Ссылки для упрощенного доступа

Россия после чумы. "Артдокфест", независимое документальное кино


Кадр из фильма Виталия Акимова "Мальчик"
Кадр из фильма Виталия Акимова "Мальчик"

В конкурсной программе фестиваля независимого документального кино "Артдокфест" и в проекте "Вавилон Москва" – два молодых автора, режиссеры-дебютанты Виталий Акимов и Николай Н. Викторов.

В России после чумы. Мужской взгляд. "Артдокфест"
пожалуйста, подождите

No media source currently available

0:00 0:35:00 0:00
Скачать медиафайл

Кино, показанное в этот раз на "Артдокфесте", в основном про личные дела, личные отношения, внутрисемейные. Или про отношения почти семейные, очень завязанные на насилии, как у героя "Чермета", Николай, вашего, и про отношения отцов и детей в фильме "Мальчик", у вас, Виталий. Это иначе сделано, чем все, что я видела до того. При том, что "Артдокфест" давно занимается антропологическим кино, новыми языками, это гораздо большая эмоциональность. Вы это ощущение можете прокомментировать?

Виталий Акимов
Виталий Акимов

Виталий Акимов: Я к этому фильму не готовился практически и не планировал его, сценарно не выстраивал. У меня появилось интуитивное желание просто в какой-то момент – пообщаться со своим отцом, и я решил, что на камеру это может интереснее получиться. Просто это будет предлог, чтобы с ним начать разговор. Я не жил никогда с отцом, он ушел из семьи, когда мне было четыре года, я его очень фрагментарно видел, жил с отчимом. Поэтому он мне практически… ну, грубо говоря, чужой человек, хотя у меня с ним хорошие отношения. Я помню, что он был в моем детстве, и осознание того, что он мой отец, у меня всегда было. Все, что происходит в фильме, – это три дня моего общения с отцом и экскурс по его жизни. Я просто следую с камерой за ним. Мальчика, который стал главным героем фильма, я не знал до съемок, и общение с ним – это и есть фильм, мое знакомство с ним – это его часть в фильме.

Кадр из фильма "Мальчик"
Кадр из фильма "Мальчик"

Мой отец живет с новой женой, и мальчик – это ее внук. У нее есть дочка, которой 26 лет, и это ее сын, ему 10 лет на тот момент было. Если говорить, что фильм в какой-то новой форме, очень личной: наверное, он таким получился, потому что он сам себя сделал. Я просто в нужный момент включил камеру и в нужный момент ее не выключил, а все остальное произошло ровно так, как в фильме. Я только несколько эпизодов местами поменял, там даже монтаж минимальный.

Николай, а ваш герой?

Николай Н. Викторов: У меня, наверное, фильм более структурный, он был больше продуман изначально. Мы были знакомы с главным героем еще до съемок.

Это север?

Режиссер Николай Н. Викторов
Режиссер Николай Н. Викторов

Николай Н. Викторов: Это Кировск, Мурманская область, за Полярным кругом. Это все снято в полярный день, поэтому там синева ночная. Там не опускается солнце настолько, что мы видим пустую черную ночь, а остается магическая синь, которая присутствует в первой части фильма. И я к этому фильму готовился. В целом это был некоторый вызов. Я знал, что этот герой агрессивный, что у него очень контрастная личность, я знал, что не могу продумать что-то наперед. Это то редкое исключение, когда я понимал, что я смотрю на человека – и не понимаю, он сейчас ударит меня, режиссера, или он сейчас скажет мне: "Да, круто! Пойдем еще вместе со мной шашлычка поедим".

Или: "Я тебе покажу, как я старые машины ворую". Там есть такой эпизод.

Николай Н. Викторов: Ну, не то чтобы он ворует машины, он занимается металлоломом.

Чермет, металлолом – это все-таки до сих пор криминализированная зона. И он довольно откровенен в этих разговорах.

Николай Н. Викторов: Это было связано с тем, что этот человек хотел, чтобы про него сняли кино, он об этом мечтал.

И это заметно. Он актер, он истерик, художественная натура, который почему-то занимается бизнесом, которым люди занимались в 90-е.

