Раскрылся розовый бутон,

Прильнул к фиалке голубой,

И, легким ветром пробужден,

Склонился ландыш над травой.

Эти безобидные стихи я нашел в очень интересном альманахе «Новая кожа», с редакторами которого «Американский час» собирается скоро встретиться. Самое любопытное в этом стихотворении, конечно же, имя автора: Иосиф Сталин.

Я вспомнил о творчестве этого малоизвестного поэта в связи с книгой популярного теперь и в России историка Симона Монтефиоре «Молодой Сталин». Если его предыдущий труд этого автора - «Сталин: Двор красного монарха» - рассказывал о зрелых годах тирана, то этот опус посвящен происхождению героя. Любопытно, что работе над книгой помог президент Грузии Михаил Саакашвили, который предоставил биографу мемуары матери Сталина. Советский вождь не знал, что его мать писала мемуары. Он старался хранить свою жизнь в тайне. В архивах нашлось обращение Сталина в Политбюро:

Диктор: «Прошу вас запретить этот мещанский мусор, проникающий в нашу прессу, прекратить публикации «интервью» с моей матерью и прочую ненужную огласку. Избавьте меня от сенсаций этих мерзавцев”.

Александр Генис: О том, что попытка Сталина скрыть свое прошлое от истории, не удалась, свидетельствует увлекательная и очень подробная книга Монтефиоре «Молодой Сталин», о которой слушателями рассказывает Марина Ефимова.

Simon Sebag Montefiore. “ Young Stalin ”

Симон Монтефиоре. «Молодой Сталин»

Марина Ефимова: Симон Монтефиоре написал несколько книг о русской истории. О Сталине – дважды: «Молодой Сталин» - его вторая книга, первая называлась в русском переводе «Двор красного монарха». Характеризуя отличие новой биографии Сталина от всех ранее написанных, рецензент книги – критик Уильям Граймс – пишет:

Диктор: «Десятилетиями западные историки представляли себе молодого Сталина по портретам, созданным его прямыми политическими противниками. И все они, включая Льва Троцкого и Николая Суханова, рисовали Сталина посредственностью. Суханов называл его «серой личностью», «мелким партийным наёмником», который коварными интригами и подлостями спихнул со сцены блестящих революционеров. Троцкий (написавший биографию Сталина) ни за что не хотел признавать, что на ранних этапах революции он пользовался помощью туповатого (по его выражению) «рябого головореза» из Грузии. В отличие от прежних западных историков, Симон Монтефиоре в книге «Молодой Сталин» базировал свои выводы не на этих портретах, а на работах Роберта Сервиса и Ричарда Оври – историков-«ревизионистов», и на новых архивных материалах из России и Грузии. Там он нашел такие факты и детали жизни молодого Сталина, что теперь уже никто не будет гадать, каким образом Сталин попал в круг ближайших соратников Ленина и занял место в правящей Тройке, оказавшейся у власти после штурма Зимнего».

Марина Ефимова: Монтофиоре не пренебрегает никакими деталями. Он нашел 109-летнюю кузину первой жены Сталина – Екатерину Сванидзе, чья память оказалась всё еще очень острой. Он прочесал частым гребнем все непрочитанные или недочитанные архивы, где докопался до воспоминаний, написанных матерью Сталина. Соединяя необъясненные факты и детали, как точки на детской загадочной картинке, Монтефиоре постепенно открыл массу информации, которую Сталин, придя к власти, тщательно уничтожал или прятал. Иногда общая картина складывается из показательных мелочей. Монтефиоре раскопал, например, что в вологодской ссылке в 1911 году Сталин за два месяца 17 раз посетил библиотеку.

