- Российские власти объявили частичную мобилизацию оконченной, но указ об этом Владимир Путин подписывать не планирует.
- Министерство обороны обещает не отправлять срочников в Украину, правозащитники военным не верят.
Видеоверсия программы
МОБИЛИЗАЦИЯ НА ПАУЗЕ
Объявлено об окончании частичной мобилизации военнообязанных. Министр обороны Сергей Шойгу отчитался перед президентом, что задание выполнено – 300 тысяч человек мобилизованы. Однако, по данным журналистов-расследователей, в армию отправили почти полмиллиона человек и более 100 из них уже умерли, причем некоторые – вовсе не на поле боя. Воевать отправили и тех, кто, судя по разъяснениям Путина, в принципе не попадал под мобилизацию: из-за так называемой "брони", в силу отсутствия какого-либо военного опыта или по иным обстоятельствам. Если выяснялось, что на службу отправили кого-то не того или что мобилизованных бросили ночевать буквально в чистом поле, в соцсетях и прессе поднимался шум, и власти объясняли случившееся "отдельными перегибами на местах".
По мнению управляющего партнера консалтинговой группы "Статус", юриста Алексея Федярова, верить в полное завершение мобилизации не стоит, хотя бы потому, что для этого необходим отдельный указ президента. Президент же, судя по его словам, сам не знает, нужен ли такой указ, и на днях, отвечая на вопросы журналистов, обещал проконсультироваться на эту тему с юристами.
Алексей Федяров: Указ нужен в любом случае, потому что этот процесс автоматически не прекращается. В самом указе нет ни даты, ни каких-либо других целевых показателей этого процесса, то есть нет никакой точки, после которой он останавливается автоматически. Мобилизация просто объявлена, ее нужно остановить. За этот месяц, пока работают с призывниками, будут аккуратно готовиться к декабрю, к январю, чтобы в любой момент по следующему заданию Минобороны собрать столько людей, сколько потребуется. Слова сейчас вообще ничего не значат. Набор людей фактически будет продолжаться. Пока набрано очень мало людей – для продолжения как наступательных, так и оборонительных действий их недостаточно.
Более 100 мобилизованных уже умерли, причем некоторые – вовсе не на поле боя
Марьяна Торочешникова: С нами адвокат Константин Ерохин, автор Телеграм-канала "Адвокат Ерохин".
Константин, вы представляли интересы более 80 человек, получивших повестки в период мобилизации. Что общего было во всех их историях?
Константин Ерохин: Прежде всего, это страх за человека. В более чем половине случаев я общался с родственниками мобилизованных. Даже если он прятался, все равно обращались жены, мамы, сестры, девушки. Активность женщин у нас много выше, чем мужчин. Если же обращались сами мужчины, то в основном это были айтишники. Чувствовался страх, тревога, большое напряжение у людей. Несколько раз у меня самого было предстрессовое состояние. То есть общее – это стресс, волнение и непонимание, что и как делать. Ведь и инструментов было не так много. Был принят закон, был указ, но никто не понимал, как работают повестки, а военкоматы по-своему трактовали закон.
Марьяна Торочешникова: Владимир Путин говорил, что айтишников трогать не будут. Но в вашей истории есть трагический пример – Тимур Измайлов, который занимал ключевую IT-должность в Райффайзенбанке и погиб в Украине.
Константин Ерохин: В какой-то момент я подключился к проекту Минцифры, где помогали айтишникам получать отсрочки, оформлять документы, сопровождали их. Такого я не видел за всю историю моей практики: например, министр практически каждый день работал со своей "паствой" в телеграм-канале – это было очень круто! Может быть, именно поэтому айтишники и заняли такую активную позицию. Они были лучше всех информированы и понимали, что делать. Но задекларированное право на практике столкнулось с определенными сложностями. Некоторые военкоматы трактовали любое сомнение или недоработку в свою пользу, говорили человеку: "Извините, у вас нет отсрочки по документам".
Марьяна Торочешникова: А часто, насколько я понимаю, их просто обманывали: вызывали в военкоматы, чтобы что-то уточнить, а в итоге хватали и отправляли на сборные пункты.
Задекларированное право на практике столкнулось с определенными сложностями
Константин Ерохин: Многие действительно сверяли документы, а потом спокойно шли домой. Но были и такие, кто приходил, и им давали вторую повестку – явиться в тот же день через шесть часов или на следующий день. Понятно, что за этот срок человек иногда не успевает понять, что надо сделать: стресс перекрывает логическое мышление.
Марьяна Торочешникова: Насколько сложно было выцарапывать людей из лап военкомов?
