Ни один человек не появляется на экране, мы видим лишь животных, жизнями которых люди распоряжаются, – одноногого цыпленка, быков, коров, а главными героями становятся свиноматка по имени Гунда (точнее Гюнда, так произносят ее имя в Норвегии, где она живет) и ее поросята.

"Режиссер из России Виктор Косаковский предлагает нам не просто кино, а потрясающий жизненный опыт". "Простая, но абсолютно поразительная документальная картина". "Не обычный фильм, а завораживающее поэтическое произведение". Так американские и европейские кинокритики оценивают документальный фильм Виктора Косаковского "Гунда", премьера которого прошла на 70-м Берлинском кинофестивале.

Одним из продюсеров фильма стал Хоакин Феникс, посвятивший свою речь на вручении премии "Оскар" за роль в фильме "Джокер" правам животных. Как и Виктор Косаковский, он придерживается веганской диеты. Но "Гунда" – не просто активистское кино, убеждающее, что истреблять животных и пожирать их трупы отвратительно. Как и предыдущая работа Косаковского "Акварела", это новаторский и безупречно сделанный фильм, каждый кадр похож на гравюру Дюрера.

После берлинской премьеры фильма Виктор Косаковский ответил на вопросы Радио Свобода.

– Жива ли Гунда?

– Я знаю, что искусство не может спасти мир, к сожалению, но одну свинью мы спасли. Она стала знаменитой, и хозяйка мне сказала: "Теперь-то я не смогу ее убить, пускай доживает свой век, как ей положено". Поросята живут в среднем 4–6 месяцев, свиноматки – два-три года. А теперь Гунда проживет 25–30 лет. Мой фильм спас одну свинью.

– Как вы с ней познакомились?

– Это было очень просто. Мы запланировали примерно полгода на поиск животных, а я нашел в первый же день, в первую минуту. Я приехал в Норвегию, зашел в первую ферму, открыл дверь и увидел Гунду. Я сказал продюсеру: "Мы нашли нашу Мэрил Стрип – вот она". Продюсер была в шоке: "Наверное, ты шутишь, наверное, это просто кандидат". Я сказал: "Нет, мы нашли. Всё". Я понимал, что могу на нее смотреть бесконечно, она действительно была как Мэрил Стрип. Надо сказать, что я 20 лет не мог найти деньги на этот фильм. В 1997 году я показывал свой фильм "Среда" на Берлинале. Когда мне вручили приз ФИПРЕССИ, мне сделали маленькую пресс-конференцию и спросили: "Какой у вас следующий фильм, о чем вы мечтаете?" Я сказал: "Я хочу снять фильм про свинью, корову и курицу". И вот с тех пор я не мог найти того, кто согласился бы это продюсировать, – ни в России, ни в другой стране, пока не нашел норвежку, которая рискнула. Мне повезло: наконец-то я сделал фильм, который хотел сделать всю жизнь.

– Вы говорите о Мэрил Стрип, а мне показалась, что Гунда в конце превращается в Анну Маньяни в фильме "Мама Рома".

– Ой, какой вы молодец! Это действительно так. Там есть, конечно же, в конце фильма поворот, где она – Анна Маньяни, отсылка к фильму "Мама Рома". Спасибо, что вы заметили. Конечно, в каждом фильме есть первый ряд, второй ряд, тринадцатый ряд, есть какие-то вещи, которые не все видят.

– Вы снимали не только в Норвегии, но и в Англии. Коровы ведь живут в другом месте?