И, в результате - вот какой образ (в формулировке рецензента Граймса) вырисовывается из книги Монтефиоре:

Диктор: «Сталин был редкой комбинацией: «интеллектуал и убийца». Корни насилия росли из семейной истории и из жизни в Гори, где уличные ссоры были любимым спортом. Самого Сосо Джугашвилли жестоко били дома - и алкоголик-отец, и даже мать, которая чередовала утешительную ласку с телесными наказаниями. Сосо блестяще учился в семинарии и был многообещающим поэтом - его стихи даже печатали, но он бунтовал с ранних лет и еще подростком примкнул к радикальному политическому движению. Однако от большинства юных энтузиастов-революционеров Сосо Джугашвили отличался одной важной чертой – он не был идеалистом. С юных лет он освоил тактику, почерпнутую им у семинаристской администрации: «выслеживание, шпионство, вмешательство в частную жизнь, насилие над чувствами». Он действовал вполне сознательно, потому что позже сам описал эти приемы. Его первая конспиративная кличка – Коба – является именем кавказского фольклорного героя-разбойника. Сталин – «человек из стали» – появился лишь после многих лет арестов и ссылок».

Марина Ефимова: В молодости, как все мы знаем, Коба был красив - темной, мрачноватой красотой. К тому же он хорошо пел. По отзывам свидетелей его юности, он в те времена производил завораживающий эффект и на женщин (следствием чего явилось несколько незаконнорожденных детей), и на мужчин. В книге Монтефиоре приводится воспоминание грузинского меньшевика, который писал:

Диктор: «Стиль его поведения, его манеры были типично грузинскими, и в то же время в них было что-то чрезвычайно своеобразное, трудно определимое, что-то одновременно львиное и кошачье».

Марина Ефимова: Книга «Молодой Сталин» проливает новый свет на деятельность Сталина в начале века – в качестве предводителя кавказской революционной банды. Монтефиоре ставит именно Сталина в центр всех ограблений, похищений, поджогов, вымогательств, а также казней предполагаемых предателей. Он приводит доказательства того, что именно Коба поджёг нефтяные очистительные сооружения Ротшильда в Батуми в январе 1902 года и воспользовался этим поджогом для рэкета других нефтяных магнатов. Монтофеоре подробно описывает организованные Кобой дерзкие ограбления банков и подтверждает тот факт, что награбленные деньги оказали значительную помощь Ленину в финансировании деятельности Большевистской партии.

Подозрение в том, что Сталин был агентом Охранки, Монтефиоре отметает, считая, в частности, что для такой роли Сталин слишком много времени провел в тюрьмах и ссылках. Если он и встречался с агентами Охранки, то, по мнению Монтефиоре, для того, чтобы получать информацию от них, а не делиться своей. Особое место в книге занимает исследование отношения Ленина к молодому Сталину:

Диктор: «Сталин прекрасно вписывался в ленинский идеал марксиста-революционера – то есть, человека, вышедшего за пределы нормального общества, его законов и морали, и ставшего безжалостным орудием рабочего класса. «Грязная работа», выполняемая Кобой, со временем стала стандартной оперативной работой советского правительства. Так же, как и его товарищи-большевики, Сталин, в сущности, никогда не вышел из теневого мира шпионов, двойных агентов и преступных заговоров. Молодой Сталин заслужил полное одобрение Ленина с самого момента их встречи в 1905 году. В терминологии Ленина он был «человеком действия - гораздо более нужным партии, чем те, кто только заседает и распивает чаи». Со временем их отношения только углубились, особенно после того, как Сталин, к изумленному восхищению Ленина, написал программу партии в вопросах национальной политики. Убийца продемонстрировал интеллект и, что особенно нравилось Ленину, так и не стал советским бюрократом».

Марина Ефимова: Симон Монтефиоре ярко выписывает «странное, вывихнутое своеобразие» Сталина, его смертоносные инстинкты, которые вознесли его на вершину власти:

Диктор: «Все действия Сталина, будучи политикой в чистом виде, тем не менее, всегда предпринимались в стиле эксцентричном, почти богемном - вне структуры и бюрократии. Он не мог бы преуспеть ни в одном другом правительстве - ни тогда, ни сейчас. Окруженный людьми жестокими и беспринципными, Сталин сумел стать самым беспринципным, и самым жестоким».