Константин Ерохин: Прохождение списков Минцифры в среднем занимало две-три недели. Военком говорил: "Вас в списках нет, так что вы теперь мобилизованный". Конечно, многие не ходили, ждали, чтобы эти списки дошли и им дали отсрочку. При этом требовалось их личное присутствие, а люди боялись идти из-за информационного шума (действительно было много вбросов). Ситуация была очень напряженной.
Марьяна Торочешникова: А сложно было вытаскивать людей, если их все-таки мобилизовывали?
Константин Ерохин: Это целое дело: человека отправляют в часть, приписывают, ставят на довольствие, экипируют, но при этом где-то идут списки с отсрочкой. Тут сложно, потому что четкого механизма, как вернуть человека, нет. Ни в указе, ни в законе не сказано: если человек был незаконно мобилизован или после мобилизации появилось основание для отсрочки, он должен был возвращен в течение тех дней, например. Поэтому все трактовали по-разному.
В начале мобилизации у меня был первый клиент – айтишник Петр из Кузьминского военкомата, которого чуть не забрали. Был скандал, подключалось НТВ. Но с ним было проще, поскольку и военкомат особо не понимал, как действовать. Списков не дождались, но сказали: "Да, документы в порядке, до свидания, вот ваш военный билет". Но уже через неделю-две пришло указание из Генштаба, что работают только списки и что человек должен обязательно прийти на военную комиссию. И вторая неделя стала уже более сложной, потому что смотрели формально. Мне лично говорили: "Даже если отсрочка придет позже, мы все равно его не вернем, судитесь с частью, куда его отправили". То есть обратного решения военком принять уже не хочет или не может, и я до сих пор не понял, это в его полномочиях или нет. Я не вижу обратного алгоритма.
Ни в указе, ни в законе не прописан четкий механизм, как вернуть мобилизованного
Марьяна Торочешникова: А был успешный опыт решения этого вопроса через суд?
Константин Ерохин: Пока не было: заявления, которые мы подали, еще не рассмотрены. Но я знаю, что такие решения были.
У меня есть клиент с сильным косоглазием, он говорил: "Я вообще не вижу, что в прицеле происходит". А его заставляют стрелять. Мы делаем по нему независимое заключение. И таких вопросов было много. Комиссии проходили быстро, поток большой...
Марьяна Торочешникова: Но кого-то удавалось вернуть?
Константин Ерохин: Да, несколько человек вернулись. А остальные – мы пока ждем. Отправляем в часть иск, чтобы командир понимал, что идет какая-то процедура.
Марьяна Торочешникова: Если человека уже мобилизовали ошибочно, можно ли потом получить от Министерства обороны какие-то компенсации за это? Тимур Измайлов вообще лишился жизни в результате незаконной мобилизации.
Константин Ерохин: Я думаю, такие случаи будут, потому что закон позволяет это сделать. Чтобы определиться с Тимуром, надо сначала получить решение о незаконности его мобилизации. Думаю, для государства тоже важно показать, что это не какой-то огульный забор людей. Цена ошибки огромна даже для государства: любая такая ошибка стоит ему больших денег, помимо негативного информационного фона. Даже с Тимуром мы не ожидали, что будет такой резонанс.
Марьяна Торочешникова: Сейчас, когда объявлено о завершении частичной мобилизации, можно ли мужчинам и военнообязанным женщинам расслабиться, или лучше на всякий случай собирать документы о здоровье, об отсрочках, о брони?
Любая такая ошибка стоит государству больших денег, помимо негативного информационного фона
Константин Ерохин: Конечно, надо этим заниматься. Всегда можно написать мне. Мы бесплатно помогаем людям понять, какие у них есть права.
ОСЕННИЙ ПРИЗЫВ 2022 ГОДА
Из-за частичной мобилизации осенний призыв солдат-срочников сдвинули на месяц, и он начался только 1 ноября. Минобороны планирует призвать 120 тысяч человек почти из всех регионов России. Обещают, что срочников не отправят в аннексированные Россией регионы Украины и на фронт. Правозащитники этому не верят и проводят кампании против принудительной службы в армии.
Защита Отечества является долгом и обязанностью гражданина РФ – это написано в 1 части 59-й статьи Конституции России. Третья часть той же статьи, а также отдельный федеральный закон предусматривают возможность отказаться от службы в армии и пройти альтернативную гражданскую службу (АГС) людям с антивоенными убеждениями.
Мы созвонились с координатором Движения сознательных отказчиков от военной службы Еленой Поповой.
Елена, в законе есть положения о некой комиссии, которая проверяет доводы призывника, отказывающегося от военной службы?
