Россия – на третьем месте по числу эмигрантов в мире: только по официальным данным за ее пределами в середине 2020 года проживало 10,8 млн россиян, или 7% населения страны. За годы правления Владимира Путина Россию уже покинуло от 1,5 до 2 миллионов человек. Для многих эмиграция – это вынужденный шаг, напрямую связанный с политикой, в том числе в регионах.
Свердловская область в 2018 году вошла в топ-10 самых протестных регионов, оказавшись там на 8-м месте. На следующий год на всю страну прогремели протесты вокруг сквера на Октябрьской площади Екатеринбурга: протест тогда победил, но уголовные дела против активистов расследуются до сих пор. Вплоть до объявления пандемии в Екатеринбурге каждый месяц по шестым числам, в память о событиях в Москве 6 мая 2012 года, проходили пикеты в защиту политзаключенных, которые собирали от 15 до 50 человек.
Сегодня многие из этих людей уже не в России. Кто-то не выдержал давления, кто-то разочаровался. Корреспондент Радио Свобода в Екатеринбурге поговорила с людьми, которые сменили протестную активность на политическую эмиграцию.
"Можно назвать малодушием"
Екатеринбург – административный центр Уральского федерального округа и Свердловской области, один из пятнадцати городов-миллионников в России. 24-летний гражданский активист Юрий Изотов – один из самых известных политэмигрантов Екатеринбурга. Весной 2014 года, когда началась гибридная война на востоке Украины, он состоял в партии "Парнас" и регулярно участвовал в акциях против войны и в защиту политзаключенных. В мае 2015 года он выступил организатором группового пикета против произвола полиции.
– Сейчас сложно это представить, но тогда администрация Екатеринбурга согласовала пикет прямо у дверей отделения полиции №5, на ул. Сакко и Ванцетти, 119, – говорит он. – На пикет пришло от 20 до 30 человек с флагами, плакатами и кричалками: "Полиция! Соблюдай права человека", "Свободу политзаключенным!", "Лгущий полицейский – враг народа" и тому подобное.
Сотрудники полиции очень быстро потеряли терпение и стали требовать от собравшихся прекратить скандировать лозунги. В итоге организатора пикета вынесли на руках пятеро полицейских. Последующие двое суток Изотов провел в отделе полиции, а потом еще и получил штраф 20 000 рублей. Он продолжал участвовать в протестах, несмотря на преследования как властей, так и местных "титушек". СМИ прозвали Изотова "проукраинским активистом из Екатеринбурга".
В России я все время чувствовал себя в опасности. Возможно, я в тот момент ее преувеличил
В 2016 году Изотов уехал в Киев.
– Мотивы были сложные, – говорит он, – с одной стороны, я уже не видел никаких перспектив для продолжения общественно-политической деятельности в России. Я два года активно участвовал в мирных акциях протеста, но мирные акции не давали никакого результата, кроме задержаний, штрафов и арестов. С другой стороны, в России я все время чувствовал себя в опасности. Возможно, я в тот момент ее преувеличил. Тогда мне казалось, что в Украине я найду какие-то новые возможности, будет большая свобода действий, и там я смогу принести больше пользы. Мои ожидания, скорее, не оправдались.
В Украине Изотов находился с декабря 2016 года по апрель 2019 года, работал журналистом в издании "Грани", но политического убежища ему там не дали. Срок легального пребывания в Украине истек, и тогда правозащитники помогли ему перебраться в Грузию.
– Еще в Киеве 18 февраля 2018 года я принял участие в марше протеста у здания культурного центра представительства "Россотрудничества" на территории Украины. Украинские активисты винили "Россотрудничество" в причастности к разжиганию военного конфликта в Донбассе. Я думаю, основания так считать у них действительно были, – рассказывает Изотов.
Пришедшие закидали здание диппредставительства яйцами, камнями и другими предметами, побили стекла и расписали фасад "надписями экстремистского содержания", а затем беспрепятственно ушли. Конкретно Юра Изотов "кинул в сторону здания 4 яйца и емкость с красящим веществом" – так считает следователь по уголовному делу, возбужденному в России в марте 2018 года по ст. 360 УК РФ. Изотову может грозить от 5 до 10 лет лишения свободы, Басманный районный суд Москвы заочно арестовал его на два месяца.
Если бы сейчас мне удалось вернуться в 2016 год, я, наверное, никуда не поехал
Изотов признается, что сам написал на себя донос в ФСБ – "И даже свою фотографию с яйцом в руках приложил", – впечатлившись самоподрывом Михаила Жлобицкого в Архангельске, а еще больше – последовавшими за тем уголовными делами об оправдании терроризма. "Пусть, дескать, и меня тогда преступником признают. Потом пожалел, конечно..." – объясняет он свой поступок. Теперь вернуться в Россию он не может.
