- Как прошли и к чему приведут акции в поддержку Алексея Навального и других российских заключенных, нуждающихся в медицинской помощи.
- "Состояние критическое, прогноз неблагоприятный". В России состоялись парламентские слушания о ситуации в системе здравоохранения.
МЕЖДУ ДОБРОМ И НЕЙТРАЛИТЕТОМ
"Финальная битва между добром и нейтралитетом" – так сторонники Алексея Навального назвали акции в поддержку политика, которые проходили 21 апреля по всей стране. Требование у участников этих акций было одно: "Пустите независимых врачей к Алексею Навальному, который держит голодовку в колонии". Сейчас его перевели в специализированную больницу ФСИН.
У нас в гостях Григорий Дурново, аналитик проекта "ОВД-Инфо", который на протяжении многих лет наблюдает за тем, как в России проходят публичные мероприятия, и считает количество задержанных.
Григорий Дурново: Мы считаем задержанных не только непосредственно на акциях, но и перед ними (это, к сожалению, распространенная практика). 1788 человек были задержаны почти в ста городах по всей стране, более 800 человек – в Петербурге.
Видеоверсия программы
Марьяна Торочешникова: В сравнении с тем, что было в январе и 2 февраля, это совсем немного.
Петербургская полиция отличилась особой жестокостью, активно применяла электрошокеры
Григорий Дурново: Не сказал бы. 2 февраля было задержано меньше людей – чуть более 1,5 тысяч, так что все-таки больше. Но существенно меньше, чем в январе. Происходившее в Петербурге существенно отличалось от того, что происходило в большинстве городов, особенно в первой половине дня, то есть в то время, когда акции проходили на Дальнем Востоке, на Урале. По большей части полиция ограничивалась совсем точечными задержаниями; если и были групповые, то не превышали 30 человек.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, там и акции были не слишком многочисленные. Говорили, что где-то выходили 20 человек, где-то – 100. Максимум, по-моему, насчитали в Омске: по официальным данным МВД, там вышли 800 человек.
Григорий Дурново: И во Владивостоке, и в Екатеринбурге, и в Саратове выходило довольно много людей. И любопытно, что во многих городах полиция им практически не препятствовала. И в Москве, как мы видим, она существенно ограничивала проход, но задержаний на акциях практически не было. Зато было немало предварительных задержаний. А петербургская полиция отличилась в этот раз какой-то особой жестокостью, активно применяла электрошокеры. В январе мы это, кажется, впервые увидели на акциях и удивились, а теперь, похоже, нам дают понять, что это будет уже распространенным инструментом борьбы с протестующими. Масса нарушений прав задержанных: избиения и в отделах, и при задержании, недопуск адвокатов, отказ в передаче воды и еды, не говоря уж про такие распространенные нарушения, как принудительная дактилоскопия и фотографирование. У кого-то порвали паспорт.
Марьяна Торочешникова: У вас есть объяснение тому, почему в Санкт-Петербурге власти так лютовали в этот раз? Это месть за зимние протесты?
Григорий Дурново: Месть за зимние протесты произошла еще зимой: по следам январских акций возбудили не менее 90 уголовных дел, более 100 человек по ним проходят обвиняемыми, многие из них находятся под стражей, вынесено уже более 20 приговоров, в том числе связанных с лишением свободы. Я не думаю, что произошедшее вчера – ответ на январские события. Непонятно, как принимаются эти решения, насколько они продуманы, не является ли это реакцией на какое-то поведение протестующих непосредственно на месте.
Марьяна Торочешникова: В Нижнем Новгороде вообще перекрыли весь город чуть ли не на весь день, и людям фактически не дали никуда выходить, но при этом не было такой жести, как в Санкт-Петербурге. А где-то люди спокойно выходили и спокойно расходились. Кто принимает решение о том, как себя вести? Местные полицейские начальники, губернаторы, мэры? Или они получают какую-то отмашку от администрации президента или от полпредов?