Алексанлр Генис: На днях я вернулся из Барселоны, самого, возможно, веселого сегодня города в Европе. Разговорившись, как это водится в этом общительном городе, с официанткой, я к слову заметил, что приехал из Нью-Йорка. «Зачем? – искренне удивилась она, - Неужели вам там надоело?».

Что правда, то правда: надоесть Нью-Йорк может только вместе с жизнью. Нет на земле города, где бы столько всего происходило – всегда и сразу. Зная об этом, сюда приезжают орды туристов: 43 миллиона в прошлом году. К 2015-м году их, как рассчитывают отцы города, должно быть уже 50 миллионов. Статистики подсчитали, что каждой нью-йоркской семье этот поток гостей приносит (за счет экономии на налогах) 950 долларов в год. Таким образом, развлечение приезжих – важнейший источник городских доходов. Задача (одна среди прочих) властей убедить туристов в том, что им всегда будет, что делать в городе. Даже в том случае, если, как это случилось нынешней осенью, забастовка помешает посещать бродвейские шоу. Чтобы заманить туристов – своих и чужих – город организовал особый «Культурный фестиваль». Объединив ресурсы всех пяти районов Нью-Йорка, а не одного Манхэтана, как это часто бывает, фестиваль открывает панораму той бесконечно богатой и разнообразной интеллектуальной жизни Нью-Йорка, которая и привлекает сюда больше туристов, чем в любой другой город мира.

Репортаж с «Культурного фестиваля» для слушателей «Американского часа» подготовила наш корреспондент Рая Вайль.

Рая Вайль: Баттери Парк, расположенный в самой южной части Манхэттена, в десяти минутах ходьбы от Всемирного Торгового Центра, самый старый парк Нью-Йорка, исторический парк на берегу Гудзона. Здесь высадились голландские колонисты и основали Новый Амстердам. Сюда, после уничтожения башен-близнецов, привезли и «Сферу» - огромную, абстрактную композицию из железа, которую откопали под руинами Всемирного Торгового Центра, и решили не реставрировать, так и поставили в центре парка, рядом с другими историческими памятниками. И именно здесь, вот уже семь лет подряд, осенью, проходит грандиозный – растянувшийся на два дня - Фестиваль культуры и искусства Нью-Йорка.

Рассказывает Крис Хейвуд из Городского туристического управления, главного организатора этого фестиваля.

Крис Хейвуд: Фестиваль называется «Калчер-Фест 2007», и включает 125 культурных учреждений всех пяти районов Нью-Йорка. То есть от Карнеги-Холла и Метрополитен Опера, до всех музеев, театров и концертных залов Бруклина, Бронкса, Квинса и Стейтен Айленда. Если кого-то интересует культура и искусство Нью-Йорка, его сады и парки, наш фестиваль это то место, где он не только получит полную информацию о том, что происходит в городе, но и сможет заказать билеты со скидкой.

Рая Вайль: Мы беседуем рядом с главной сценой, на которой уже началось первое в этот день выступление. Сильный и страстный голос солистки хип-хоповского ансамбля Умани Узури, представляющей со своей группой театр «Аполло», разносится по еще полупустому Баттери-парку. Говорят, она училась у самой Нины Симон. А Крис продолжает:

Крис Хейвуд: Знаете, из 44-х миллионов туристов, приезжающих ежегодно в Нью-Йорк, 19 миллионов регулярно ходят в театры, музеи, на концерты. Они приносят городу большие деньги: 15 миллиардов долларов в год. Это 29 процентов общего дохода от международного туризма в Соединенных Штатах. У нас даже есть собственный офис в России, в Москве, который мы открыли в этом году, и который поддерживает туристов, желающих посмотреть Нью-Йорк, самый популярный город Америки.