– Да, мы снимали коров в двух местах. Эпизод, когда они встают валетом и хвостами помогают друг другу отмахиваться от мух, мы сняли в Испании на границе с Францией. Основной эпизод с коровами мы сняли в Англии, а куриц снимали в Уэльсе. В Англии и в Испании сердобольные люди выкупают у фермеров, которые привозят животных на бойню, коров, куриц, свиней и дают им второй шанс. Просто частные люди, живущие в загородном доме, выкупают корову и говорят: "Вот трава вокруг, живи, сколько хочешь". Поэтому эти животные такие приветливые, они не боялись камеры. Огромный двухметровый бык позволял подойти к нему вплотную. Курицы никогда не были на улице, они родились и стояли 20 штук в одной клетке всю жизнь. Мы нашли людей, которые покупали эти клетки и выпускали куриц. Оказалось, что, когда дверь была открыта, курицы не выходили целый час, они не знали, что можно выйти, они всю жизнь жили в клетке, стиснутые, ни разу в жизни не раскрыв крылья, ни разу в жизни не увидев небо. Когда они вышли, они даже боялись вступить на траву, как будто это вода кипящая, они как ошпаренные отнимали свои лапы от травы. А эти коровы никогда не были на улице, они даже не знали, что траву надо есть. Они вышли и просто нюхали траву. Бык подошел к дереву, он просто нюхал листья. Какая это красота опьяняющая, когда эти коровы стали танцевать, прыгать! Эти курицы, которые ошеломлены свободой, смотрят, не понимают, где они, реагируют на каждый звук. Она расправила крылья первый раз в жизни, потом смотрит на себя: как это?

Я знаю, что кинематограф не изменит мир, но я сделал кино, чтобы сказать животным: простите меня, что я ничего не могу сделать. Хотя бы одну свинью мы спасли от пожирания. В моем фильме, например, есть корова, которой 22 года. Вы видали корову, которой 22 года? Корову убивают, как только она перестает давать достаточное количество молока. А у меня она живет, ты смотришь на ее лицо, ты видишь судьбу в ее глазах. Она бабушка такая, даже прабабушка. Мы позволяем себе не думать о том, что мы убийцы, мы позволяем себе забывать об этом.

Виктор Косаковский

Режиссер Виктор Косаковский родился в 1961 году в Ленинграде. Живет в Берлине. Среди его документальных фильмов — «Лосев» (1989), «Среда 19.07.61» (1997), «Тише!» (2002), «Да здравствуют антиподы!» (2011). Лауреат премий «Триумф» (1997) и «Ника» (1998), многочисленных наград международных кинофестивалей. Его фильм «Акварела» в 2020 году вошел в шорт-лист премии Оскар в числе 15 неигровых картин.

«Я, как документалист, наверное, несу ответственность, что не снимаю что-то про Россию, но мне кажется, что есть больше проблемы на земле. Потому что сам факт, что есть Путин, сам факт, что есть война, говорит о том, что что-то с нами не в порядке. С нами как биологическими существами. Если русские воюют с Украиной, что-то с нами, не с русскими и с украинцами, а что-то с человеком не то. Поэтому это я и хочу понять, что это за существо – человек, в чем его место на земле».

Из интервью Радио Свобода (2018)

– В каталоге фестиваля было написано, что ни один зритель вашего фильма больше никогда не будет есть мяса.

– Даже умнейшие люди, даже самые выдающиеся художники, которые смотрели картину, потом обнимали меня и при этом заказывали гамбургеры, ссылаясь на то, что все-таки в природе всё построено на борьбе за выживание. Мы живем несколько столетий в эпохе гуманизма. Многое помогло нам избавиться от рабства, от расизма, от людоедства. Сейчас мы начинаем признавать права людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией.

– Не так уж давно суфражисток сажали в тюрьму за то, что они требовали, чтобы женщинам дали право голосовать...

– 150 лет назад в моей стране было рабство. 70 лет назад здесь, в Германии, и в моей стране убивали миллионы людей. Мы невероятно агрессивны, надо это признать. И наше сознание отстает от нашего интеллекта. Мы способны изобрести машины, компьютеры, кинематограф, ракеты, "Новичок", атомные бомбы, и мы не способны понять, что убивать – это неправильно. Убивать не только людей, убивать в принципе – это что-то неправильное. А мы научились блокировать это. Каждый из нас знает, что мы на обед, на завтрак и на ужин употребляем мясо убитых, но мы позволяем себе об этом не думать, просто блокируем. Мы знаем, что убийство существует, но мы договорились, что его не существует. В принципе это плохо, но в данном случае, поскольку обед, то можно. То есть мы позволяем себе раздвоение интеллекта и сознания. Поэтому я хотел назвать этот фильм "Мое извинение". Я приношу извинения животным, что я не могу изменить мир, я не могу даже моих ближайших друзей убедить, что это абсурд. Даже самые выдающиеся деятели культуры мне говорят: это законы природы. Даже они живут в шорах. Они же не знают законы природы – это им сказали, что хищник агрессивен. Они не знают, что животные способны на самопожертвование, на любовь, на взаимную выручку. Они не знают этого, а я знаю, я видел это.