Николай Н. Викторов: Он абсолютно творческий человек. Его мать была преподавателем в музыкальной школе, он рос в творческой семье, по образованию он художник по дереву, учился в ПТУ. Такая вот творческая личность, со знанием литературы каким-то базовым, школьным.

Он бесконечно цитирует Пушкина, Грибоедова, проверяет своих коллег и партнеров: "Что, ты не знаешь Чацкого? Ты не знаешь, что это монолог Чацкого?"

Николай Н. Викторов: Да, но при этом я знал, что в определенный момент он может взять и кулаком ударить кого-либо. И многое не вошло в фильм. Были эпизоды, когда мы катались на машине, он останавливался возле какого-то бомжа и начинал на него кричать, что тот должен срочно отдать ему свой телефон, потому что он не вернул ему какой-то долг. И это происходило постоянно. Я в определенный момент почувствовал, что потерял связь с реальностью, уровень агрессии был настолько высок, что у меня отключился мозг, я превратился из режиссера в оператора. Я знал, что у меня есть планы, у меня есть крупность, здесь нужно так, здесь так. Но я как будто бы не слышал, что происходит. В определенный момент это стало невозможно слушать. Это был очень тяжелый съемочный период. Когда через две недели я ехал домой в поезде, я лег на верхнюю полку, у меня было полное ощущение, что я еду в таком гробу, и при этом не могу уснуть, и темнота вокруг. И я подумал: господи, наконец-то эта темнота, закончился этот полярный день, и еще очень нескоро я туда вернусь.

Кадр из фильма "‎Чермет", Николай Н. Викторов
Кадр из фильма "‎Чермет", Николай Н. Викторов

Виталий, у вас же тоже довольно высокий уровень агрессивности в фильме. Старший народ бухает, а он бухает в обеих частях, и в первой части, которая связана с вашим героем – мальчиком, которому 10 лет, и в той части, в которой мальчик – вы, уже в отношениях с отцом. Вам не хотелось сбежать оттуда? Как вы ощущали это?

Виталий Акимов: У меня в детстве было много моментов, когда я хотел сбежать, но не мог этого сделать, потому что был маленький, а ребенок не может выбирать, он вынужден все это претерпевать в детстве. А во время этих съемок… Я этот фильм вижу очень позитивным, не вижу там агрессии, чего-то тяжелого. Отец, который в кадре присутствует, он очень любящий и тонкий человек, он никогда не проявлял агрессию ни по отношению ко мне, ни по отношению к моей матери, всегда нас любил, несмотря на то что жизнь у него довольно неказисто сложилась. Он человек хороший, и когда я с ним рядом был, я в полной безопасности себя ощущал, он очень добрый человек. В отличие от моего отчима, который как раз немножко, может быть, не по своей вине, а по каким-то другим причинам оказал на меня давление.

Для меня очевидно, что в той части, в которой присутствуют младшие, я имею в виду вашего 10-летнего героя и его 4-летнего брата, игра в агрессию идет. Дети включены в эту игру, когда мелкий сначала топит игрушечного мишку, а потом пытается утопить живого котенка. Этот ребенок уже находится в цикле мужского мира, где насилие приемлемо. Ну, и постоянный фон русского мата, который, видимо, просто среда для мужиков, они уже не замечают этого, и с детьми разговаривают таким же образом. Вот эту часть я имела в виду. При том что совершенно согласна: это фильм о гуманизме.

Виталий Акимов: Наверное, мне там было легко, потому что отец рядом присутствовал, никакого дискомфорта я не испытывал. Если говорить про мальчика, что он чувствует: мне кажется, у него удивительна натура, он очень незлобив, несмотря на все то унижение, которое он испытывает, и на этот мат вокруг, на насилие, которое он видит. Он как будто удивительным образом умеет его избегать и никак на это не обижаться. Вот это удивительная черта, уникальная вещь, которая, может быть, и сделала фильм. Он на себя удивительным образом это не цепляет, он не играет в эту игру взрослых, хотя многие дети озлоблены.

Это правда, он как будто отдельно. В отличие от его младшего брата, который поразительным образом в этом уже участвует.