Рая Вайль: Крис предложил пройтись, познакомиться с участниками фестиваля. А кругом, насколько хватает глаз, почти впритык друг к другу, стоят деревянные столы с разложенными на них сувенирами, рекламными проспектами, театральными афишами, и под разноцветными треугольными зонтами, представители 125 культурных учреждений Нью-Йорка, снабжают гостей информацией о том, что, где и когда, в этом и следующем году, можно посмотреть в театрах, музеях, и на концертных площадках всех пяти районов Нью-Йорка. Они, эти стенды, везде, вдоль всех аллей Баттери-парка, и почти у каждой дети что-то рисуют, лепят, строят. Или сидят на большой лужайке, перед детской сценой, на которой их развлекают клоуны, жонглеры, фокусники и иллюзионисты нью-йоркского цирка «Большое яблоко», или детская танцевальная группа в национальных костюмах, представляющая Ирландский центр искусств, или веселый ансамбль «Свингсит Мамас», лауреат премии 2006 года « Parenting Media Award ».

Крис Хейвуд: Многие знают главные символы, иконические образы Нью-Йорка. Они знают статую Свободы, Эмпайр-Стэйт Билдинг, Бродвей, музей искусств Метрополитен, Метрополитен Опера. Знают Центральный Парк. Но вряд ли они знают все культурные сокровища Нью-Йорка, все развлечения, которые он предлагает - часто бесплатно! - во всех своих пяти районах. И, может, туристам, особенно тем, кто приезжает сюда не впервые, будет интересно узнать, что первоклассные музеи, театры, концертные залы, ботанические сады, аквариумы, зоопарки, есть и в Бронксе, и в Квинсе, и в Бруклине, и на Стейтен Айленде. Нью-Йорк не ограничивается двумя кварталами Мидтауна в Манхэттене. И не только туристы, но и сами ньюйоркцы хотят открыть для себя свои собственные задние дворы.

Рая Вайль: Мы остановились у стенда, представляющего дом-музей Луиса Армстронга в Квинсе. У молоденькой Дезлин Дайер, помощницы директора музея, на груди значок с изображением улыбающегося Сачмо. Она рассказывает.

Дезлин Дайер: В этом доме Армстронг жил с 1943 года до самой своей смерти в 1971 году. Люсилл, его четвертая жена, с которой он, впервые обрел душевный покой, говорила, что он умер под утро, играл до ночи, а потом просто выронил тромбон. Между прочим, это именно Люсилл сделала ему такой подарок - купила первый в его жизни собственный дом в Квинсе. Они были не просто мужем и женой, они были, как говорят, соул-мэйтс: жили душа в душу. Теперь это музей, историческая достопримечательность Нью-Йорка. Армстронг любил этот дом, он был в нем счастлив, записал много пластинок, это не профессиональные записи, это - его личная коллекция, его разговоры с Люсилл, джазовые сессии с друзьями, которые можно послушать во время тура. Армстронг, хоть и родом из Луизианы, очень любил Нью-Йорк, считал его своим домом, потому и переехал сюда.

Рая Вайль: У стенда, представляющего Ирландский центр искусств, я познакомилась с Мией Теодаракас, обучающей в этом самом центре всех желающих играть на кельтской арфе.

Мия Теодаракас: Эту песню написал О.Керолей, очень известный ирландский арфист. Он был слепой, жил в 19-м веке, сочинял песни, и пел их под свою арфу везде, где только мог. Типичный ирландский бард, очень бедный, всегда в долгах. Он и хозяйке своей, у которой снимал комнату, не платил, порой, по году. Но она любила его, и всегда прощала долг. И вот, чтобы как-то отблагодарить ее, он написал ей песню. Она так и называется «Элеонор Паркет», и легенда гласит, что эту песню он посвятил своей квартирной хозяйке.

Рая Вайль: А на главной сцене, тем временем, джазовый квартет Эдди Аллена уже уступил место веселым клезмерам, исполнителям еврейской фольклорной музыки. Популярный ансамбль под управлением тромбониста Фрэнка Лондона выступает сегодня последним, и среди пятисот расставленных перед сценой стульев уже нет ни одного свободного места. Но задержимся еще на минуту, у стенда, представляющего Музей комиксов и искусства анимации в Сохо, и послушаем, что говорит президент и директор музея Мэтью Мари.