Люди живут в мифах и оправдывают свое уродство или свое неразумение, черствосердность свою оправдывают тем, что существуют якобы какие-то законы природы, которые позволяют сильнейшему убивать слабого. Этого нет – это миф. В природе много прекрасного, того, что нам и не снилось. Каждое животное способно на благородство. Пора бы и нам об этом вспомнить. Все знают, что собака и кошка – умные животные, все знают, что собака любит тебя, все знают, что она разделяет с тобой твои эмоции, она готова тебе помочь, когда тебе плохо. То же самое корова, курица и свинья. Они тоже чувствуют, они тоже умные, у них тоже есть сострадание. Они готовы собой пожертвовать. А тут парламент Великобритании под давлением фермеров принимает закон, что якобы можно убивать животных, они не чувствуют боли. Это не только наше правительство дебилов, нет, это везде слепые.

Хоакин Феникс о «Гунде»

«Гунда» – это завораживающий взгляд на чувства животных, обычно – и, возможно, нарочно – скрытые от нашего взгляда. Гордость и почтение, веселье и блаженство, которые испытывает свинья, глядя на своих поросят; ее паника, отчаяние и полное поражение перед лицом жестокого обмана являются подтверждением того, что животные и люди одинаково реагируют на события в нашей жизни. Это фильм глубокой важности и художественности.

–​ Вы говорили на встрече с молодыми кинематографистами о том, что возмущены решением Путина, подписавшего закон о вольерной охоте.

–​ Да, он разрешил самое мерзкое, что человек может делать. Я бы рекомендовал нашим женщинам, живущим с людьми, которые поедут на вольерную охоту, просто отказать им в сексе. Приедут они с вольерной охоты, покажут фотографии, как они убили медведя, а жена скажет ему: "Извини, дорогой, иди к медведям". Это самое позорное, что можно сделать, – загнать животных в вольер и карабином с оптическим прицелом в упор расстрелять. Леонардо да Винчи 500 лет назад писал, что убить человека и убить животное – это одно и то же. Толстой сто лет назад призывал нас опомниться, а мы подписываем закон о вольерной охоте. Куда мы идем, друзья, куда тянут страну? Тянут в какое-то дремучее, мерзкое прошлое, жлобское прошлое с карабином.

– В вашем фильме нет ни единого человеческого слова, но хрюканье Гунды и ее поросят кажутся речью, даже музыкой.

– Мы записывали быстрее в несколько раз, чем обычно, потом смотрели диаграмму. Разложили эти звуки и нашли у коровы примерно 270, а у свиньи около 300 разных слов. Они произносят 300 слов! Это только то, что нам удалось с нашей техникой сделать. Это не одно "му", наше ухо не может воспринимать по-другому, а это разные "му". Дети ее реагируют по-другому на ее голос. Мы слепые и глухие. Мы просто не хотим знать, что они страдают. Подумайте сами, мы живем на планете вместе, сейчас на земле 20 миллиардов куриц, 50 миллиардов животных мы убиваем в год.

– Потом еще половина выбрасывается, потому что их не съели.

– Один миллиард свиней сейчас, и мы их убьем. Они могут жить 20 лет. Полтора миллиарда коров, треть из них мы убьем в этом году. Мы это всё убьем, заморозим, перевезем на кораблях из Аргентины, из Бразилии. Каждый в среднем съедает 100 килограмм мяса, в Европе чуть меньше, в Америке чуть больше. Смотрите, что происходит: нас 7 миллиардов, каждый съедает по 100 килограмм мяса. Вы подумайте, о каких цифрах я говорю. Это машина убийства. Надо еще иметь бойни, иметь разделочные, куда-то деть отходы, заморозить, перевезти, распилить, разрубить, заморозить, запаковать, продать.

– Промышленное животноводство – это такая же система, как ГУЛАГ.

– И это огромное загрязнение планеты. Почему мы думаем, что они сделаны иначе, чем мы, что мы такие привилегированные? Для спасения нашего сердца мы используем органы свиньи. И при этом мы думаем, что мы переживаем больше, чем они.