– Когда я уезжал в Киев, я думал, что Россия безнадежна, потому что протестное движение сошло на нет, – говорит Изотов. – Сейчас во мне борются два чувства: с одной стороны, есть надежда, что будут еще активные протесты в защиту Навального. А с другой стороны, я вижу, что людей все равно выходит недостаточно и эти протесты не приводят к позитивным изменениям. Имеет место некоторое разочарование из-за завышенных ожиданий. Я всё равно ощущаю себя россиянином. Я чувствую свою личную ответственность за то, что всё так плохо. Наверное, мой тогдашний отъезд можно назвать малодушием. Если бы сейчас мне удалось вернуться в 2016 год, я, наверное, никуда не поехал, и уголовного дела против меня, возможно, сейчас не было бы.
В январе 2020 года Изотов попросил в Грузии политического убежища, с тех пор прошло уже больше года, но его дело до сих пор не рассмотрено. В Грузии он ведет довольно замкнутый образ жизни – отчасти потому, что мало с кем знаком, отчасти – по причине коронавирусных ограничений, которые в Грузии жестче, чем в России. Он продолжает следить за российскими новостями и пишет статьи о связанных с Россией событиях.
– Если мне не дадут убежище в Грузии, наверное, придётся уезжать еще в какую-то другую страну. Больше всего мне здесь не хватает друзей и единомышленников, – говорит Юрий Изотов.
"Все умерли от болезней"
Простой рабочий с Челябинского кузнечнопрессового завода, а ныне – эмигрант Ярослав (фамилию он попросил не называть, опасаясь за близких в России. – Прим. РС) 41 год своей жизни провел в городе Копейске Челябинской области. Там он родился, женился, приобрел специальность, там же появились на свет двое его детей. Копейск – небольшой промышленный город, примыкающий к Челябинску с юго-востока. В рейтинге протестной активности Челябинск в 2018 году даже опережал Екатеринбург.
Я понял, что это бесконечная пропасть
Уехать из России Ярослав хотел давно. В Копейске его семья испытывала постоянные финансовые проблемы, особенно докучал непрерывный рост цен на все – от продуктов питания до ЖКХ, плюс разгромленная инфраструктура с частыми отключениями воды и электроэнергии, разбитые дороги и повсеместная грязь.
– Я не видел у городского руководства стремления улучшать жизнь горожан и постоянно чувствовал себя участником соревнования по бегу с препятствиями, – вспоминает он. – Не то что не было перспектив для улучшения ситуации – я видел, что становилось всё хуже, хуже, ещё хуже. Я понял, что это бесконечная пропасть, – говорит он.
Но больше всего жизнь Ярослава и его семьи отравляла неблагоприятная экология.
– Я хорошо понимал, что я работаю на вредном предприятии. Люди пожилого возраста, которые до меня работали, они все умерли от онкологии или от каких-то сердечных болезней. Самое неприятное – большая часть из них практически не пожила на пенсии. Я знал, что мои перспективы не лучше.
По мнению Ярослава, воздух в Копейске отравлял Коркинский угольный разрез, который был неправильно законсервирован.
– Периодически эти открытые угольные пласты загорались, и чад был настолько сильный, что видимость на дорогах заканчивалась там же, где заканчивался капот машины, – говорит Ярослав. – Я предполагаю, что выделенные на консервацию разреза деньги были украдены. Плюс челябинские металлургические предприятия тоже хорошо чадили. Выбросы, как правило, случались ночью. Утром выходишь из подъезда, и от химического запаха тебя буквально выворачивает. В течение дня к этому запаху как-то адаптируешься. А бывает, просыпаешься в 4 часа утра и видишь, как твой ребенок задыхается и бледнеет у тебя на глазах.
Постоянные обещания, постоянные разговоры, тотальный обман – и больше ничего
Младшему сыну Ярослава уже в четыре месяца был поставлен диагноз "бронхиальная астма". Родителям пришлось приобрести небулайзер и делать ему ингаляции по два-три раза в день. Они перебрали множество вариантов, куда переехать, и пришли к выводу, что бежать некуда.
– В тех российских городах, где более-менее благополучная экологическая атмосфера, нет работы, – объясняет Ярослав. – Люди живут своим хозяйством, как в старые времена, без достижений прогресса. А если работа есть, то, как правило, экология плохая. И за этим никто не следит. Постоянные обещания, постоянные разговоры, тотальный обман – и больше ничего.
В первый раз он вышел протестовать в Челябинске в 2018 году против повышения пенсионного возраста, потом еще несколько раз участвовал в протестных акциях в Екатеринбурге. Штраф за пикет в 10 000 рублей стал последним доводом в пользу эмиграции.
Семья решила переехать в Америку, потому что в Америке, по мнению Ярослава, лучше всего организована система адаптации переселенцев.