Мэтью Мари: Музей существует уже шесть лет, и четыре года является участником Нью-йоркского фестиваля культуры. Интерес к комиксам и героям мультфильмов всегда был, есть и будет, а сейчас - особенно, потому что попал еще и в большое кино. Все эти фильмы- «Бэтмен», «Спайдермен», «Супермен» - сейчас очень популярны, уже у новой, молодой аудитории. Так что мы надеемся, что интерес к комиксам никогда не иссякнет. А в музее у нас сейчас проходит новая выставка - Монстры из комиксов и мультфильмов. Помните фильм «Адамс Фэмили», «Семья Адамсов», с Анджеликой Хьюстон и Раулем Джулиа в главных ролях. Так вот, серию комиксов, из которых потом сделали фильм, даже несколько художественных фильмов, создал художник Чарльз Адамс, его комиксы тоже будут представлены на выставке. Ну а здесь мы для того, чтобы пообщаться с народом, рассказать о том, что мы успели собрать за это время в музее, где у нас много замечательных бесплатных помощников. Ведь мы все волонтеры, у нас у всех есть другая, дневная, работа, но мы любим комиксы, и поэтому пришли сюда в свои выходные, чтобы поделиться этой любовью с другими.

Рая Вайль: Мэтью не договорил, к микрофону подошел сам Фрэнк Лондон и стал знакомить публику со своим ансамблем. А потом уже ничего не было, все сидели или стояли, затаив дыхание, и слушали до самого вечера веселую и печальную клезмерскую музыку.

Александр Генис: Историки говорят, что высадка человека на Луне напоминает открытие норманнами Америки. И для одной, и для другой стороны это феноменальное, но преждевременное достижение осталось без последствий.

Луна тоже ничего не принесла Земле, во всяком случае - ничего не изменилось от того, что там побывали американские космонавты. Мы не научились пользоваться богатствами нашего спутника, хотя об этом и идут глухие разговоры. Однако, все, что Луна не додала нам в практическом отношении, она с лихвой отплатила Америке символически. Целое поколение американских политиков привыкло начинать свои речи фразой «Если мы смогли послать человеку на Луну, то уж наверняка сможем помочь старикам с пенсией или детям с уроками…».

Совсем недавно, когда мир отмечал 50-летие спутника, именно этот – политический – аспект космической одиссеи оказался в центре внимания прессы. Но и сейчас, когда с Холодной войной, казалось бы, покончено, космическая гонка продолжается. Теперь, как, впрочем, и полвека назад, ее смысл определяется борьбой за престиж, борьбой за место в сверхэлитном клубе держав. Именно об этом, когда китайцы недавно запустили свою первую ракету к Луне, говорили комментаторы:

Диктор: Чтобы попасть в сверхдержавы, надо пройти четыре экзамена. Первый – создать атомную бомбу, второй – добиться экономического расцвета, третий – устроить Олимпийские игры в своей столице, четвертый (и самый трудный) - добраться до Луны.

Александр Генис: Это значит, что Луна, как верили в древности, по-прежнему оказывает прямое влияние на дела землян. Лучше всего об этом могут судить те, кто там побывал. Об их впечатлениях рассказывает необычный и обаятельный фильм, который слушателям «Американского часа» представит ведущий нашего «Кинообозрения» Андрей Загданский.