– В вашем фильме нет ни одного человека, только в финале он появляется в виде зверской железной машины. Почему вы исключили вообще всех людей из картины?

– Много фильмов сделано на эту тему, много раз пытались снимать бойню, кровь. И это не работает. Есть хороший фильм "Хлеб наш насущный". Есть несколько в художественном смысле серьезных фильмов, но они ничего не изменили в жизни людей. Я подумал, что нужно пойти совсем с другой стороны. Я попытался сделать так, чтобы люди увидели животных как они есть, а не как мы их воспринимаем. Я снимал их с такой дистанции, чтобы дать им полную свободу. И это не я приближаюсь к Гунде, а она подошла ко мне. Это очень важный момент. Когда у нее отняли детей, она подошла ко мне и посмотрела в упор в мои глаза, потому что ей было больше не с кем разговаривать. Она осталась одна, мучилась 15 минут и в конце она пришла ко мне. По существу она мне сказала: "Что вы делаете со мной?" А потом отвернулась, взглянула издалека: "О чем с тобой говорить?" И ушла. Вот какие мы пустые люди, даже свинья нам это сказала.

– Как вы пришли к веганству?

– Это было просто. Я случайно оказался в возрасте четырех лет в деревушке, там была свинья, была холодная зима. Свинью не трогали, а двухнедельного поросенка взяли в дом, ему сделали такую загородочку. Когда все уходили на работу, я с ним носился по дому, а потом мы вместе наводили порядок: я за один конец брал половик, а он за другой зубами, и мы укладывали. Он был самым дорогим для меня существом, он меня любил, и я его любил. Он меня понимал и не только бегал за мной, но он шутил, и я шутил с ним. Я переживал с ним, и он переживал. Когда его зарезали, для меня это был конец света, я не мог понять, как мои родственники убили моего лучшего друга.

Моя мать потом говорила: "Откуда в тебе это все? Что за дурь у тебя в голове? Это так устроен мир, что один пожирает другого". Я говорю: "Мама, ты же сама меня этому научила". Одно из моих первых впечатлений о детстве: мы шли по улице, было прекрасное лето, я оторвал листик от куста. Посмотрел на свет, на солнце заходящее. И сказал маме: "Смотри, какой красивый листик". Она сказала: "Оторви одну волосинку от себя. Больно тебе?" – "Больно". – "Вот и кусту было больно, когда ты оторвал этот листик". Мама мне сделала прививку такую. Помните, что сказал Достоевский: "Я не могу понять, как можно проходить мимо дерева, видеть его и не быть счастливым, не чувствовать счастья". Как можно не быть счастливым, видя этот невероятно красивый мир? Как можно создавать бомбы и пугать кого-то, вместо того чтобы благодарить свою судьбу, что ты родился? Как можно вырубать деревья, вместо того чтобы сажать? Как можно убивать животных вместо того, чтобы дать им свободу, не трогать их? Просто забыть, не трогать, не убивать. Они же не отнимают у нас детей наших, они же не сажают нас в клетки. Посмотрите, моя свинья большую часть времени роется в земле. А на самом деле 99% свиней рождаются в маленькой клетке, стоят на бетонном полу и никогда в короткой жизни не могут ковырять землю.

Что мы делаем? Мы только кричим: вот, люди, права человека. Хорошо, права человека мы уже поняли, дальше идем. Нет рабства, дальше идем. Не убиваем миллионы, дальше идем. Признаём геев, дальше давайте. Следующий этап – признать, что животные имеют такие же права, как мы, жить в этом мире. Следующий этап – признать, что мы можем не убивать.

– И прекрасно можем обходиться без мяса.

– Посмотрите на лошадь, она сильнее вас.

– Посмотрите на слона!

– Слон сильнее вас в сотни раз, и он вегетарианец. Друзья мои, что за идиотские идеи вы рассказываете, что мне для того, чтобы работать в забое, нужно съесть свинью? Не надо вам есть свинью. Я только могу повторить, что сказал Толстой: убить человека и животного – это одинаковый акт убийства. Мы живем как существа, позволяющие себе убивать, – вот это самое главное. И мы не сдвинемся с места, пока этого не поймем.