– Мы очень дешево распродали все имущество, купили билеты и полетели через Мексику просить убежища на границе. После перехода границы нас на несколько дней поместили в центр временного содержания мигрантов, затем выпустили под поручительство одного русскоязычного пастора. Мы сняли жилье в Калифорнии, в городе Сакраменто, я устроился на работу. Через год состоялся миграционный суд, и нам дали политическое убежище.
Ярослав говорит, что убежище в США дают на основании любого преследования, хоть со стороны государства, хоть со стороны каких-то отдельных людей, если при этом нет помощи от собственного правительства.
– Ещё находясь в России, мы взяли консультацию иммиграционного адвоката, – рассказывает рабочий. – Адвокат объяснил, что большинство россиян подвергаются постоянным преследованиям разными структурами и даже этого не понимают. Они думают, что это нормально, но по факту большинство россиян в процессе своей обыденной жизни уже могут собрать необходимый кейс для получения убежища. Даже в России, даже сейчас, по закону, вы имеете право выйти и высказать свою точку зрения, но за это вас начинают преследовать по разным поводам. У кого-то пытаются забрать детей, за кем-то начинают следить, не давать человеку спокойно жить, студента отчисляют из учебного заведения – это всё считается преследованием.
Ты просыпаешься утром, а все осталось, как оно было вчера – цены, законы, люди
Сейчас Ярослав занимается ремонтом бытовой техники и зарабатывает от 5 до 10 тысяч долларов в месяц. Стоимость аренды трехкомнатных апартаментов для его семьи в таунхаусе 1200 долларов. Дети пошли в бесплатную государственную школу, жена бесплатно посещает курсы английского языка. Поскольку Ярослав еще ни разу не сдавал в США налоговый отчет, всей семье, как малообеспеченным, на первое время оформили бесплатную медицинскую страховку. Смена обстановки благоприятно сказалась и на здоровье младшего сына. Он все еще временами страдает от аллергии, однако диагноз "бронхиальная астма" уже снят.
– Месяца через два после переезда мне вдруг стали сниться сны, что мы опять в России, – рассказывает Ярослав. – Чувства были смешанные, и радость, и разочарование одновременно, я даже не могу точно их описать. Конечно, мы хотим приехать в Россию, навестить своих близких, немного погостить. Но уже точно знаем, что не останемся там. Тут мы приобрели одно чувство, которого давно у нас не было на родине, – это чувство называется "спокойствие". Сакраменто – это город, который никуда не торопится. Ты просыпаешься утром, а все осталось, как оно было вчера – цены, законы, люди...
"Жизнь на глазах начала ломаться"
Журналист из Екатеринбурга Ксения Кириллова уехала в 2014 году в США вроде бы по семейным мотивам, но постепенно и она начала себя ощущать политэмигрантом.
– Так случилось, что мой отъезд совпал с началом войны в Донбассе, – вспоминает она. – Тогда у многих из нас жизнь на глазах начала ломаться.
Муж Ксении – украинец, его родители живут в Харькове. В тот момент он как айтишник получил временный рабочий контракт в США.
– Когда я получила визу, меня вызвали на беседу в ФСБ и дали понять, чтобы я обратно не возвращалась, – рассказывает Ксения. – Как раз тогда Анна Пастухова пригласила меня выступить перед волонтерами "Мемориала" в присутствии американского консула в Екатеринбурге с рассказом про украинский Майдан. В своём выступлении я обрисовала социологическую картину, почему украинцы поддерживают Майдан, причины, расклад, отношение к Януковичу и так далее. Как только я уехала, на канале "Лайфньюс" вышел пасквиль на всю страну, что мы с Анной Пастуховой якобы "готовили Майдан" в Екатеринбурге.
Это была совершенно невинная деятельность, но на фоне поляризации настроений в обществе все рабочие связи вне диссидентской среды стали рваться
До этого Кириллова работала в "Новой газете на Урале". По ее признанию, работать становилось все тяжелее, потому что давление на прессу уже началось.
– На моих глазах убивали "Новую газету на Урале", – говорит она. – Редактор Изольда Дробина мне рассказывала, что сотрудники спецслужб специально звонили в типографию, в которой печатались тиражи, с требованием поднять цены. Обзванивали также и рекламодателей, чтобы не смели нам давать рекламу. Она мне жаловалась, что ей порой приходилось издавать газету за свой счёт. Я писала статьи на социальные темы, и сначала старалась не вмешиваться в политику. Однако вскоре оказалось, что это невозможно – социальные проблемы чаще всего были следствием коррупции, и игнорировать беззаконие и чиновничий беспредел было просто невозможно. Наверное, самой смелой моей статьей было разоблачение коррупции в местном управлении ФСБ в 2012 году. Интересно, что до этого я часто пересекалась с епархией, освещала их благотворительные проекты, сама в них участвовала. Это была совершенно невинная деятельность, но на фоне поляризации настроений в обществе все рабочие связи вне диссидентской среды стали рваться. До "Новой газеты" я сотрудничала с "Уральским рабочим", но и с этим изданием мне тоже пришлось разорвать отношения.