«In the Shadow of the Moon» by David Sington

«В тени Луны» Дэвид Сингтон

Андрей Загданский: Вы знаете, Саша, я посмотрел картину, которую, по всей видимости, кто-то должен был сделать давным-давно, лет 30 тому назад. Но получилось так, что ее сделали только сейчас. И меня совершенно поразило, что на протяжении столь длительного времени такой потрясающий драматический материал, который меня, в свое время, мальчишкой, так волновал, лежал и никто ничего не делал. Речь идет об экспедициях на Луну, о той самой замечательной, может быть, самой блестящей странице в прошедшем столетии, когда человек высадился на Луну, обо всей миссии «Аполло». Фильм сделал английский режиссер Дэвид Сингтон, картина по-английски называется « In the Shadow of the Moon » - «В тени Луны». Речь действительно идет о том, что находилось в тени - о людях, об их эмоциях, об их переживаниях, о том, что испытывали астронавты, когда они летали на Луну. Все эти люди еще с нами, они уже в приличном возрасте, это в подлинном смысле человеческая элита – блестяще образованные, очень артикулированные, ясно и четко мыслящие люди, которые вспоминают, что они пережили, как они эмоционально прошли через этот уникальный опыт.

Александр Генис: И это, наверное, самое главное, потому что на их плечах немыслимый груз. Я помню, как Станислав Лем, человек, который много думал о подобных вещах, написал о том, что человек, который вступил на Луну, оставил след, исчезнуть который может только после того, как погаснет Солнце. Как ему после этого возвращаться на землю и заниматься обычными земными делами: зарабатывать деньги, ходить в банк, мыться в бане? Все, что он делает, мучительно уже потому, что он великан, на его плечах достижение такого размера.

Андрей Загданский: Вы сейчас сказали, и я задумался об этом заново. Действительно, как жить? Это маленький клуб людей, всего 24 человека, если я не ошибаюсь, избранных, тех, которые летали с этой миссией. И что делать после этого? Чем занимать себя? Многие нашли себя, они изменились, этот опыт изменил их, они нашли себя заново, по-другому. И то, о чем они говорят сейчас, это в известной степени рефлексия, взгляд на тот уникальный опыт, как он их изменил.

Александр Генис: И что же они говорят?

Андрей Загданский: Самая потрясающая фраза, с моей точки зрения, сказана Коллинзом, тем самым Коллинзом, который летал с первой миссией, когда Нил Армстронг вышел на поверхность Луны. Коллинз не спускался на поверхность Луны, он находился в той самой капсуле, которая летала на орбите вокруг Луны. Про него кто-то сказал, что он самый одинокий человек на свете.

Александр Генис: Тех, хотя бы, было двое.

Андрей Загданский: Он говорит: «Внизу - эти двое, за мной - все человечество, а я - один на орбите». И самая потрясающая фраза сказана Коллинзом, когда капсула свалилась в Тихий океан на парашютах. Он посмотрел по сторонам, увидел ярко синий Тихий океан и сказал: «Какой замечательный океан у вас здесь, на Земле!». Вот эта перспектива, и Земля, и жизнь, и наш космос, и наше место в этом мире было увидено ими заново - это тот опыт, который они принесли с собой. Если я не ошибаюсь, Джим Лауэлл, тот самый Джим Лауэлл, который летал со знаменитой миссией «Аполло-13», которая на смогла приземлиться на Луне (помните взрыв?), говорил, что пусть даже не в религиозном смысле, но когда ты оттуда смотришь на Землю и думаешь о том, какое поразительное стечение обстоятельств привело к тому, что на этом маленьком пространстве есть жизнь, вода, люди, и мы в состоянии были послать космический корабль, который взлетел и улетел так далеко, это меняет твое сознание, ты начинаешь по-другому смотреть на жизнь, на то, что происходит на Земле.

Александр Генис: То, что называется «космическим сознанием» - наше сознание расширяется. И, пожалуй, это самый главный итог космической эры. Сейчас 50-летие Спутника очень широко отмечается в Америке, и для американцев это очень много значит, потому что это связано с Холодной войной. Я как раз был недавно в Вашингтоне, в знаменитом Музее аэронавтики. Рядом с залом, где стоят реликвии лунной эпопеи стоят те самые ракеты, арсенал, который создавали две сверхдержавы. Все это было вместе, и понятно, что вся эта могучая и драматическая история была тоже оружием в этой борьбе. Как вы считаете, люди, которые пережили все это в своей душе, они тоже считают себя реликтами холодной войны?

