В Россию за убежищем: что ждет афганских беженцев

• Государственный переворот в Афганистане: примет ли Россия беженцев из страны, захваченной талибами?
• Правозащитники заявляют о возрождении неонацизма в России: насколько серьезна угроза?

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ И ВСЕОБЩАЯ ПАНИКА

В Афганистане – государственный переворот. Десятки тысяч людей стремятся покинуть страну, опасаясь преследований талибов. В России движение "Талибан" признано террористическим и запрещено. Готова ли Россия принять беженцев из Афганистана? Вскоре после захвата Афганистана талибами Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев призвало правительства государств не высылать находящихся на их территории граждан Афганистана на родину, даже тех, кому уже отказали в убежище. "На странах лежит юридическая и моральная ответственность предоставлять бегущим афганцам возможность поиска безопасности и не возвращать беженцев путем принуждения", – констатировала официальный представитель УВКБ ООН Шабия Манту. Она сообщила, что с начала этого года более полумиллиона афганцев уже стали внутренне перемещенными лицами, теперь же в своей стране им негде укрыться от талибов.

^{Видеоверсия программы}

О том, готовы ли российские власти откликнуться на призыв УВКБ ООН, мы спросили Светлану Ганнушкину, председателя Комитета "Гражданское содействие" (Комитет помогает беженцам и вынужденным переселенцам, а Минюст внес его в реестр "иностранных агентов").

Светлана Ганнушкина: Хотелось бы надеяться, что этот призыв коснется не только невыдворения, но и легализации, в том числе и тех людей, которые много лет не могут ее добиться. Нелегалов фактически больше нет. Люди приезжают по визам, и те, кто дает им визы, прекрасно знают, что если они едут из таких "горячих точек", то будут обращаться за убежищем, но им его не предоставляют. Пока потока в нашу организацию нет, есть только люди, которые обращаются с просьбой помочь им вывезти семьи, но мы, к сожалению, не можем им помочь.

Марьяна Торочешникова: После событий в Сирии 2011– 2015 годов, когда число сирийцев, бежавших от войны в другие страны, приблизилось к 5 миллионам, правозащитники объявили о гуманитарной катастрофе, а произошедшее осенью 2015 года – крупнейшим миграционным кризисом со времен Второй мировой войны. Стоит ли опасаться нового миграционного кризиса?

Светлана Ганнушкина: Да, мы ожидаем притока беженцев. Предыдущий приток был небольшой – это были люди, которые сотрудничали с американской властью, а когда фирмы там закрывались, этих людей оставляли, и их начинали преследовать талибы. В последний год нам с трудом удавалось добиться, чтобы их принимала Америка – уже из России.

Институт убежища у нас не работает, но его не так сложно возродить, хотя бы в правовом отношении. Люди, которые получают у нас статус беженца или временное убежище, не получают никакого пособия. У нас есть три Центра временного размещения для беженцев, но они не заполнены, там не очень-то хорошо живется, они все далеко от мест работы и учебы, и многие оттуда бегут, а некоторые даже предпочитают уехать домой. Мы рассказываем сказки о том, что у нас человек, подающий заявление, сразу получает пособие, но не говорим, что оно однократное и, если я не ошибаюсь, до сих пор составляет 100 рублей.

Я думаю, призыв УВКБ окажет влияние на неправительственные организации, на международные организации, которые будут готовы оказать помощь в каких-то объемах. Но без участия власти такие вещи невозможны, ведь людям в любом случае нужен легальный статус, тогда они могут работать. Иначе они все время в опасности: их обирают, они – первые жертвы коррупции. А кампания по борьбе с этим начинается не с работодателей, а с работников: штрафы, нарушение порядка пребывания или трудовой деятельности.

Марьяна Торочешникова: Россия – не самое приветливое место для беженцев, даже из тех стран, в которых присутствуют, поддерживая одну из конфликтующих сторон, российские войска. Несколько лучше обстояли дела во времена Советского Союза, где в разное время принимали беженцев из самых разных государств, в том числе и Афганистана. Но после развала СССР эти люди перестали интересовать российские власти.

На видеосвязи с нами – консультант по миграционным вопросам Комитета "Гражданское содействие" Евгения Лёзова.

В УВКБ ООН обращают внимание на то, что сейчас, с приходом талибов, наибольшему риску в Афганистане подвержены женщин и девочки. Буквально на днях ВВС опубликовало историю афганской девушки, которая вместе со своей семьей бежала от принудительного брака с талибом. Но в России их всех поместили в Центр временного содержания иностранных граждан, а потом выдворили, хотя бежали они вовсе даже не в Россию, а пытались переехать в Финляндию. В решении Ленинградского областного суда по этому делу говорится: довод о том, что выдворение за пределы РФ может повлечь реальную опасность и несет угрозу жизни и здоровью, подлежит отклонению, поскольку в материалах дела отсутствуют надлежащие доказательства наличия данной реальной опасности.

Евгения, часто ли судьи требуют подобных доказательств от беженцев, и что именно они рассматривают как доказательства опасности?

Евгения Лёзова: Очень сложно добиться того, чтобы наши миграционные власти признали доводы достойными рассмотрения. Что значит "документированные подтверждения преследования"? Письма от "Талибана" с печатью и подписью? А доказательства, которые рассматриваются во всем мире: свидетельства людей, оказавшихся в подобной ситуации, или в целом принадлежность к особо уязвимой группе, – рассматривались очень плохо. У нас были случаи, когда даже полицейские, бежавшие из каких-то территорий, подконтрольных талибам, получали отказы, причем такое ощущение, что было указание сверху – не давать.

Марьяна Торочешникова: В то же время посол России в Афганистане Дмитрий Жирнов говорит, что талибы – "адекватные мужики". Такое ощущение, что российские политики демонстрируют: в Афганистане все в порядке.

Евгения Лёзова: Мы ждем официальных заявлений нашего МИДа: к ним прислушиваются лучше, нежели к рекомендациям УВКБ ООН.

Марьяна Торочешникова: В Петербурге сейчас решается судьба четырех афганцев, которые приехали туда по паспортам футбольных болельщиков и остались. Они утверждают в суде, что им небезопасно возвращаться. Решение о выдворении уже вынесли, но их пока никуда не выдворили по формальной причине: решение напечатали на персидском, а они говорят, что у них родной язык пушту и нужно его перевести.

Евгения Лёзова: Насколько я понимаю, это решение было вынесено до окончательного переворота. Надеюсь, сейчас все-таки перестанут высылать, Россия не захочет выглядеть людоедом на мировом уровне.

Марьяна Торочешникова: Если посмотреть видео из аэропорта, откуда люди пытались уехать, то в основном видно беженцев-мужчин, а женщин очень мало. Такое ощущение, что им просто не дают возможности уехать из страны.

Евгения Лёзова: Семья обычно спасала мужчин боеспособного возраста, потому что талибы забирают их к себе воевать, а стариков и женщин не трогают. Надеялись, что потом этот мужчина здесь обустроится и поможет вытащить семью, хотя это очень трудно: таких полномочий нет ни у кого, даже у УВКБ.

Марьяна Торочешникова: Можно ли ожидать в 2021 году повторения миграционного кризиса 2015 года?

Евгения Лёзова: Я думаю, да. Мы с большим напряжением следим за ситуацией в Афганистане. Это ад на земле. Сейчас такой лавины беженцев нет только потому, что закрыты все погранпереходы, аэропорт фактически закрыт для гражданских самолетов. Еще несколько дней назад были какие-то единичные люди, а сегодня уже и студенты, и полицейские, которые приехали сюда для повышения квалификации. Мы ждем заявлений нашего МИДа: он сейчас тоже в сложной ситуации.

УЛЬТРАПРАВЫЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ?

С начала этого года в России по меньшей мере 41 человек подвергся насилию на почве ксенофобии дела такие данные приводит Информационно-аналитический центр "Сова" (внесен в реестр "иноагентов"). Исследователи центра отмечают: число преступлений, совершенных националистами, растет. А недавно в интернете стали распространяться видеоролики с убийствами и избиениями мигрантов и бездомных.

На видеосвязи с нами – руководитель Информационно-аналитического центра "Сова" Александр Верховский. Александр, понятно ли уже, кто такие эти "М.К.У." и чего они хотят?

Александр Верховский: Мы пока не знаем, кто они такие. Нам известно лишь то, что сообщают правоохранительные органы. Известно, что по этому делу задержано и под следствием находятся примерно 35 человек уже в дюжине городов. Очевидно, что это некая сеть маленьких групп или даже одиночек, которые работают под одним брендом. Эта сеть "М.К.У." постоянно подчеркивает свою преемственность к такой же сети NS/WP, запрещенной в мае как террористическая организация, и даже сотрудничество с ней.