Виталий Акимов: Его младший брат, я его видел в этом году, он на год повзрослел, и он очень закрытый, практически не разговаривает, такой тяжелый, хмурый ребенок, в отличие от Степы, который очень открыт ко всем.

Степа рассказывает историю гибели отца, совершенно дикую. Отец утонул, потому что выпивши поехал на рыбалку, если коротко. Но Степа рассказывает это так, как будто он ангел и смотрит на это все со стороны. Вот это поразительно.

Кадр из фильма "Мальчик"
Кадр из фильма "Мальчик"

Возвращаемся на Север, к "Чермету" и к волшебному герою Николая. Много стремного в этом парне. Он, во-первых, унижает и обижает своего коллегу, который у них с компаньоном в роли раба фактически находится, распиливает куски металла, которые они привозят на склад к себе. И там есть конкретная сцена, где он его бьет. И этот избитый герой фильма умер после съемок, вы об этом писали.

Николай Н. Викторов: Да, он ушел из жизни в прошлом году. Он умер от водки, у него была тяжелая стадия алкоголизма. Ему было около 30 лет, а выглядит он как 50-летний. У него была алкогольная эпилепсия время от времени, это был запущенный алкоголизм. А у меня к вам вопрос касаемо агрессии. Я вдруг почувствовал, что за этой безумной агрессией, которая как будто бы… Мне казалось, удивительно, что герой позволяет мне это снять.

Но он же истерик, актер по природе.

Кадр из фильма "Чермет", Виталий
Кадр из фильма "Чермет", Виталий

Николай Н. Викторов: Возможно, этого в фильме стало слишком много. Не теряется ли образное повествование за уровнем агрессии? У меня в определенный момент создалось впечатление, что зрители настолько шокированы… Вот ты видишь, как у тебя на глазах избивают человека, и ты как будто бы… Так же, как я во время съемок переставал слышать, зритель перестает слышать и понимать, что происходит, мозг отключается.

Достаточно понятно. Прекрасно помню людей такого типа в 90-е, провинциальный артистический тип, который находит себя в каком-то роде бизнеса, но артистических замашек не теряет. У него театр Карабаса-Барабаса, он при помощи своих агрессивных команд управляет людьми. Да, неприятно смотреть на то, как он унижает свою жертву, Виталия, но я понимаю, что игра имеет две стороны. Если бы у Виталия был выбор, он ушел бы из-под его контроля и не прибежал бы в 5 утра по звонку пилить железо. Значит, этих людей связывают отношения, которые я, как посторонний, не могу оценивать. Я думала о вас, когда вы снимали эту сцену, здесь возникает обычная дилемма режиссера документального кино: бросать камеру и разнимать этих людей, спасать кого-то, или все-таки дать событию произойти и быть зафиксированным?

Николай Н. Викторов: Мне кажется, что не разнимать. Это очень обсуждаемый вопрос. Я учился во ВГИКе, и в курилке раз в полгода этот вопрос активно обсуждается. Я раньше был убежден, что, как только я такое увижу, нужно поставить камеру, войти в кадр как режиссер и помочь. Это самый распространенный и частый ответ. Но когда я вдруг оказался в такой ситуации, я понял, что это не так, как мы себе представляем. Там другие правила. Во-первых, я почувствовал, что изменится очень сильно реальность, эти люди поймут, что я им помогаю, Виталий бы понял, что я ему помогаю, в этот же момент Илья бы понял, что я против него, и Илья бы закрылся, и Виталий уже стал бы другим персонажем, и реальность бы разрушилась. А цель – показать зрителю, какой мир есть вокруг, вот так вот близко, на расстоянии вытянутой руки, на самом деле. Кировск – это место, куда люди ездят кататься на лыжах зимой, там шикарный горнолыжный курорт, и они даже не понимают, что рядом с ними, пока они катаются на лыжах, живут такие люди, с такими страшными судьбами. Когда я смотрел, как его избивают, мне было больно, я такого не видел никогда. Мне 25 лет, и я не застал жуткие 90-е, про которые все говорят. Ну, то есть был буллинг словесный, но такого, чтобы взять и кинуть камнем в человека за то, что он что-то не так сделал… Я был очень удивлен. И дальше я понимал, что это нужно показать так, как это есть, для того чтобы зритель увидел это без прикрас и сделал какие-то собственные выводы насчет самого себя и своего окружения. Это возвращаясь к теме личных историй и к тому, почему личных историй стало больше. Мне кажется, что они больше работают на зрителя, зритель лучше чувствует себя через частных героев, чем через каких-то известных и популярных личностей или какие-то популярные вещи. То есть, например, поехать снимать какую-нибудь известную секту.