Андрей Загденский: Есть в английском языке понятие « Frinch benefits » - дополнительные, как бы не включенные в основную сделку положительные обстоятельства. Так вот вся лунная программа, по всей видимости, была задумана, как часть гонки вооружений и, бесспорно, играла важную роль в устрашении друг друга и в демонстрации американской силы.

Александр Генис: В ответ на Спутник американцы запустили человека на Луну.

Андрей Загденский: На сегодняшний день это уже не так все важно. Когда в реальном смысле гонки вооружений между Америкой и Россией нет, это уже все не так существенно. Существенно то, что эти 24 человека летали с этой удивительной, уникальной миссией, что они ходили по Луне, что человечество сделало этот шаг. Все ушло, все это не так существенно, а важно то, что это было. Важно, что есть люди, которые этот опыт пережили, и они превращают этот опыт в общечеловеческий - в опыт ваш и мой.

Александр Генис: Климатические катаклизмы добрались до святого – нью-йоркской осени, бесспорно, лучшего и самого длинного времени года в нашем городе крайностей. В этом году, однако, погода была сумасшедшей: лето отказывалось кончаться до самого ноября, что украло у нас изрядную часть золотой, а, точнее – бордовой осени. Хоть отчасти этот дефицит восполнило потрясающее и сугубо осеннее шоу в Ботаническом саду, который поделился с посетителями самой интересной и самой сложной выставкой в своей столетней истории: «Кику: искусство японской хризантемы».

Японцы больше всего любят первые и последние цветы года. Весной это, конечно, сакура, осенью – кику, так называются по-японски хризантемы. Восхищение красотой последних связано с тем, что хризантемы стали официальным цветком японских императоров. Поэтому лучшие сорта выращиваются в императорском саду столицы. В 80-е годы 19-го века здесь было разработано сложнейшее искусство особого празднества хризантем. Один из первых европейских путешественников описывает свои впечатления таким образом:

Диктор: «Осенью знатоки и любители собираются в знаменитый здесь сад, чтобы насладиться странным зрелищем «дрессированных» цветов. Японские садовники умудряются сделать из хризантем все, что угодно – людей и богов, лодки, мосты, замки. Хризантемы бывают всех цветов и размеров – от крохотных, как мох, до огромных кустов в тысячу цветков, выращенных из одного стебля. Такое искусство требует ежедневных трудов в течение семи месяцев, предшествующих цветению хризантем, которое продолжается всего несколько недель, если не ударят заморозки».

Александр Генис: И вот теперь - впервые на Западе – японским искусством дрессированных хризантем смогли насладиться ньюйоркцы. Подготовка выставки началась с того, что наш Ботанический сад послал свою сотрудницу – американку японского происхождения - в Токио. В виде исключения тамошние садовники разрешили ей задавать вопросы – обычно новички учатся молча. Пять лет спустя Нью-йоркский Ботанический сад был готов к премьере, о которой заинтригованных горожан оповещал каждый украшенный афишами автобус.

Как я понял на выставке, искусство хризантемы заключается в том, чтобы показать цветы во всем их противоестественном многообразии. Экспозицию составляли цветы на хитроумных проволочных каркасах или бамбуковых опорах. Ползущие верх или спадающие вниз цветовые потоки складывалось в невиданную феерию пронзительных, как у Матиса, красок. (На Дальнем Востоке, где всегда ценилась монохромная живопись, только цветы писали разноцветной тушью, ибо считалось, что в цвете – душа, точнее – эссенция всякого цветка). Иногда мелкие хризантемы образовывали пестрый ковер, часто - яркие оазисы внутри серого каменного сада, в исключительных случаях цветы вырастают в исполинские, размером в две-три головы, шары. Такие хризантемы – они называются «огики» – требуют, как и писал упомянутый путешественник, особых знаний и многомесячного ежедневного труда.