Елена Попова: Такие решения принимает та же призывная комиссия. У гражданина нет обязанности доказывать свои убеждения, есть обязанность обосновать, то есть пояснить, почему он так думает. И даже если призывная комиссия принимает решение отказать в замене военной службы на альтернативную гражданскую, человек не обречен на прохождение военной службы. Он может не согласиться с этим решением и подать заявление в суд. Это не очень сложная процедура.
Но даже если человек проигрывает суд, ничего страшного не происходит, потому что с этого момента дается еще месяц на подачу апелляции. Простой арифметический подсчет говорит о том, что апелляция состоится уже после окончания призывной кампании. Поэтому у военкомата нет никаких шансов отправить в армию человека, который категорически этого не хочет. Даже если кто-то проиграет все суды, ничто не препятствует ему к следующему призыву подать новое заявление. В законе прописано, что обжалование в суде автоматически приостанавливает решение призывной комиссии, в отличие от мобилизованных, где нужно подавать специальные ходатайства.
У гражданина нет обязанности доказывать свои убеждения, есть обязанность пояснить, почему он так думает
Марьяна Торочешникова: Правда ли, что нужно заранее заявлять о своем намерении проходить АГС? Если человек еще весной думал, что готов осенью быстренько отслужить срочником, то сейчас, видя происходящее, он вполне может заработать пацифистские убеждения. Он уже никуда не успевает?
Елена Попова: Он всюду успевает. Есть определение Конституционного суда по жалобам Жидкова и Пильникова о том, что эти сроки связаны с техническими моментами. После окончания призыва военкомат направляет информацию в Минобороны, в Роструд, чтобы Роструд совместно с органами исполнительной власти определяли человеку место для прохождения АГС. Такая длинная процедура и обуславливает требование подавать заявление до начала призыва, предшествовавшему тому, когда человек подлежит призыву. Но эта норма, как сказал КС, носит технический характер, главными являются убеждения человека.
Марьяна Торочешникова: Вот человек приходит сейчас, когда уже идет призыв, в военкомат и говорит: "Я хочу гражданскую службу. Я не хочу держать оружие". А ему отвечают: "Надо было раньше думать. Поздно". Что делать?
Елена Попова: Первое – отправить письменные заявления: в администрацию, председателю призывной комиссии. Есть сайт губернатора субъекта РФ, который возглавляет вышестоящую призывную комиссию, есть уполномоченный по правам человека в субъекте. Военкоматы сайтов не имеют, поэтому туда мы отправляем заказные письма. Мы советуем направлять в пять инстанций, и тогда военком понимает, что все они перенаправят ему и попросят разобраться. Вопрос о праве на альтернативную службу – это вопрос об одном из базовых прав человека: свободе совести и праве не убивать. Мы ставим в известность, заявляем о своем базовом праве. Пишем официальное заявление, транслируем наше требование – организуйте заседание призывной комиссии, уведомляйте нас заблаговременно о времени и дате ее проведения, мы будем к ней готовиться, идти и дальше либо соглашаться с этим решением, либо обжаловать его в суде.
Марьяна Торочешникова: Правда ли, что людей, которые получают возможность проходить АГС, намеренно, из вредности или по закону отправляют служить в какой-то другой регион?
Вопрос о праве на альтернативную службу – это вопрос об одном из базовых прав человека: свободе совести и праве не убивать
Елена Попова: Это не совсем так, хотя формально в законе написано, что альтернативная служба носит экстерриториальный характер. Но для этого нужно, чтобы организации имели общежития. Кроме этого, человеку нужно оплачивать дорогу туда-обратно и на период отпуска. И санитар, которого из одного региона направят за тридевять земель, – это будет очень дорогой для государства санитар, просто золотой. Поэтому де-факто мы видим, что далеко не отправляют, во всяком случае, большие города, где есть такая работа, оставляют "альтернативщиков" у себя.
Марьяна Торочешникова: Безопасно ли Свидетелям Иеговы, которые признаны в России экстремистами, ссылаться на свою принадлежность к этой религиозной организации при заявлении об АГС?
Елена Попова: Я не советую это делать. Мы видели массовые репрессии и преследования. Человек может говорить те же самые вещи, не называя свое вероисповедание: "Таковы мои взгляды, моя вера".
Высказывать ли свое отношение к специальной военной операции (не к ночи будет помянута!)? На мой взгляд, безусловно. Обращение в государственный орган не является публичным деянием, оно не может попадать под понятие административного правонарушения, тем более – фейков. С другой стороны, мы видим разные примеры, видим реакцию. Не вдаваться в обсуждение подробностей, просто заявить свою позицию: "я против". Это не является преступлением.