Когда я смотрела ваше кино, я думала, что ничего не изменилось в стране. Психотипы, образ жизни, поведенческие паттерны, то, что называется антропологией, то, как себя ведут русские мужчины, это все как было 30 лет назад, а возможно, и 100 лет назад, так и осталось.

Кадр из фильма "Чермет"
Кадр из фильма "Чермет"

Виталий, у вас где географически происходит действие?

Виталий Акимов: Приморский край, недалеко от Владивостока, город Арсеньев. Это мой город, где я родился и вырос.

Cейчас вы живете где?

Виталий Акимов: Я пять лет жил в Петербурге, сейчас год в Москве живу и езжу часто в Петербург. Режиссуре я не учился. В 18 лет окончил школу и улетел в Питер, поступил на "Рекламу", не выбрал филфак или журфак, потому что нужно было сдавать творческий конкурс и прилетать раньше в Москву или в Петербург, и результаты ЕГЭ пришли то ли поздно, то ли каким-то образом… В общем, не складывалось по времени, и я выбрал рекламу, творческого конкурса там не было, и я по результатам ЕГЭ туда поступил. Там была военная кафедра, что удивительно для рекламы. У меня была возможность четыре года в Петербурге ходить в университет, решать вопрос с военным билетом официально. И я в свободное время, которого было много, потому что университет был не очень строгий, занимался разными околожурналистскими, видеографическими делами. Делал интернет-журнал, снимал небольшие интервью, потом это все усложнялось и приобретало художественные формы, я что-то смотрел, сам учился процессу съемки, монтажа. Когда я окончил университет, стали появляться какие-то заказы документальных фильмов. После окончания университета пробовал поступить на режиссуру в Петербурге, и меня не взяли, потому что я не прошел творческий конкурс, там был актерский этюд. Я никогда наизусть не читал басни и провалил актерское испытание. Хотя в итоге все сложилось наилучшим образом, что не поступил. Я поехал и снял этот фильм. Если бы я поступил, я бы его не сделал, я бы не поехал домой. Это, наверное, судьбоносная вещь.

Кадр из фильма Виталия Акимова
Кадр из фильма Виталия Акимова

Я выиграл грант в Московской школе нового кино. Ну, сейчас все онлайн обучение. В этом году ничего не снял, но в 2019 году мы ездили в Африку с Анной Семак, супругой Сергея Богдановича Семака, тренера "Зенита", сделали социальный документальный фильм про страну Гвинея-Биссау. Брали интервью у альбиносов, которых там притесняют по расовому признаку, общались с детьми в детдомах – сиротами, выгнанными из дома своими родителями. Ну, примерно похожая тема, только в Африке. У меня нет режиссерского образования, и я не знаю, можно ли вообще научить режиссуре. Никто тебя не научит чувствовать, в какой момент нужно включить камеру, в какой момент ее нужно выключить. И чувству ритма в монтаже тоже сложно научить, это очень интуитивное. Но учиться нужно всегда.

А как вы догадались, что камеру нужно ставить низко, что нужно снимать детей снизу? Вы снимаете ребенка как бы даже не с его оптики, а из оптики какого-то животного, кота, который ходит мимо.

Виталий Акимов: Я на протяжении нескольких лет снимал почему-то с этого ракурса. У меня даже камера так сделана, что я всегда ее держу внизу. Изначально я подсмотрел у своих друзей этот прием. А потом я увидел, что этот прием использует Урусевский, например, во всех своих фильмах, это классический прием. Так сложились обстоятельства, что я начал снимать так, потому что изначально друзья меня научили. Это Максим Еруженец, есть такой парень моего возраста, очень талантливый, и Марина Брежнева. Это "Нуар-фильм", у них продакшн свой, ребята 25 лет, сами все снимают, монтируют, режиссируют, невероятно талантливые. Они сейчас сделали большой фильм для Теодора Курентзиса в Петербурге, с Вячеславом Полуниным работали. Они меня научили снимать так. Но этот прием используют многие. Это "ракурс героя" называется в Голливуде.