Но больше всего меня удивила своеобразная цветовая скульптура, которая была представлена на выставке уникальным триптихом. Он представлял собой три громадных растения, каждое из которых выросло из одного стебля. В левом и правом было по 186 цветков, в среднем - 229. О замысле этого шедевра говорят названия его частей. Первый цветок – «Утреннее облако», второй – «Солнце над горой», третий – «Луна за склоном». Таким образом, экспонат исчерпывал сутки и приглашал зрителя к медитации над природой цветов и времени.

Последнее, сдается мне, было самым важным для японского садовода. Как самурай, он, ничего не откладывая на завтра, жил ради мгновения, зная, что «второго удара» может и не быть. Цветы, как жизнь, по определению смертны. В этой мимолетности усилия проявляется воля, достоинство, даже мужество садовника. От него требуется сложить труды года в те короткие дни, когда красота цветка достигает своего умело высчитанного предела. Именно бренность этого праздничного зрелища придавала выставке то «печальное очарование вещей», без которого не обходится японская эстетика.

Александр Генис: В рубрике некрологов «Американского часа» - печальное пополнение. Всего за несколько лет страна лишилась ведущих авторов звездного поколения: Сол Бэллоу, Артур Миллер, Уильям Стайрон. И вот пришла очередь самого громкого из них: в возрасте 84-х лет скончался Норман Мэйлер.

Он умирал давно и долго. Не помогал уже и «монашеский режим» трезвости, которого крепко пивший всю жизнь писатель свято придерживался в старости. Мучительные болезни, два слуховых аппарата, отказавшие ноги, - все это, однако, никак не сказалась на духе и характере Мэйлера. В одном из последних интервью, которое он давал журналистам в своем любимом доме, в Провинстауне, на Кэйп-Коде, писатель, всегда дразнивший прессу, сказал, что его любимый авторский персонаж – дьявол.

Писатели часто говорят о других то, что они хотели бы услышать о себе. Наверное, Норман Мэйлер был бы рад, если бы о нем сказали то же, что он написал про своего бруклинского земляка Генри Миллера: «он был человеком со стальным фаллосом, едким умом и неукротимо свободным сердцем». Во всяком случае, в Нью-Йорке Мэйлер прославился не только талантом, но и бешеным темпераментом. Все знают, что он был не дурак подраться. Однажды, лет 15 назад, я встретил Мэйлера в нью-йоркском ресторане «Самовар». Невысокий седой крепыш сидел за столиком с нечеловеческой красоты блондинкой. Водку он пил по-русски, не разбавляя.

Бунтарь по натуре, призванию и профессии, Мэйлер стал одним из отцов контр-культуры. В шумной борьбе с истеблишментом он создал американскую версию экзистенциализма. В отличие от французской, она строилась не на свободе духа, а на мистике плоти. «Перед лицом смерти, - писал Мэйлер в 60-е, - человек должен разойтись с обществом и отказаться от корней, чтобы успеть найти самого себя».

Удалось ли это Мэйлеру? Вряд ли. За несколько лет до смерти, накануне своего 80-летия, он признался, что в юности мечтал написать книги, способные «перевернуть мир и изменить его сознание». На самом деле они всего лишь изменили американскую литературу.

Сочинив в двадцать пять «Нагие и мертвые», книгу, немедленно ставшую классикой военного романа, Мэйлер оказался в глубоком кризисе. Путь жестокого - натуралистического - реализма уже был исчерпан, но он слишком любил сырую действительность, чтобы уступить ее «магическому реализму», соблазнившему других кумиров поколения – Пинчона, Барнса, Бартельмэ. Мэйлер нашел выход в нонфикшн, в той документальной, журналистской прозе, которой он написал самые удачные из своих книг, включая скандальную «Песнь палача».

Секрет мастерства Мэйлера, которым он поделился со всей школой «новой журналистики», заключался в том, что, работая с фактом, писатель обращается с ним как художник, а не репортер. Густое письмо Мэйлера метафорично, образно, поэтично и по-барочному избыточно. Такой стиль, конечно, на любителя. Иногда его книги раздражали читателя даже больше, чем их автор. Другое дело, что не заметить Мэйлера было нельзя: громокипящий кубок.