В прошлый вторник меня пригласили на запись программы "Прав!да?" на канал "Общественное телевидение". Тема передача была обозначена примерно как "защита прав детей от взрослых", но состав участников подразумевал, что говорить мы будем не об абстрактной защите детей, а всё-таки о защите детей от сексуальных домогательств взрослых.
Я, конечно, не являюсь экспертом по той теме, но недавно написала статью о деле театрального педагога Александра Березкина, которого обвинили по печально известной "педофильской" статье УК 132, часть 4 ("Насильственные действия сексуального характера в отношении несовершеннолетнего"). В деле Березкина меня больше всего возмутило, как идет следствие, возмутило, как шантажом и угрозами убийства в СИЗО его заставили дать признательные показания, от которых он отказался, как только к нему пришел адвокат по соглашению.
Давно известно, что "педофильские" дела чрезвычайно удобны для повышения коэффициента раскрываемости преступлений, так называемых "палок", которые до сих пор являются критерием качества работы следствия. В этих делах следователям не приходится особенно напрягаться, доказывая виновность обвиняемого: достаточно показаний потерпевшей, судебно-психологической экспертизы, которая, как правило, констатирует, что "ребёнок не врёт и не фантазирует", и дело уходит в суд. А если у следствия оказывается выбитое угрозами или шантажом "чистосердечное" признание обвиняемого, то беспокоиться вообще не о чем.
На передаче о "защите детей" помимо меня была Анна Левченко, руководитель общественной организации "Сдай педофила", которая говорила вполне разумные, по моему мнению, вещи. Она рассказывала, с какими ситуациями ей приходится сталкиваться: на "горячую линию" её организации звонят родители и дети, они заявляют о совершенных против них преступлениях. И, как утверждает Левченко, псевдопедофильских историй достаточно много. Она и ее коллеги умеют их отличить, потому что подробно разговаривают с заявителями. Другая участница программы – Алиса Колесова, судебный эксперт и клинический психолог, говорила о низком качестве экспертизы, о непрофессиональных допросах потерпевших на следствии и в суде. Она так же, как и я, сомневалась в качестве следствия по такого рода уголовным делам.
Наше согласие нарушал единственный мужчина – депутат Государственной думы Николай Земцов, который, как выяснилось, выступал одним из инициаторов введения смертной казни для осужденных по "сексуальным" статьям. Его аргументы повергли меня в шок: Земцов, например, важно объявил, что председатель Следственного комитета России Александр Бастрыкин уже давно говорит о существовании в России педофильского лобби, связанного с мировой закулисой. Понятно, что в течение 35 минут времени, отведённого на запись программы, мы смогли лишь обозначить какие-то тезисы, поставить вопросы – и разошлись, вполне довольные собой.
Как только, выйдя из студии, я включила телефон, на меня посыпались сообщения о том, что Верховный суд Карелии увеличил почти в четыре раза срок наказания историку Юрию Дмитриеву – с 3,5 лет до 13. Напомню, что дело главы карельского "Мемориала" тянется уже три года. В ходе двух судебных процессов его, Дмитриева, обвинявшегося в изготовлении порнографических фотографий приёмной дочери, дважды оправдывали. Летом этого года Петрозаводский городской суд признал Дмитриева виновным в "иных действиях сексуального характера" и приговорил к 3,5 годам колонии, что по этой статье является крайне редким наказанием, "ниже низшего предела". Гособвинение при этом просило для него 13 лет. В Петрозаводском городском суде оно проиграло, зато взяло реванш в Верховном суде Карелии.
В деле Дмитриева есть несколько важных моментов, которые не дают мне покоя. Меня всегда интересовало, почему на защиту карельского историка за 3 года его уголовного преследования встало так много самых известных в России людей, от Людмилы Улицкой и Натальи Солженицыной до Бориса Гребенщикова и Владимира Познера? Почему все эти люди не поверили позорным обвинениям против него, поверили его репутации, подписывали в его защиту открытые письма в суд, президенту России и во все возможные и невозможные инстанции? Бесспорно, все они глубоко уважают подвижническую работу Дмитриева по возвращению имен жертвам сталинских репрессий: он много лет открывал имена расстрелянных в Карелии, участвуя в раскопках массовых захоронений жертв "Большого террора". Вместе с коллегами из "Мемориала" Дмитриев способствовал созданию в урочище Сандармох кладбища расстрелянных.