И этот герой – 10-летний пацан, который рассуждает о Боге в самом начале. Фильм заканчивается рассуждениями вашего отца о Боге.

Виталий Акимов: Это главная нить в фильме. Размышления о Боге поднимаются маленьким мальчиком и в итоге приходят в виде какого-то заключения в устах моего отца и его друга. А мальчик подводит итог, что он в Бога не верит, а верит в домового, потому что ему кто-то рассказал. И это такая былинная, сказочная черта русского характера: он не верит в Бога, но верит в какие-то оккультные вещи, в страшные сказки.

Кадр из фильма "Чермет"
Кадр из фильма "Чермет"

Женщин в ваших фильмах почти нет, что показательно. Николай, в вашем фильме подруга героя присутствует только в виде телефонного голоса. Она какое-то слабое зеркало героя, в его жизни шоумена она присутствует как некая важная деталь, у статусного самца должна быть статусная самка, но в реальности ее нет. И он говорит: "Я не знаю, что такое любовь".

Николай Н. Викторов: Персонаж Зая, иначе ее никак не назвать, у нее нет имени даже в фильме. У нее нет имени, нет лица, мы не видим ее. А не видим мы ее по очень простой причине: в соседнем городе у нее муж и двое детей, что мы узнаем позже. И это та причина, по которой ее нет в видеоматериале. Илья сам был против того, чтобы ее снимали.

Но это как прием работает. Отсутствующая женщина – это становится символом. И у Виталия женщина появляется только один раз, чтобы мужикам дать огня. Они курят, она приходит им прикурить, заботу осуществляет. А в основном это мужской мир.

Виталий Акимов: На женщину сложно направить камеру. Я бы не смог… Я снял фильм про отца, но я никогда не смогу про мать снять фильм, даже не буду думать об этом. Возможно, потому что с матерью очень сильная эмоциональная связь, и видеть ее сложные стороны характера – это мне просто не вынести. Почему-то у меня и каких-то других женщин, которые там могли быть, не поднималась рука снимать.

Николай, хотела спросить про эпизод, когда ваш герой со свойственной ему актерской экспрессией говорит, что хорошо бы Сталина вернули, чтобы порядки тут навести. Он всерьез это, по-вашему? Или это такой уже мем, типа: а что Гитлер, что Гитлер? что Сталин, что Сталин?

Николай Н. Викторов: Конечно, это мем. Илья понимает, что там, в Кировске, власть на него никаким образом никакого давления не оказывает, власть для него – это некоторый образ только, это как Бог – вот он там вроде бы есть, а вроде бы он меня никак не касается. Дом, про который он говорит: "вот, у нас здесь на Светской, покупайте ипотеку", разрушенный в хлам, он видит этот дом с самого детства, его так и не отремонтировали, не снесли, не сделали ничего. И он понимает, что власти нет, про нее все говорят, все в нее верят, но для него этого нет. И поэтому он к ней относится так же с юмором, с холодом, и все эти эпизоды для Сталина нужны больше для того, чтобы показать его отношение к народу. То есть он через свои комментарии о Сталине говорит о том, как он относится в целом к обществу, а не к Сталину. Это не важно, как он относится к Сталину, к Ленину. Он там шутит, говорит: "Вон лежит какой-то валенок там у вас в мавзолее…" Это то, как он относится, ему плевать вообще на власть.

Кадр из фильма "Чермет"
Кадр из фильма "Чермет"

Что сейчас с этим героем?