Григорий Дурново: Можно только строить догадки. Но судя по тому, что мы видим, одной общей директивы нет, в разных городах все происходит по-разному. Так что, наверное, решения принимаются на уровне города или, может быть, региона. Но многое зависит и от отделов. В разных отделах по-разному ведут себя с задержанными: разные протоколы составляют на людей, в каких-то отделах оставляют на ночь, в каких-то – нет, в каких-то сразу везут в суд (кстати, последнее – это питерская специфика).
Марьяна Торочешникова: А есть какие-то отделы полиции, известные особой жестокостью?
Григорий Дурново: При массовых задержаниях появляется много новых отделов, для которых большое количество задержанных на акциях – это что-то нетипичное, и они начинают пробовать какие-то свои тактики. Многое зависит от того, приезжают ли в отделы сотрудники Центра по борьбе с экстремизмом, нет ли еще дополнительного элемента в виде следователей, когда возбуждают дела: от этого тоже зависит степень жесткости. Вот несколько лет назад мы хорошо знали, что в отделе "Китай-город" в Москве обязательно отнимут телефоны. Сейчас это не так. Но теперь телефоны много где норовят отнимать: это скорее общая установка.
Марьяна Торочешникова: Известно, что перед акциями 21 апреля в некоторых городах люди пытались действовать абсолютно по правилам, установленным властями, и подавали заявления для проведения массовых мероприятий. В Москве отказали по причине пандемии.
Григорий Дурново: Практика последнего времени показывает, что согласовать оппозиционные мероприятия в большинстве регионов практически невозможно. В Москве до сих пор действует запрет вообще на любые публичные мероприятия, включая одиночные пикеты. А в разных регионах все по-разному, но провластные мероприятия с большим количеством народа проходят спокойно, а оппозиционные не согласовывают чаще всего под предлогом риска заражения.
Марьяна Торочешникова: Те, кто смотрел выступление Путина с посланием к Федеральному собранию, мог обратить внимание, что в зале-то далеко не все сидели в масочках.
Согласовать оппозиционные мероприятия в большинстве регионов практически невозможно
Григорий Дурново: На недавнем мероприятии в "Лужниках" в честь годовщины присоединения Крыма тоже никаких особенных мер безопасности не было. Напомню, после акции 23 января в Москве и в других регионах возбудили так называемые "санитарные дела" против организаторов и других людей, которые распространяли анонсы мероприятий: якобы они своими действиями создали опасность заражения, хотя речь шла о мероприятиях, которые происходят на воздухе.
Марьяна Торочешникова: Акции 21 апреля фактически утвердили в России недобрую традицию задерживать потенциальных участников, организаторов или каких-то особенно ярких активистов перед этими акциями под самыми разнообразными предлогами.
Григорий, что это за практика такая – задерживать людей, кабы чего не вышло? Так было с Владимиром Рыжковым, с Любовью Соболь и Кирой Ярмыш, еще с десятками других людей по всей стране.
Даже репост чужого анонса может быть расценен как "организация акции протеста"
Григорий Дурново: Эта практика продолжается еще с конца 2017 года, когда начались всероссийские акции, организованные штабами Навального. Первая была 26 марта после фильма "Он вам не Димон". И это была первая акция, которая прошла одновременно во многих городах, было много задержаний, после этого возбуждались уголовные дела. А вот ближе к концу года, перед октябрьской акцией, действительно стали задерживать за день или непосредственно в тот же день, до акции. Задерживали координаторов штабов, видных активистов, блогеров и вменяли им либо нарушения на предыдущих акциях, которые могли пройти несколько месяцев назад, либо анонс предстоящей акции (это расценивается как организация).
Марьяна Торочешникова: Удивительно, что Киру Ярмыш, пресс-секретаря Алексея Навального, за это и задержали, сказав, что она куда-то призывала в интернете, хотя она проходит по так называемому "санитарному делу" и не может пользоваться интернетом.
Григорий Дурново: Даже репост чужого анонса любым человеком может быть расценен как "организация". Мы же понимаем, как непросто организовать акцию, а тут достаточно одного клика – и тебя признают организатором, могут арестовать на срок до десяти суток.