Благодаря этой работе сегодня родственники расстрелянных там людей могут точно знать, где похоронены их близкие, положить на их могилы цветы, поставить памятник. Но, думаю, не только уважение перед заслугами Дмитриева подвигло все этих достойных людей столько лет его поддерживать, публично и непублично, заставляло их приезжать из разных городов в Петрозаводск на закрытые процессы лишь для того, чтобы поприветствовать Дмитриева в судебном коридоре. Всех этих людей глубоко оскорбило, как шло следствие по делу Дмитриева.
Дело против него было начато по анонимному доносу. После ареста историка его приемную дочь передали в опеку родной бабушке, которая раньше и слышать про эту внучку ничего не хотела. После первого судебного процесса бабушка уговорила девочку подать заявление против приемного отца, которого раньше девочка просто боготворила. И вот теперь, когда Петрозаводский суд по сути опять оправдал Дмитриева, в "Вестях" канала "Россия 24" показали сюжет, полностью дискредитирующий Дмитриева, показаны фотографии из уголовного дела, которые телеканалу могли предоставить только силовики или представители обвинения.
Та мстительная настойчивость, с которой действуют наследники Сталина (а у меня нет сомнений: те, кто уничтожают Дмитриева, именно таковы), наводит на мысль, что этот человек, как он написал мне в одном из последних писем, "сильно кому-то хвост прищемил". "Прищемил хвост" тем, кто не хочет, чтобы в обществе говорили о злодеяниях Сталина, о жертвах сталинского террора. "Насолил" тем, кто мечтает о сталинской реставрации. Люди, защищавшие Дмитриева, безусловно, поняли природу и суть преследования, которому он подвергался.
И так получилось, что та самая Анна Левченко, глава организации "Сдай педофила", с которой я познакомилась на телевизионной передаче на "Общественном телевидении", на следующий день написала в фейсбуке: "Я прекрасно помню несколько педофильских дел, где то оправдывали, то срок давали средний, то закрывали лет на 15 и там были вопросы - вы определитесь… если перед нами педофил, уважаемый суд, то за такое дайте ему максимальную санкцию. А если мы видим, что сначала приговор в три раза ниже нижнего предела, а потом - ооой и 13 лет - это должно быть обоснованно, как минимум. /…/ Я понимаю, что я сейчас очень рискую, но в данной ситуации промолчать не могу. Ещё раз напомню, что я вообще не знакома с делом Дмитриева и не могу быть объективной вот уж точно, но меня очень напрягло, что на меня полгода назад вышли некие силовики и пытались подбить меня лично и моё движение "Сдай педофила" топить против него вплоть до пикетов. Я не против медийного мочилова реальных педофилов и попросила хотя бы краем глаза взглянуть на обвинительное заключение. Этого мне не показали. Показали объективку совсем другой структуры, где про педофилию со стороны Дмитриева было ровно два предложения, - к сожалению не могу вам это показать, а то у меня тоже будут проблемы. Да, тогда был момент, когда меня просто бомбили с разных сторон предложениями его мочить. В общем, все присылали одну и ту же бумажку. Это называется на сленге структур и условной администрации сами понимаете кого объективкой. И вот там ровно два предложения про уголовное дело, и три листа про членство Дмитриева в "Мемориале", статьи про Гулаг и якобы оппозиционную деятельность".
Преследование Юрия Дмитриева по самой позорной уголовной статье – первое использование этой статьи в политических целях
Анна Левченко, как и некоторые другие наблюдатели, которые неглубоко погружены в контекст дела Дмитриева, считают: он виноват в том, что фотографировал свою приемную дочь обнажённой. Они не верят ему, когда Дмитриев объясняет: эти фотографии предназначались для так называемого дневника здоровья, который он собирался показать врачам. Девочка была нездорова, у нее, кроме всего прочего, было заболевание энурезом, и Дмитриев боялся: у него могут отнять ребёнка, если врачи установят, что он недостаточно заботлив. Обеспокоенность Дмитриева понимает Нюта Федермессер, глава московского Центра паллиативной помощи города Москвы. На своей странице в фейсбуке она заочно спорит с теми, кто не верит Дмитриеву: "А я вот очень хорошо знаю, почему надо делать фотографии голых детдомовцев. Потому что в наших интернатах – и во взрослых, и в детских – люди каждый день умирают с голоду. В мед. документы информация о весе заносится неверная. Потому что человек умирает – а документ остается. И если ты вдруг почему-то решил спасти одного такого смертника, то надо обязательно вести фото- и видеофиксацию. Каждый день. Чтобы потом, когда к тебе придет опека, тебя не обвинили в том, что ты уморил голодом ребенка. Вон, выдали его тебе весом в 30 кг, в мед. документации же указано, а через месяц он весит 25. Уморил! Издевался! Да еще и фотографировал! Педофил! Поэтому я и говорила усыновителям мальчика одного: сразу и каждый день! Фото и видео! И мне присылайте! Чтобы осталась история с датами, и вас бы не обвинили потом. И теперь у меня есть фотографии голого мальчика, почти каждый день, день за днем. Последние пару месяцев стало уже не так актуально. Но раньше – очень. Я – педофил".