В США у Ксении, как жены приглашенного наёмного работника, не было права на работу, и свои первые статьи за рубежом она писала бесплатно. Сразу после отъезда Кириллова начала дистанционно сотрудничать с порталом "Новый регион". Она писала про дело Екатерины Вологжениновой – домохозяйки из Екатеринбурга, осужденной за "проукраинские" посты во "ВКонтакте", про историю Юры Изотова.
– "Новый регион" был одним из старейших электронных информагентств в России, имел филиалы в каждом российском регионе и даже за границей – в Киеве, в Крыму и в Литве, – рассказывает Ксения. – Начинали в Екатеринбурге, потом офис издания переместился в Москву. Крушение этой медиаимперии, можно сказать, тоже произошло у меня на глазах.
Человек он был уже успешный, состоявшийся, ему было что терять. Его выбор – это был поступок, заслуживающий всяческого уважения
До войны основатель портала Александр Щетинин вполне успешно сотрудничал с властями, рассказывает Кириллова, но все изменилось после аннексии Крыма: "Войну он принять не смог". Щетинин отказался участвовать в официальной российской пропаганде и вынужден был перерегистрировать свой сайт на территории Украины, потеряв при этом большую часть бизнеса. "Новый регион" был внесен в список экстремистских материалов и заблокирован, а вслед за тем – заблокированы и все российские банковские счета Александра Щетинина.
– По Щетинину били, как могли. Человек он был уже успешный, состоявшийся, ему было что терять. Его выбор – это был поступок, заслуживающий всяческого уважения, – говорит Ксения. – А потом его вдруг находят на собственном балконе с пулей в голове при очень загадочных обстоятельствах. Я не верю, что это было самоубийство...
В одной из статей о смерти Щетинина Кириллова обнаружила заявление, что и другие российские журналисты, которые поддержали Украину, тоже должны нервничать. В том числе упоминалось ее имя: " Конечно, это была угроза".
Сейчас Ксения Кириллова уже получила грин-карту и сотрудничает с разными англоязычными порталами в качестве эксперта, а также пишет для русскоязычных сайтов. Живут они с мужем в небольшом городе в окрестностях Сан-Франциско. По признанию Ксении, ее скромного фрилансерского заработка не хватило бы, чтобы выжить в Калифорнии, если бы не муж.
– По работе я много общаюсь с американскими экспертами. Кроме этого, нам очень повезло, что здесь очень хорошая русскоязычная диаспора. Мне очень помогает это общение. Большинство эмигрантов здесь – это современные, успешные и адекватные люди. До пандемии они устраивали чудесные мероприятия, например, вечера памяти русских поэтов, какие-то политические вечера, экскурсии.
С одной стороны, Ксения очень хотела бы приехать домой и повидать близких, с другой – она убеждена, что полноценно работать на родине ей бы сейчас не дали.
Неправильно ставить дилемму: либо ты борешься, либо уезжаешь. Некоторые уезжают для того, чтобы бороться
– Всё труднее в России говорить не только о политике, но и о других вещах, например, о реальной социологии, – говорит она. – Кстати, это очень опасно для российских властей, потому что они сами от себя тем самым скрывают настоящую картину происходящего в обществе. Либеральное движение демонизировано, и в результате нарастают другие протесты: радикально правые, нацболы, какие-то настоящие фашисты, радикально левые. В России даже сталинизм стал носить оппозиционную окраску – с мечтой о новом Сталине, который расстрелял бы всех сегодняшних олигархов. Все эти тенденции очень тревожны, но у вас на них закрывают глаза. Здесь я могу хотя бы описывать реальную картину. Если бы я работала в России, я бы, наверное, попала бы уже под десяток уголовных статей. Но вообще неправильно ставить дилемму: либо ты борешься, либо уезжаешь. Некоторые уезжают для того, чтобы бороться. Я никогда не была активистом или политиком, который бы выводил людей на улицы, я не представляла ничьих интересов в суде. Я не предала ни своих друзей, ни взгляды и не бросила заниматься тем, чем занималась раньше, скорее, наоборот: на новом уровне я смогла продолжить здесь ровно то же самое. В этом плане для меня ничего не изменилось, только здесь у меня появилось больше возможностей. Когда ты можешь что-то сделать для того, чтобы помочь друзьям, которые остались в России, – в этот момент совесть не мучает за то, что я не там. Но мне хочется чисто морально просто быть рядом с близкими, смотреть в глаза, что-то обсуждать на тех же самых диссидентских кухнях. Этого мне безумно не хватает.