Марьяна Торочешникова: Во времена активности "нацболов", запрещенной в России политической организации, которую возглавлял Эдуард Лимонов, он устраивал свои мероприятия, и его очень часто задерживали уже на выходе из дома, около подъезда. То же самое было и с Сергеем Удальцовым и практически со всеми яркими участниками так называемой "Стратегии-31", которая какое-то время развивалась в России, а потом приутихла. Это что, работает?
Григорий Дурново: Я думаю, скорее действует в обратную сторону, то есть может только разозлить. Но, видимо, власть до сих пор считает, что таким образом можно обезглавить протест.
Марьяна Торочешникова: То есть российские власти до сих пор верят, что у текущих протестов есть какой-то один центр, один глава, и если его нейтрализовать, то протестов не будет. Но разве опыт не показывает, что люди выходят даже без каких бы то ни было явных вожаков?
Григорий Дурново: Все эти действия, в общем, ориентированы на каких-то организаторов, на людей, которые призвали других людей, а значит, они – лидеры мнений, от них многое зависит, и их надо наказать. И это связано не только с протестами. По делам об экстремистских организациях, например, тоже обязательно выявляют каких-то людей, которые не сильно отличаются от других, но им нужно доказать, что именно эти люди вели организационную деятельность.
Марьяна Торочешникова: Чем дальше, тем чаще слышишь о том, что накануне каких-то мероприятий к людям приходят сотрудники полиции и начинают всучать им какие-то бумаги о недопустимости действий.
Григорий Дурново: Это довольно старая история, но сейчас этого действительно стало больше. В январе приходили к людям, которые уже много лет никуда не выходили: видимо, подняли какие-то старые картотеки. Это происходило и в 2000-х. К участникам акций, которые организовывали "Другая Россия", Лимонов, "Стратегия-31", приходили после акций или перед следующими с профилактическими беседами участковые. Но действия это обычно не имело, потому что профилактическая беседа, как правило, не имеет особенных последствий, как и профилактический учет. А вот начиная с января эта практика получила очень большой размах.
Марьяна Торочешникова: Следует ли ожидать в ближайшее время еще каких-то более-менее единых акций, или вот на этом сейчас протестное движение на некоторое время сдуется и поутихнет?
Жесткая, тупая реакция на протесты скорее не дает протесту затухнуть
Григорий Дурново: У меня всегда есть ощущение, что жесткая, тупая реакция на протесты скорее все-таки не дает протесту затухнуть. А вообще, власть делает очень много всего, что не оставляет людей равнодушными, вызывает у них желание отвечать. Это могут быть не только уличные протесты, но и различного рода петиции, и высказывания, и так далее. И сам факт того, что довольно много людей вышли в будний день вечером, причем всего через несколько дней после того, как об акции стало известно, означает, что протестный потенциал нельзя считать низким, и, вполне возможно, нас еще ждет что-то интересное.
Марьяна Торочешникова: А что будут предпринимать власти? Дальше давить этот проест? Или дадут возможность "спустить пар"?
Григорий Дурново: Возможно разное. Илья Азар в связи со вчерашними событиями вспоминал, что летом 2019 года серия протестных акций против недопуска оппозиционных кандидатов на выборы в Мосгордуму закончилась тем, что 31 августа в Москве люди вышли, и никого вообще не задержали. При этом определенное количество людей задерживали и арестовывали уже после этой акции, в том числе и самого Азара. Была скандальная история: его задержали прямо у дома, а в квартире остался маленький ребенок без присмотра. Может быть, где-то власть выбирает тактику "спускать на тормозах", не трогать. А может быть, наоборот, дают "выпустить пар", но на камерах-то все есть, может быть, потом начнут искать и задним числом задерживать.
ДООПТИМИЗИРОВАЛИСЬ
"Состояние критическое, прогноз неблагоприятный" – так охарактеризовала положение дел с демографией и в системе здравоохранения России на состоявшихся на днях парламентских слушаниях ректор Высшей школы организации и управления здравоохранением Гузель Улумбекова. Из ее доклада становится понятно, почему россияне не доживают до 73 лет и почему оптимизация фактически погубила российскую систему здравоохранения.
В студии Радио Свобода муниципальный депутат по Кунцевскому округу Москвы Денис Шендерович.