Первый приговор Петрозаводского городского суда выносила Марина Носова, она оправдала Дмитриева, признав, что фотографии приёмной дочери не были порнографическими. Верховный суд Карелии её приговор отменил и направил дело на новое рассмотрение. Уже тогда это решение вышестоящей инстанции вызвало у меня удивление. Я привыкла считать, что суд первой инстанции всегда согласовывает приговор со второй, чтобы быть уверенным: приговор "устоит". Приговор не устоял, и Марина Носова, которая собиралась стать судьей Верховного суда Карелии, эту должность не получила.
В том же Петрозаводском городском суде судья Александр Мерков рассматривал дело Дмитриева во второй раз: уже не только по порнографии, но и по "развратным действиям насильственного характера". Приёмная дочь заявила, что Дмитриев трогал её промежность, когда у нее был энурез (Дмитриев объяснял свои действия тем, что проверял сухость белья). Судья Мерков посчитал подобные действия приемного отца "иными действиями сексуального характера", то есть ненасильственными действиями, и отмерил Дмитриеву 3,5 года колонии строгого режима. Историк должен был выйти на свободу в ноябре. А Верховный суд Карелии вновь показал "аномалию", и 3,5 года превратились в 13. Как такое возможно? Неужели судья Мерков не согласовал свой приговор с Верховным судом?
И в первом, и во втором случаях возможно следующее. Судьям городского Петрозаводского суда говорят: "Судите по закону, не жестите". Они разбираются в деле и оправдывают Дмитриева, будучи уверенными в том, что вышестоящая инстанция их поддержит. Но здесь в дело вступают другие силы. Те самые, которые Дмитриева ненавидят, те самые, которые просят защитницу детей Левченко дискредитировать карельского историка. Те самые, которые сливают на телевидение фотографии из уголовного дела. Те самые, которые имеют рычаги влияния на Верховный суд Карелии.
Теоретически кассационная инстанция в Санкт-Петербурге, где Дмитриев оспорит решение Верховного суда Карелии, может его отменить. Но это будет ещё одна часть схватки между разными кланами, которые сцепились между собой. Ставки в этой борьбе – не только историческая правда, потому что дискредитация Дмитриева бросает тень и на дело его жизни, которым он занимался, не только его судьба и судьба его приёмной дочери. На кону и репутация сотен и тысяч людей, которые его защищают. И отношения России с Европой, ведь лидеры Франции и Германии поддерживали Дмитриева все годы его уголовного преследования и обращали внимание Владимира Путина на это дело, требуя освобождения историка.
Преследование Юрия Дмитриева по самой позорной уголовной статье – первое использование этой статьи в политических целях. Но боюсь, не последнее. Ведь не зря председатель СК Бастрыкин ищет связь между якобы существующим российским педофильским лобби с мировой закулисой. И в дело идет всё: и спецслужбы, и прокуратура, и судьи. В этом безумии рушится всё, даже казавшаяся столь незыблемой судебная вертикаль. И сегодня никто не может сказать, что его ждет завтра.
"Охота на педофилов" на государственных телеканалах и в следственных отделах приводит к тому, что в зоне риска оказываются все, кто имеет хоть мало-мальское отношение к детям: учителя, репетиторы, неверные мужья, дальние родственники, даже дедушки, которых кому-то очень захочется выселить из квартиры и отправить на зону. Их, в отличие от Дмитриева, не будут защищать писатель Улицкая, омбудсмены Франции и Германии. Но от того, удастся ли и на этот раз отстоять карельского историка и отменить практически смертный приговор, вынесенный в Верховном суде Карелии, будет зависеть и судьба других, столь же невиновных людей, обвиненных по тем же статьям Уголовного кодекса, что и Дмитриев.
Зоя Светова – московский журналист, обозреватель mbk.media
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
