18 сентября в Минске собравшийся проправительственный форум "Женщины за Беларусь" (появившийся как реакция на субботние женские протестные марши, разгоняемые в последние недели милицией) продемонстрировал, что Александр Лукашенко ищет поддержки, в том числе, у педагогов. При этом действующий президент дал приказ: увольнять всех оппозиционно настроенных учителей.
Лукашенко на встрече с министром образования Игорем Карпенко недавно призвал "защитить учителей от всяких нападок и "наездов". При этом, "если кто-то перекинулся в другой лагерь", с ними тоже надо "разбираться".
После президентских выборов в Беларуси, когда стало ясно, что огромный процент учителей участвовал в фальсификациях, институт школьного образования оказался под ударом. Многие родители теперь предпочитают забирать детей из школ, которые не вывесили честных протоколов, и переводить их на онлайн-обучение, создавая так называемые "свободные школы". В телеграм-каналах собираются районные сообщества педагогов, родителей и юристов, которые насчитывают по 3–4 тысячи членов.
Учителя в свою очередь жалуются на травлю, на то, что родители обвиняют всех педагогов огульно. "Переживают те, чья совесть чиста, а таких большинство", – говорят они.
С другой стороны, некоторых учителей увольняют из школ из-за их оппозиционных взглядов. Заслуженного учителя Анну Северинец, входившую в состав Координационного совета белорусской оппозиции, не так давно уволили из Смолевичской гимназии за то, что она написала стихотворение "А я за вас не голосовала никогда". В нем Анна отозвалась на высказывания Александра Лукашенко о возможности расстрела протестующих и о том, как действия отца влияют на его 15-летнего сына Николая. Анна Северинец – литературовед и историк, автор нескольких книг, лауреат конкурса "Учитель года – 2017". Сейчас она преподает в частной школе.
– Зато я избавлена от кучи моральных выборов, которые мне пришлось бы делать, – рассказывает Северинец. – Я имею в виду, что некоторые мои коллеги участвовали в работе избирательной комиссии и участок, который находился в том здании, где находится наша гимназия, вывесил нечестные протоколы. Оставаться или уходить после того, как в школах начали закручивать идеологические гайки? Сейчас мне этих решений принимать не надо, они за меня приняты, я больше не принадлежу государственной системе образования.
– То есть вы рады, что так произошло?
– Нет, совершенно не рада. Школа – это дети. Если ты нормальный честный человек без рабского сознания, ты в любой школе можешь нормально учить детей безо всяких идеологических штучек. Мне очень сильно не хватает моих учеников. И теперешние времена мне было бы гораздо легче переживать, если бы я ходила к своим детям хотя бы 20 часов в неделю.
– Вы вышли из Координационного совета, где представляли педагогов…
– Так подразумевалось. Но я вышла оттуда после первого заседания. Мне на тот момент казалось, что позиция Координационного совета должна быть более жесткой, я не поняла, что я там буду делать, если она будет настолько мягкой. Теперь понятно, что даже такая позиция оказалась неприемлемой для диалога с властями. В середине августа мне предложили заниматься там педагогами, которые будут признаваться в том, что они фальсифицировали выборы. На тот момент еще не зажили переломы и не сошли синяки с тел людей, которых забирали 11 и 12 августа, и я подумала, что я должна сейчас "слить" протест тех людей, которые выходят на улицы, и заняться теми людьми, из-за которых это все происходит. Для меня это было невозможно, и я отказалась. На сегодняшний день я думаю, что надо было оставаться, чтобы быть рядом с товарищами тогда, когда на них оказывают такое давление.
– Сейчас и Совета-то по большому счету не осталось, его президиум разогнали…
– Так а что это меняет? Он так и не смог стать субъектом политической жизни. Да, были все условия, он был легитимен, там были представители широкой общественности, но он же не заменял собой ни протест, ни народ, ни людей, ни улицу. Это просто была еще одна структура. Ничего не меняется от того, что его теперь нет.
– Как вы оцениваете как раз происходящее на улице? Динамику протестов?
– Ответ на такой вопрос всегда зависит от того, в какой точке синусоиды находится человек. С утра мне кажется, что нас всех расстреляют, но это только мое эмоциональное состояние, которое может и не коррелировать с действительным положением вещей. Мы все похожи на жучка, который барахтается в луже. Ему кажется, что лужа непреодолима, что это огромный океан и ему никогда не выбраться. Но это всего лишь лужа. Светит солнце. Завтра она высохнет. Вечных луж не бывает. Поэтому жучку надо набраться терпения. Общество уже победило. Еще во время первого марша. У людей открылись глаза. Они видят, что происходит. Моя семья, например, понимает, что мы живем в нелегитимном, тупом режиме уже 26 лет. За это время не было ни одного года, чтобы мой брат не сидел 365 дней подряд – он все время сидит (брат Анны – Павел Северинец – один из основателей и бывший лидер молодёжной организации партии БНФ – "Молодой Фронт". Один из лидеров партии "Белорусская христианская демократия", политический заключённый. В 2006-м, 2011-м и 2020 годах международная организация Amnesty International признала Павла Северинца узником совести. – Прим. РС). Но у людей-то открылись глаза, большинство поняло, что надо учить свою историю и думать о том, какой ты, а не сравнивать себя с другими народами. Все вдруг поняли, что они – белорусы. Все вдруг получили возможность этим гордиться. Мир понял, что Беларусь – это не просто политический субъект, это страна, к которой стоит относиться с уважением. Все это уже произошло. Сформировалась политическая нация – белорусы. Остальное – это техника. Не важно, когда оно упадет, завтра или послезавтра. Это совершенно глобальное событие. А режим – это уходящая натура.
– Многие сегодня не хотят отдавать детей в школы, где учителя фальсифицировали выборы, у меня в телеграм-канале группа из 4 тысяч человек – родители, которые в связи с этим переводят детей на онлайн-обучение или ищут другие альтернативы, там же обсуждают это с юристами. Как вам такая инициатива?
– Это комплексный вопрос. В первую очередь всем надо понимать и четко знать, что любой родитель имеет полное право решать, как будет учиться его ребенок. Если родителю нравится индивидуальное обучение, никто не имеет права ему запретить. Но как педагог я все-таки не торопилась бы с переводом на индивидуальное обучение, а старалась бы искать школы и учительские коллективы, которым родители доверяют. Если даже в вашей параллели работают адекватные учителя, я бы не спешила обрывать все связи. Дети должны учиться, им нужно очное обучение, класс, одноклассники. Онлайн-обучение – это вариант подхвата, временный. Многие дети выбирают онлайн. Я не считаю себя беспомощным учителем. Мне много чего по плечу, я много чего умею, но я вообще неэффективна в онлайне. Потому что это не то, там нет энергетического обмена. Знания перетекают не словами и не буквами, это энергия из моей головы в вашу, она не проходит через компьютер. И потом надо понимать, что учителя, от которых родители сейчас бегут, всегда там работали. И в мае, и в марте, и в прошлом феврале, и полтора года назад. И дети у них учились. Это очень непростой вопрос, но своего младшего сына я перевела в школу, в которой вывесили честные протоколы, забрав его из школы, которая считается более престижной.
– Это приобретает характер принципиального протеста.
– В конце концов школа должна понять, что главный в школе не директор и не завуч, а люди, которые обслуживают учебный процесс, и это не повод ходить с начесом и сквозь губу разговаривать с родителями. Главный в школе – это ученик и учитель. И родитель как законный представитель ребенка, а администрация – это обслуга.
– Не обвиняют же врачей или инженеров в фальсификации выборов, а именно учителей. Так идет ли речь о том, что сам институт учительства теперь дискредитирован?
Многие учителя не читают, не развиваются, не двигаются вперед
– Разумеется, он дискредитирован в глазах общества. И не только фальсификациями, но и низкой компетентностью большого количества учителей, которые работают в классах. Многие учителя не читают, не развиваются, не двигаются вперед. Эта профессия с большой буквы, крайне важная для общества, но уже давно она превращена (и сознательно!) в очень убогий профессиональный цех, подчиненный исключительно идеологическим задачам. У теперешнего министерства образования не стоит задача, чтобы учителя учили детей качественно, а только лишь присматривали за ними, вдалбливали им в голову то, что положено. Ни одна проверка в школах никогда не ходит на уроки – никогда. Им все равно, как ведутся уроки и что там происходит. А ведь хороших учителей у нас много! – говорит Анна Северинец.
Сергей Ольшевский, учитель математики, который руководит проектом "Народный учебник", считает, что родители не должны мириться с фальсификациями и правильно поступают, когда принимают решение об альтернативном государственному обучении:
– Это же круто, когда родители берут такие решения на себя. Я, например, тоже не хочу, чтобы моему ребенку кто-то рассказывал, что бело-красно-белый флаг – это фашистская символика. Когда мы идем в ресторан, мы сами делаем заказ, и мы будем решать, что нам есть. Это хорошая инициатива, которая позволит вывести наше образование на более качественный уровень.
– Порядка тридцати процентов педагогов было вовлечено в фальсификации…
– Пусть те, кто в этом участвовал, ответят. Меня, к примеру, никто не обвиняет, потому что я фальсификациями не занимался. Я знаю школы (где были избирательные участки), на которых официально победила Тихановская. А разве вы не знали, что так будет? Это до выборов уже было понятно, что к учителям на президентских выборах будет плохое отношение. Потому что режим везде использует учителей.
Любая форма протеста имеет право на существование. Думаете, им приятно, что учебники не берут?
Когда у нас была перепись населения, мы пытались сделать так, чтобы учителя не занимались ей. Их фактически изымали из учебного процесса, и дети оставались, например, без учителя информатики. Чуть что – привлекают всегда учителей. Лукашенко везде повторяет, что учителя – это люди, на которых можно положиться. И он на них полагается.
– Есть ли у учителей какие-либо инструменты противодействия тому, что происходит? Кроме того, что они могут выйти на улицу или написать открытое письмо?
– У них есть профсоюз работников образования и науки, основная задача которого – совершенствование нормативно-правовой базы с целью защиты интересов учителей. Пусть учителя заставят работать свои же деньги.
– Многие боятся – их насильно свозят на форумы. Родители боятся – прокуратура пригрозила постановкой на учет в социальной службе детей, чьи родители ходят на митинги. Ученики боятся – старшеклассников пугают последствиями за участие в уличных протестах и размещение информации об этом в соцсетях.
– Не позволяйте себя запугивать. Нужно смотреть на основания для признания детей такими, которые находятся в опасном социальном положении. Ребенок должен ходить в школу и иметь возможность подтвердить качество своего образования – традиционного теста хватит (на ноль написать – это нереально, а все остальные отметки считаются положительными).
Со школьниками больше нельзя делать все что угодно. Выросло поколение, которое видело мир и понимает, чего хочет
Со школьниками больше нельзя делать все что угодно – заставлять копать картошку, дежурить на пешеходных переходах (это было в Пружанах и Жабинке), заполнять детьми трибуны во время хоккея, футбола, биатлона, выкупать билеты в кино на фильмы, которые никто не смотрит. Выросло поколение, которое мыслит по-другому, которое видело мир и понимает, чего хочет.
– Хорошо, учителей вы посылаете в профсоюз, а родителям что делать? Как они могут протестовать и знать, что будут услышаны? Вот сейчас родители массово отказываются в школах от питания, от учебников – чтобы принципиально не платить.
– Любая форма протеста имеет право на существование. Думаете, им приятно, что учебники не берут? Если так по-быстрому посчитать, за один учебник – 10 долларов, они платят половину, значит, пять. Пять долларов на миллион учащихся в школах – это пять миллионов долларов. Система образования не получает пять миллионов долларов. Главное – формализовать эти вещи документально. Просто сейчас общество делает то, что в последние пять лет делаем мы.
– Расскажите о своем проекте "Народный учебник".
– Изначально мы хотели делиться лучшим педагогическим опытом, а потом начали описывать проблемы образования и способы их решения. В итоге нас называют просто независимым профсоюзом учителей, очень часто обращаются к нам за помощью. Мы опубликовали открытое письмо бывших витебских учителей, где они заявили, что не хотят работать в этой системе и увольняются. Им угрожают уголовным делом за клевету, но эти вопросы надо поднимать. Если этого не делать, значит, проблем нет. А они есть.
– В нашей школе планируются факультативы, где детей будут учить "противодействию цветным революциям". Туда ходить не принуждают, но все же...
– Пишите сразу жалобу. Это может сработать. Пишите в районо, идите в суд. Об этих историях можно и нужно говорить, – считает Сергей Ольшевский.