Николай Н. Викторов: Он завел ютьюб-канал, который называется – Илья Курочкин. Первое время он там так же сапожнически матерился, потом его смешали с говном в комментариях, он понял, что нужно себя как-то больше контролировать, мат практически ушел. Он стал пытаться искать какие-то интеллигентные высокие темы. Он приезжал сюда в гости, в Москву, к своим друзьям в Мытищи. Мы с ним ходили, он снял со мной интервью, как мы гуляем по музею "Гараж". Недавно я зашел к нему в инстаграм и увидел, как он постит, что какие-то его друзья копают снег, он их снимает, а они говорят: "Слушай, что ты нас снимаешь?" – на что он в ответ начинает на них так же кричать, с той же былой ненавистью: "Какое вообще дело тебе, что я делаю? Я тебя сейчас здесь в подвал засуну, закопаю, и посмотрим, что ты будешь вякать. Я сам решу, что мне делать, снимать или не снимать. Молчи и работай". Мне казалось, что что-то изменилось, но ничего не изменилось. И на самом деле, про это и есть фильм, это такие чеховские "Три сестры".

Этот человек привык лицедействовать. То, что он рассказывает, как его родители поколотили в детстве за то, что он спер папашину коллекцию юбилейных рублей с Лениным, многое в нем объясняет, но совершенно не оправдывает. Человек с такой степенью рефлексии мог бы относиться к себе с большей степенью критичности. А он предпочитает играть злого, агрессивного Джокера, и это доставляет ему удовольствие.

Николай Н. Викторов: Еще до съемок фильма, когда я не знал ничего об Илье, мне казалось, что верх крутости в документальном кино – это документальный монолог, абсолютно контрастный, когда нет режиссера, когда герой может выдать какую-то историю, которая будет возить тебя по эмоциональным горкам, и ты будешь слушать это и сходить с ума от эмоциональности, которую переживает человек. И этот монолог, он именно такой. И я когда его снял, я почувствовал, что, да, наверное, это то, что я хотел снять года три, о чем мечтал. Этот эпизод – это моя мечта какого-то достижения в документалистике, как бы это ни звучало наивно.

Виталий, про ваших. Что с отцом сейчас и что с мальчиком?

Виталий Акимов: С мальчиком все хорошо, он ходит на футбол, на бокс, мне присылает какие-то вещи, которые его интересуют, и они довольно содержательные для человека в 11-летнем возрасте. Ему фотография нравится, он мне присылает фотографии, хорошие они или не хорошие, я ему подсказываю что-то. С отцом… отец вышел из тюрьмы в 2013 или 2014 году, в те годы, у него там были проблемы с алкоголем на протяжении всего этого времени, он то с ними боролся, то снова скатывался в алкоголизм. Бабуля ему всегда помогала вылезать, опекала как-то. Недавно дедушка наш умер, отца это очень сильно потрясло и повлияло на него каким-то образом, что он закодировался и сейчас ищет работу. Он никогда не работал, только в молодости, когда я еще маленький был, но я не помню его работающим. Сейчас активно ищет работу и вроде как перестал пить. Ну, и вообще он довольно добрый и большой натуры человек, просто в каком-то плане слабохарактерный, и так сложилась его судьба, что он не мог защитить себя от того общества, окружения 90-х, которое его сломало и в котором он до сих пор живет. А другие варианты сейчас увидеть для себя – это очень сложно. Только последние события, наверное, заставили его задуматься о себе. Они с мамой увиделись впервые за 20 лет и поговорили. Мне было четыре года, когда они разошлись, и вот спустя 20 лет они впервые встретились, хотя живут в одном городе, 10 минут идти от одного дома к другому. Этот год вообще был очень насыщенным на какие-то судьбоносные изменения, он многих очень глубоко затронул. Он показал, что мы не вечно живем. Мы это видим сейчас каждый день, тяжело это осознавать, всем сложно об этом думать, и мне сложно об этом думать. Я очень мнительным стал, боязливым, что ли, тяжело жить в это время. С другой стороны, всегда так было, может быть, просто я этого не замечал. А может быть, я просто повзрослел в этот год очень сильно.

Кадр из фильма Виталия Акимова "Мальчик"
Кадр из фильма Виталия Акимова "Мальчик"

Подписывайтесь на подкаст "Вавилон Москва" на сайте Радио Свобода и в Теlegram

Слушайте нас на Apple podcasts, Google podcasts, Spotify и Yandex music

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG