые попадали вместе с родителями на его территорию. С этой точки зрения российское государство действует так же, как раньше советское.
Мы не знаем, выжили ли эти дети, поменяли ли им фамилию, либо они погибли
Я приведу пример одного архивного дела – двух сестер по фамилии Арович, Марии и Анны. Когда они оказались в Советском Союзе, им было 14 и 16 лет. Шестнадцатилетнюю Анну отправили в трудовую колонию, а ее четырнадцатилетнюю сестру Марию отправили в детский дом. Ее должны были воспитывать как советского человека, не обращая внимание на то, какое у нее происхождение. Далее, во время войны немецкая армия наступала слишком быстро, а вся система детских домов подчинялась в тот момент НКВД. И они не успели эвакуировать детский дом в Ивано-Франковске (тогда это был Станиславов), где оказалась Анна. Детский дом распустили, а дети оказались на улице. Та же служба безопасности, которая боролась с беспризорностью, в итоге распустила целый детский дом с детьми, которые только недавно впервые оказались в Советском Союзе и не говорили, например, на русском или украинском языке. И они самостоятельно, те, кто постарше, пошли на восток, надеясь там получить защиту. В итоге их поймали немцы, вернули обратно. Мария Арович потом работала подсобной помощницей по хозяйству у местного жителя в Мукачеве. Ей повезло, она была довольно большая, когда оказалась в такой непростой ситуации, а были дети дошкольного возраста, которых отбирали у родителей – и они их больше никогда не видели. Выйдя из лагеря, они подавали запрос в органы: мать искала двоих своих детей, и ей пришел ответ, копия которого есть в архивном деле, что "о судьбе детей из семьи такой-то в наших архивах нет никаких данных". То есть детей забрали неизвестно куда, даже не положив бумагу в следственное дело родителей. Мы не знаем, выжили ли эти дети, поменяли ли им фамилию, либо они погибли. Никто не знает, что с ними произошло. И я думаю, что мы уже этого никогда, к сожалению, не узнаем.
Если говорить о более позднем периоде, когда были послевоенные репрессии (этому будет посвящен четвертый том нашей коллективной монографии), то параллель очень простая. Советская армия заходила на так называемую освобожденную территорию – это же слово используется в России и сейчас, хотя речь не идет о непосредственно российских территориях, как и во время Второй мировой войны речь не шла о территории СССР – и первое, что она делает, – идет по адресам своих известных идеологических противников. Они не успевают ничего предпринять, их арестовывают рано утром, часто остановив просто у дома, уводят, и их больше никогда никто не увидит. То же самое происходило в 2022 году в Черниговской и Киевской областях. Приходили по адресам, искали бывших или действующих сотрудников службы безопасности, военных, активистов и так далее. В этом я вижу тоже параллель. Абсолютно тот же шаблон, который использовался в конце 1940-х годов, после окончания Второй мировой войны, в Чехословакии.
Цитата из книги "ГУЛАГ и Чехословакия. Война"
Одной из главных целей советской администрации на оккупированных территориях было скорейшее установление нового социального порядка. Поэтому важным критерием для НКВД при проверке перебежчиков было классовое и социальное происхождение задержанных. Существовало неписаное правило, согласно которому тех, кто признавался в том, что занимался частной торговлей или другой предпринимательской деятельностью, либо происходил из состоятельной семьи, сразу отправляли в места заключения. Так было, например, с Эфраимом Фишем (1884 г.р.), владельцем ресторана в Моравской Остраве, или Эрвином Лангером (1900 г.р.), владельцем фотоателье и фармацевтического магазина, который также был сыном владельца гостиницы в Остраве… По той же причине в заключении оказались шесть жителей Остравы еврейского происхождения из группы (так о них писали в документах НКВД – Прим.РС) торговца Морица Тайхнера (1883 г.р.), которые вместе перешли границу в Синаве (сейчас это Тернопольская область Украины – Прим.РС) 23 октября 1939 года. Курт Фишль (1901 г.р.), бухгалтер из Моравской Остравы, который перешел границу в том же месте всего через два дня после Тейхнера и его группы, также был арестован. НКВД считал перебежчиков враждебными элементами и по другим причинам. Политическая принадлежность, как правило, не играла решающей роли, а подавляющее большинство беженцев заявляли о своей беспартийности. При этом парадоксально, но членство в коммунистической партии вызывало подозрения, поскольку рядовым коммунистам разрешалось покидать оккупированную родину только с разрешения партии или штаба компартии в изгнании в Москве. Это стало причиной заключения банковского служащего Леона Месснера (1892 г.р.) из Грушова (населенный пункт в Среднечешском крае – Прим.РС), который вместе со своим сыном Эмануэлем (1923 г.р.) перешел границу СССР 31 января 1940 года в районе деревни Шустка (сейчас это Люблинское воеводство Польши – Прим.РС). После задержания он объяснил, что "хотел не только работать в СССР, но и повидаться со своим отцом, который с 1936 года жил в Самборе" (тогда эта территория Польши была оккупирована СССР). Леон Месснер был отправлен под стражу, а затем оказался в одном из лагерей ГУЛАГа.
– Может, именно с этим связано то, что в России доступ к архивам НКВД и КГБ до сих пор ограничен – в отличие, например, от Украины или стран Балтии или Чехии, где эти архивы рассекречены и изучаются историками?
– Действительно, в российских архивах доступ ограничен. Даже те дела, которые открыты, к которым дают доступ, этот доступ – в ограниченном объеме. Например, вам дают дело, в котором конвертами закрыты определенные страницы или бумагой закрыта часть чего-то. Есть информация, которую почему-то не хотят распространять. Мне видится в этом и другая тенденция, касающаяся работы с архивной информацией. Появляются публикации, в которых все цифры указаны действительно правильно, потому что они берутся из надежных источников и их можно проверить, но сама подача информации – под новым углом. Вот читаю я статью о Большом терроре в Крыму, и там рассказывается какими бедными несчастными были работники НКВД, посмотрите, как тяжело им было работать в годы Большого террора. Первоисточники в полном объеме всем исследователям недоступны, но те, кто имеет к ним доступ, могут толковать их так, как я привела в этом примере.
– Вы в своей публикации просто излагаете факты, рассказывая, что происходило?
– Да, поскольку, как я говорила, это итоговая коллективная монография на основании собранных нами архивных материалов. Мы их описываем. Наша цель – показать на примере конкретных судеб, что в то время происходило с людьми. Плюс собрать статистику на основании полученных нами материалов и проанализировать ее. Наверняка есть еще какие-то документы, которые мы не держали в руках. Но я думаю, что в дальнейшем, если кто-то получит дополнительные материалы, которые расширят знания об описываемых нами событиях и процессах, это только принесет пользу исторической науке. Не в том смысле, что опровергнет собранное нами, но дополнит и статистику, и наш анализ.
– Когда вы говорите о том, что некоторые документы остались пока вне поля вашего зрения, вы имеете в виду те следственные дела, к которым нет доступа в России?
– Я думаю, что процентов 80 из них у нас есть, потому что и из российских архивов мы косвенным путем получаем информацию. В первую очередь это то, что было собрано сотрудниками общества "Мемориал" в девяностые годы, а также изданное в книжной серии "Покаяние". При этом в случае, если человек был арестован на территории современной Украины, а потом отправлен в лагерь на российской территории СССР, мы получаем посредством рассекреченных архивов дополнительную информацию, подробности. То есть мы рассказываем не только о судьбе человека в момент отбывания наказания, допустим, его смерть в тюрьме или лагере, но и о том, что этому предшествовало. Самые крупные процессы, в которых были осуждены чехословацкие граждане, происходили в Москве или на Урале. И эта информация у нас есть.
– Их тех следственных дел, которые вы изучили, сколько людей не пережили заключение в ГУЛАГе?
– Очень трудно сказать, потому что о судьбах очень многих людей у нас вообще нет информации. Вот человек осужден, а что с ним произошло потом – никто не знает. Но коллеги подсчитали, что тех, о ком нам точно известно, что они не пережили заключение в ГУЛАГе, – примерно 15%. Эта цифра может быть выше. Ведь если говорить шире, то некоторые не вернулись домой, потому что погибли во время Второй мировой войны, так как были отправлены на фронт в результате амнистии, – рассказывает историк Анна Хлебина.
"У нас вообще нет информации о судьбах многих людей, – добавляет один из авторов книги, историк Ян Дворжак. – Некоторые уехали, потому что была амнистия, и их освободили, некоторые оставались в лагерях во время войны. Некоторые умерли либо не смогли вернуться в Чехословакию, и в последнем случае часто их следов не найти. У нас есть точные данные 4250 следственных дел, которые мы изучили подробно. Но это дела следственные, а лагерные дела не сохранились, потому что в архивах оставались документы только тех, кто погиб в лагерях. Также в архивах есть карточки об освобождении или о смерти, хотя, опять же, – не во всех случаях. Только приблизительно в 800 случаях из 4000 мы не знаем, что с людьми произошло. А по остальным следственным делам можно сделать вывод, что до 20 процентов заключенных погибли в ГУЛАГе".
В конце этого года выйдет второй том монографии "ГУЛАГ и Чехословакия", посвященный Большому террору, затем планируются еще две книги, которые подведут итог многолетнему проекту изучения архивов советских спецслужб. Помимо непосредственно публикации книг, цель проекта "Чехословаки в ГУЛАГе" – еще и передать родственникам репрессированных копии следственных дел из архивов. Часто это не только материалы дела, из которого можно узнать об обвинении, статье, по которой человек был репрессирован или о реабилитации, но и семейные фотографии. Следователи НКВД часто совершенно незаконно конфисковывали личные фотографии у задержанных и прикрепляли их к делу.
Снимок ниже – один из примеров этого. Он был найден в материалах дела Германа Перла. Перл вместе с супругой и ее сестрой убежал, спасаясь от нацистов, из Брно после оккупации Чехословакии немецкими войсками. Он хотел найти убежище в СССР. Герман Перл оказался в Каргопольлаге: приговор – "три года исправительно-трудовых лагерей". Там он 8 марта 1943 года умер. Его жена Сима и ее сестра Файга были отправлены в Сиблаг.
"Арест чехословаков продолжился и в процессе освобождения Советским Союзом Восточной Европы от нацистского режима. Подкарпатская Русь была первой, затем это началось на чехословацкой территории Словакии и впоследствии на чешских землях, где репрессии особенно коснулись эмигрантов белорусского, русского и украинского происхождения. Мы записали несколько интервью с родственниками этих людей. Довольно большое количество следственных дел чехословаков мы обнаружили в одном из архивов в Киеве, причем, год за годом, начиная с 1945-го. Мы начали работать там в июле 2022 года, несмотря на войну. Эти документы мы оцифровали и сейчас изучаем, они будут обнародованы в четвертой части нашей монографии", – говорит историк Адам Градилек.
"Наш проект "Чехословаки в ГУЛАГе" опубликовал уже ряд книг, например, "Евреи в ГУЛАГе" и одноименное издание "Чехословакии в ГУЛАГе" – это трехтомник. Чешское телевидение сняло по его материалам документальный фильм, – рассказывает Анна Хлебина. – В рамках нашего проекта возник цифровой архив документов НКВД-СГБ, касающийся чехословацкой истории. На основе архива, в котором собраны копии документов, мы подготавливаем четыре тома книжного издания".