Денис, я знаю, что вы на себе испытали все "прелести" оптимизации здравоохранения полгода назад, когда попали в ковидарий. Гузель Улумбекова в своем докладе обращала внимание депутатов и на то, что медики фактически не справлялись с ситуацией. Более того, начав заниматься исключительно больными COVID, они, по сути, забыли о других людях, нуждающихся в плановой медицинской помощи, и именно поэтому, считает Улумбекова, так выросла смертность в этом году в России. Понятно, что было много зараженных, их надо было лечить. Но куда же подевались остальные больницы? Зачем же их тогда позакрывали?
Некоторые люди на государственной службе путают бизнес и работу на общество
Денис Шендерович: Мотивы этой оптимизации лежали в плоскости снижения затрат и увеличения прибыли. Некоторые люди на государственной службе немножечко путают бизнес и работу на общество. Если ты государственный человек, то целью и мотивами твоей деятельности должно быть не извлечение прибыли, не снижение расходов на здравоохранение, а именно люди и общественная польза от этого. А общественная польза от здравоохранения состоит исключительно в том, чтобы эту услугу получило то количество людей, которому она необходима, и чтобы была соответствующая материальная база – это и клинические больницы, и соответствующие медицинские учреждения, и медработники.
Марьяна Торочешникова: Вы сейчас говорите прямо как Владимир Путин во время послания Федеральному собранию, который сказал, что обязательно нужно обратить внимание на систему здравоохранения, ликвидировать очереди, всех срочно диспансеризовать, выделить пять тысяч машин "скорой помощи", врачам все увеличить, больницы переоборудовать. В общем, надо заботиться о здоровье населения, и это показал нам 2020 год. Если первое лицо в государстве это понимает и даже с большой трибуны об этом сообщает, почему же происходит-то все иначе?
Денис Шендерович: Давайте делить людей на тех, кто говорит и делает (у кого слова совпадают с делами), и тех, кто говорит одно, а делает другое. Владимир Путин на протяжении 15 лет говорил о том, что пока он президент, он не поднимет пенсионный возраст. Он же нам обещал, что Конституцию он тоже менять не будет! Поэтому стоимость его слов гораздо дешевле моих ботинок. И говорит он это ровно потому, что ему нужна какая-то легитимность, вот и все. Но это не значит, что он будет это делать.
Марьяна Торочешникова: А вы верите тому, о чем рассказывала российским депутатам Гузель Улумбекова: что если дальше сидеть и ничего не делать, то каждый год Россия будет терять более 530 тысяч человек? Она говорит также о критической ситуации в системе здравоохранения, о нехватке врачей, о том, что Россия заняла позорное первое место во всем мире по числу погибших от COVID медиков. Ее слова вас убеждают?
Денис Шендерович: Уважаемая Гузель Эрнстовна оперирует данными статистики, и она большая молодец в том, что ей удалось вот эти скучные цифры донести в правильном формате. Видно было, что люди ее услышали. В 1990 году у нас прибыль населения составила порядка 350 тысяч человек. Убыль населения началась после. Сейчас у нас пошла отрицательная динамика. Мы недополучили, как она сказала, 11 миллионов человек. То есть нас, по идее, сейчас должно было быть, если я правильно посчитал, порядка 155 миллионов человек, а нас 146. И дальше будет только хуже. Единственное, я не понимаю, как можно говорить о том, что 700 тысяч убыли, но за счет того, что мигрантов приехало 100 тысяч, у нас уже 600. Если государство замещает недостаток местного населения миграцией, это только подтверждает мою мысль о том, что это какой-то целенаправленный геноцид.
Марьяна Торочешникова: Улумбекова рассказала об этом депутатам: они же должны что-то предпринять? Она выступала 19 апреля, а Путин 21 апреля говорил, что нужно срочно развивать здравоохранение и бороться за демографию, обещал даже давать денег за первенца. Будут они что-то делать или это все только слова?
Половина бюджета тратится на национальную оборону, силовые структуры и войну. У них нет желания лечить людей
Денис Шендерович: Никто не будет ничего делать. Нужно просто последовательно посмотреть, какие бюджеты принимались последние несколько лет. Бюджет на здравоохранение сокращался. В 2020 году он составлял, если память мне не изменяет, около 700 с чем-то миллиардов, а это меньше 5% от всего бюджета. А половина бюджета у нас тратится на национальную оборону, на правоохранительную деятельность, в общем, на силовые структуры и на войну. Это говорит о том, что нет у них желания лечить людей.
Они оптимизировали медицину – это федеральная программа. Этой же федеральной программе последовал мэр Собянин, который перед пандемией закрыл больше 40 больниц (Яшин говорит, что 60) и около 400 поликлиник, сократил 20 тысяч врачей. Конечно, у нас будет повышенная смертность! Конечно, мы не справились с пандемией! Ведь меры, которые были приняты на государственном уровне, не защищали здоровье населения, они были направлены исключительно на контроль. 15 апреля прошлого года цифровые пропуска проверяли в Москве на всех станциях метро, устроили давки. Буквально через несколько дней статистика зафиксировала резкий рост заболеваемости, то есть власти своими действиями спровоцировали рост заболеваемости и смертности. Я до сих пор пишу в Следственный комитет с требованием возбудить уголовное дело, но не возбуждают, не видят в этом ничего страшного. Вот эти двойные стандарты, двойное применение норм закона говорит о том, что у них нет цели защищать нас. Пусть останется то население, которое будет бояться, будет максимально лояльно, платит налоги – все, больше им ничего не нужно. Мое мнение основано исключительно на данных из открытых источников. Я их просто собираю, изучаю и делаю выводы.
Оптимизированная медицина не позволит нам получить медицинские услуги, необходимые для того, чтобы сохранить тех людей, которые у нас сейчас есть. В том же докладе Гузель Эрнстовна говорит, что большинство людей не доживут до выхода на пенсию. Разрыв между государством и обществом растет, а релевантно этому растет как раз и смертность этого общества.
Марьяна Торочешникова: Может быть, депутаты и чиновники принимали бы несколько иные решения и закладывали в бюджете другие суммы на здравоохранение, если бы лечились в обычных поликлиниках и больницах. Хотя сейчас очень многие люди, если у них есть хоть малейшая финансовая возможность, идут за платной медициной: там врачи по крайней мере уделят им больше времени, а не 15 минут на прием, как сейчас положено.
Денис Шендерович: А это ведь тоже последствие оптимизированной медицины! Они же не добавили в бюджет денег, а просто сократили количество врачей и увеличили нагрузку на существующих. Более того, врачей-то поменяли. Чем лояльнее доктор, тем больше у него шансов работать в каком-то медицинском учреждении. Некоторые мои знакомые говорят, что иногда приходишь к терапевту, а он не очень хорошо понимает по-русски. А дальше у тебя следующая проблема – убедить врача выписать те необходимые манипуляции, процедуры и исследования, которые позволят установить причину заболевания. И это растягивается на месяцы. МРТ точно несколько месяцев можно ожидать. В итоге большинство людей могут просто не дожить до момента, когда им поставят диагноз и назначат правильное лечение.
Марьяна Торочешникова: Но ведь когда оптимизировали эту систему, наверное, руководствовались какими-то высшими идеями, помимо экономии?
Денис Шендерович: Мое субъективное мнение: мотивами этой оптимизации было увеличение эффективности, то есть снижение затрат на единицу той услуги, которую они предоставляют, и увеличение прибыльности. Не улучшение методик лечения и его качества, а исключительно сокращение затрат. Это менеджерский, коммерческий подход. Его нельзя закладывать в государственных и общественных делах.
Люди с серьезными заболеваниями в период пандемии не получали плановых операций, умирали от неоказания помощи
А люди, которые задумали оптимизацию медицины, думали: а как же сделать лучше бюджету? Граждане России стали "крайними", и это отражено в минусовой статистике: убыль населения, смертность. Потому что люди с серьезными заболеваниями в период пандемии не получали плановых операций, умирали от неоказания помощи, потому что кто-то из людей, занимающихся государственным управлением, возможно, превысил свои полномочия. Вероятно, ограничивая врачей в оказании медицинской помощи, они сказали: "Ограничить плановых больных. Ограничить операции на сердце. Ограничить операции по системе кровоснабжения". А эти проблемы у нас стоят в первой строчке статистики по смертности от заболеваний.
Марьяна Торочешникова: И об этом тоже говорил Путин Федеральному собранию.
Денис Шендерович: Все он знает, все правильно говорит, только делает не так: в этом проблема.
Марьяна Торочешникова: Как обстоят дела со здравоохранением в вашем муниципальном округе Кунцево? Сколько поликлиник осталось на весь округ после оптимизации?
Денис Шендерович: Три. Роддом закрыли, больницу закрыли. Мне жалуются люди из разных районов: врачей стало меньше, качество медработников серьезно снизилось, очереди, пусть и электронные, все равно есть, и они точно так же не могут получить медицинские услуги. А в 2020 году вообще была беда. Большинство жалоб – это люди либо предпенсионного, либо пенсионного возраста, которые от поликлиники далеко и не отходят.
Марьяна Торочешникова: Что сейчас должны предпринять власти? Можно потушить этот пожар деньгами или этого недостаточно? Путин сказал, что сколько-то триллионов и миллиардов он обязательно выдаст из кубышки на здравоохранение.
Денис Шендерович: Незадолго до своего выступления перед Федеральным собранием он отчитывался за бюджет по антиковидным мерам и сказал такую фразу: "Растащили бюджет, ну, немного, 10%, в пределах нормы". Если первое лицо страны публично говорит подобное, то нет такого количества денег, которым бы можно было потушить этот пожар. Проблема не в деньгах, а в конкретных людях, которые сейчас занимаются издательством законов, регулирующих нашу деятельность. Мы будем платить своими жизнями до тех пор, пока не поменяем тех людей, которые не делают нашу жизнь лучше, обманывают, говорят одно, а делают другое.
Марьяна Торочешникова: Предположим, их заменят. Есть сейчас реальные возможности для того, чтобы улучшить ситуацию со здравоохранением, отмотать назад эту оптимизацию? Или этот фарш уже назад не провернуть?
Денис Шендерович: Все те мероприятия, которые спасли бы в нормальной ситуации, когда нет такого уровня коррупции, как сейчас у нас в стране, когда люди на местах подотчетны не одному человеку, а системе разделения властей, когда есть независимые суды и правоохранительные органы, – вот в такой нормальной структуре, возможно, все эти мероприятия, о которых сказала Гузель Улумбекова, вполне были бы достаточными для снижения напряженности в сфере здравоохранения. Но я сильно сомневаюсь, что если все эти меры будут приняты, если выделят дополнительные бюджетные средства на здравоохранение, они дойдут до конечного потребителя. Первое, на что жалуются рядовые работники, это невыполнение майских указов 2012 года. А еще была "Стратегия 2020". Как раз к 2020 году, когда Путин понял, что не получилось на все 100%, он взял и уволил Дмитрия Анатольевича – он во всем виноват. Хотя, извините, Владимир Владимирович подписывался под этой "Стратегией", закладывал ее в свою предвыборную и политическую программу.
Марьяна Торочешникова: А зарплаты по майским указам?
Денис Шендерович: А по факту зарплаты не были такими. Та же самая ситуация будет, если они добавят бюджет. Потом Владимир Владимирович скажет: было 700 миллиардов, мы добавили еще 700, полтора триллиона выделили на здравоохранение, но чего-то все равно народ мрет. Ну, растащили процентов 10, а так-то все нормально. Мы больницу открыли, врачу медаль вручили. А статистика все равно будет такой, что мы погибаем. Я недавно читал последнее расследование компании "Досье": у самого богатого депутата Госдумы родственники с гражданством Мальты. Зарабатывают здесь, а живут там, за пределами РФ. Ну, откуда у этих людей возьмется мотив на улучшение нашей с вами жизни здесь, если они живут там? Проблема в конкретных людях, и выборы в 2021 года – это решающий момент, определяющий, будем мы с вами умирать в следующем году или не будем. Если в Думу опять изберется конституционное большинство "Единой России", то мы не решим проблему, нам останется только попытаться выжить.