В некоторых случаях мы что-то знаем о людях, которые привлекались по этим делам. Это люди разного возраста – от 18 до 30 с лишним, некоторые из них раньше участвовали в других ультраправых группах. У кого-то в деле есть эпизоды насилия или были не так давно. Вот эта система, когда (как явствует из пресс-релизов ФСБ) сперва дают задание нарисовать свастику на заборе, потом что-то еще, и так может дойти до убийства – это ведь тоже не новая схема, такое было в "нулевые" годы. Была такая штука, которая называлась "Большая игра "Сломай систему", ее устроила в интернете через публикацию роликов и раздачу заданий небольшая группа под названием "Северное братство". Основные фигуранты уже отсидели свое, один в лагере умер, кто-то, по всей видимости, не найден. Но история была громкая, и опыт, очевидно, востребован. Точнее пока про этих людей сказать ничего нельзя. Там есть еще отдельная тема связи с Украиной, которая активно обсуждается в пресс-релизах.

Марьяна Торочешникова: Казалось, что где-то к 2010 году российские правоохранительные органы смогли уже как-то справиться с неонацистами. Можно ли говорить о возрождении неонацизма в России с приходом этой странной группы "М.К.У."?

Александр Верховский: "Северное братство" и масса подобных группировок действительно были разгромлены. Сотни уличных бойцов сели за насильственные преступления. В какой-то момент в начале 2010-х годов уровень риска для них стал очень высок: кто-то отходил от дел, а главное, новые подростки, которые увлекались ультраправыми идеями, боялись вступать на путь систематического насилия. А новые подростки, которые сейчас дорастают до того, чтобы в чем-то участвовать, уже не боятся так, как подростки пять-семь лет назад, потому что их приятели не садились в тюрьму. Я думаю, с этим и связано некоторое возрождение. Масштаб, конечно, все равно не такой, как десять лет назад, но уровень насилия, похоже, перестал падать, а может быть, даже и подрастет.

Марьяна Торочешникова: А на кого направлена их агрессия?

Александр Верховский: По поводу "М.К.У." это довольно трудно сказать. Главный их месседж – человеконенавистничество. "Враги нашей идеологии должны умереть", – пишут они на своих роликах. Кстати, это тоже было. Была группа "Иркутские молоточники": они в какой-то момент стали нападать на случайных людей именно в приступе человеконенавистничества.

Но если отвлечься от "М.К.У." и посмотреть, на кого вообще нападают, то выходцев с Кавказа становится явно меньше. Это, конечно, мигранты из Центральной Азии: на них сравнительно безопасно нападать, потому что их социальный статус обычно низок. Довольно много стало нападений на ЛГБТ-людей (тема своеобразно понимаемого морализаторства все более актуальна для ультраправой среды) и на бездомных: они рассматриваются как биомусор, который нужно устранять.

Марьяна Торочешникова: Насколько серьезную опасность представляет попытка создания сети "М.К.У."?

Александр Верховский: Это очень узкий слой молодежи, который склонен к ультраправым идеям, и среди него есть еще меньшее подмножество людей, готовых к насилию. Можно разрушить конкретную сеть "М.К.У.", как до этого разрушались другие, но, к сожалению, в результате появятся новые такие сети. Здесь важно, удастся ли таким группам обратиться к более широкому слою населения. Ведь это совершенно маргинальные люди, их очень мало, это политически незначимо. И это, конечно, несколько расслабляет правоохранительные органы, потому что на них нет политического давления, чтобы срочно бороться с этой угрозой.

Давление на радикальную ультраправую среду началось с середины "нулевых", потому что их действия стали приводить к заметным социальным последствиям. Случилась Кондопога, допустим, то есть какие-то вещи, которые власти уже не могли игнорировать. И тогда начинается борьба: формируется Центр "Э", ловят этих боевых неонаци, и это приносит явные успехи.

Есть ли сейчас у правоохранительных органов стимул так мобилизоваться, подталкивают ли их к этому сверху? Я думаю, нет, потому что нет политической угрозы. Трудно сказать, может ли она появиться. Я пока не очень себе представляю, чтобы хоть какое-нибудь течение, которое хочет считать себя политическим, готово было связываться с людьми, чья группа называется "Маньяки: культ убийства".

Марьяна Торочешникова: В начале двухтысячных неонацистам противостояло движение "Антифа", в общем тоже довольно радикальное. Есть ли сейчас что-то подобное?

Александр Верховский: "Антифа" как движение прекратило свое существование в начале 10-х годов тоже из-за давления сверху, и уличная война просто закончилась. Но удивительным образом в этом году в Москве была очень большая драка между неонаци и "Антифа". Проводился большой концерт, организованный ультраправыми, и какая-то большая компания "Антифа" попыталась его атаковать; произошло серьезное столкновение со стрельбой из травматов. Дело сейчас расследуется. Так что все в некотором роде возвращается: к счастью, не в том масштабе, как десять лет назад.